Правда, на Готланде найдено более 400 монет из Византии (в материковой Скандинавии — всего 30, а по всей Скандинавии — около 500). Но из них 98 солидов и шесть фрагментов обнаружены в Оксарве. Остальные по одной-две монеты разбросаны по 82 кладам[139]. При этом к IX веку относится менее десятка. Но даже и они, за исключением трёх золотых солидов из Хона, обнаружены в кладах, датируемых X—XI веками.

К тому же это Готланд — явный центр всей балтийской торговли. Там вообще больше половины всех скандинавских кладов. Но заметим: не ясно, насколько они в действительности скандинавские. Потому что на острове обнаружено множество следов пребывания (и даже постоянного проживания) поморских славян, фризов и так далее. Так что откуда и кем были привезены сюда монеты, не ясно. В Польском Поморье, кстати, было обнаружено 30 тысяч арабских монет.

На Руси же в культурных слоях Ладоги X—XI веков найдена всего одна византийская монета 976—1025 годов. В Новгородском кладе второй половины XI века (Собачья Горка) среди почти 350 монет лишь две — византийские. Одна — 969—998 года, вторая опять же 976 — 1025. Остальные — из Западной Европы 925—1075 годов. Плюс 267 серебряных арабских дирхемов 868—998 годов выпуска.

Значительно больше, кстати, византийских монет было найдено в бывшей Петербургской губернии. В кладе из мызы Боровская под Ораниенбаумом в 1846 году был найден клад, в котором их было целых 11. Опять-таки вместе с ними нашлись арабские и англосакские.

Есть ещё три византийские монеты близь Рязани. Их дата — 969—976. Опять-таки с ними были зарыты 933 дирхема 908—996 годов и 14 немецких 962—1002 годов.

В Белоруссии, по утверждению Алексеева[140], византийских монет найдено всего восемь. Причём, три — в Брестской области, то есть на пути Висла — Буг — Припять — Днепр. А ещё одна — под Минском (Днепр — Березина — Свислочь — Вилия — Неман). То есть, основная часть — не на «пути из варяг в греки» по Днепру даже на Западную Двину, не говоря уж о Ловати. И вообще: «Находки византийских монет IX—X веков в Киеве… крайне редки (их всего штук 40 против сотен восточных дирхемов). Малое число монет Византии свидетельствует о незначительных связях с Византией»[141]. К тому же, если судить по датам самых поздних монет в упомянутых кладах, захоронены они были не раньше второй четверти XI века. То есть опять-таки после того, как перестал действовать путь из варяг в греки. Скорее всего, все византийские монеты попали на Русь не раньше начала XI века.

При этом, как указывает Сергей Цветков, только в Прикамье (на Балтийско-Волжском пути) археологи обнаружили около 300 византийских монет. Вот арабских дирхемов на Руси — огромное множество. В Новгороде в слоях X века их около тысячи, в Гнёздове — более тысячи, в Тимиреве — более четырёх тысяч. А всего в землях Руси найдено около 40 тысяч мусульманских дирхемов.

Так что с нумизматикой, как средством доказательства существования пути из Скандинавии в Византию, думаю, всё понятно. В Халифат — это пожалуйста, и при этом по Волге. А на Чёрное море — увольте.

А ведь надо ещё помнить и о том, что дата последней монеты не всегда говорит о том, когда она попала в землю. Это очень хорошо показал, к примеру, В. М. Потин в своей статье «Нумизматическая хронология и вопросы истории Руси и Западной Европы в эпоху раннего Средневековья»[142]. Он исследовал западноевропейские монеты из Новгорода, обнаруженные между слоями деревянной мостовой, которые можно датировать с помощью дендрохронологии. И оказалось, что если в X веке между временем чеканки монеты и датой её попадания в землю проходило 10—20 лет, то в конце XI уже около ста (!). Для арабских монет — около 70 лет. Просто, как заключил историк, если идёт активное обращение товаров, то монета имеет возможность быть утеряна или зарыта быстро. А если товарооборот тормозится, то старые монеты долго остаются в обращении. Плюс ещё и зарытые достают. И тогда в курган X века вполне может попасть дирхем VIII века (такой пример, ссылаясь на С. И. Кочкуркину, Потин тоже приводит). К тому же он может «откочевать» далеко от первоначального торгового пути. Так что с нумизматикой, как маркирующим признаком, нужно быть осторожным.

Понимая, что клады упорно не желают работать на их концепции, сторонники хождения скандинавов по пути из варяг в греки предпочитают больше говорить о могилах, расположенных на этом пути и имеющих скандинавские черты или содержащих скандинавские вещи. Таковые обнаруживаются в Ладоге, Городище под Новгородом, в ряде мест Приладожья, в Гнёздове, Тимиреве, у Сарского городища и так далее.

На самом деле проще всего было бы эти могилы не рассматривать, поскольку захоронения отдельных скандинавов на Волхове, Днепре и Волге ничего не говорят о том, какими путями люди эти сюда попали. Опять приходится обратить внимание читателя: я не утверждаю, что людей с Севера не было в этих краях. Я говорю: нет никаких доказательств, что они в более или менее массовом порядке ходили из Новгорода (Ладоги) в Киев по рекам.

Но всё же рассмотрим столь любимые норманистами захоронения поближе. И начнём с Ладоги.

Для начала: самые старые следы относятся всё-таки не к Ладоге, а к Любше. Древнейшее на Руси фортификационное сооружение с использованием каменной «панцирной кладки» из плитняка, свойственной западным славянам, а точнее, жителям Южной Прибалтики, датируется первой половиной VIII века (а земляной вал с тыном и того раньше). При этом «горизонт „периода существования каменно-земляной крепости“ характеризуется широким использованием плитняка (в том числе для печных конструкций), лепной керамикой „ладожского облика“ (типичной для нижних слоёв Староладожского Земляного городища) и большим количеством индивидуальных находок (свыше 1000 предметов). Среди них — литейные формы и украшения из цветных металлов, тигли, льячки, серебряные, бронзовые и свинцово-оловянистые слитки, полуфабрикаты и отходы, шлаки; десятки железных изделий, крицы и шлаки характеризуют развитое кузнечное ремесло (в частности, овладение техникой „трёхслойного пакета“, представленной в самом раннем горизонте Ладоги). Височные кольца, в том числе спиралеконечные, характерные для раннеславянской культуры во всей „северославянской этнокультурной зоне“, лунничное кольцо типа известных в Подунавье, пластинчатые височные кольца, типичные для Верхнего Поднепровья, убедительно обосновывают, безусловно, славянскую принадлежность укреплённого поселения»[143]. Правда, дальше Глеб Сергеевич тут же пытается привязать к Любше своих любимых варягов, утверждая, что находки ладейных заклёпок свидетельствуют о связи любшан со Скандинавией. Как будто, кроме скандинавов, никто суда делать не умел, или доски на них как-то по-другому, не заклёпками, связывал. Ну это на его совести.

А вот ещё одно замечание знаменитого археолога крайне любопытно. Он пишет о находке в Любше «наборных поясов», известных в Прикамье с VI века. Оттуда они распространились вплоть до Северного Кавказа и Средней Швеции. «Распространение их — проявление активности восточнофинских купцов — permi, бродячих торговцев-коробейников», — признаёт Лебедев[144].

Здесь важно отметить несколько моментов. Первое — мы опять видим маршрут с Волги на Приильменье и дальше в Скандинавию. Второе — идут по нему не скандинавы, а финны. И наконец: товары одной культуры уже в VI веке могут достаточно широко распространяться по Северу, не указывая при этом на переселение их создателей.