В тот же день вечером мы с Евтихием Константиновичем отправились в город, и я отправился в корпус. 30-го в корпусе нам устроили баню и медицинский осмотр и отпустили в отпуск до 10 часов вечера 31 мая, так что я имел возможность еще раз съездить в Красное Село, где на другой день была очень интересная стрельба по подвижным мишеням.

1-го июня мы наконец со всем подобающим сему случаю церемониалом направились в плавание. Директор с нами еще не прощался окончательно, но сказал нам очень удачную речь и при том сказал с искренним чувством, чего обыкновенно не случается, “Пожарский” остался тем же, за исключением некоторых мелких подробностей, но зато состав офицеров почти целиком переменился. Новый адмирал, как кажется, человек очень милый. Вчера он водил нас за свой собственный счет смотреть кинематограф Люмьера. Ужасно остроумная штука: иллюзия получается полная, жаль только что не в красках.

Вчера и третьего дня было ужасно тоскливо, чему, вероятно, способствовало полнейшее отсутствие дела, и я ужасно досадовал, что пошел в плавание. Также меня одолела тоска по родине, но сегодня уже пришлось стоять первую вахту. Досталась мне самая собачья должность при вахтенном начальнике и адмирале. Вахтенный начальник до того меня загонял разными поручениями и докладами, что куда и тоска девалась.

Днем мы с товарищами ходили на американский крейсер “Mineapolis”, где вследствие незнания английского языка были в очень комичном положении. Вообще, эти дни идет такая сутолока, что я пишу это письмо уже третий день.

На броненосце “Князь Суворов

“Стоянка в Кронштадте, несмотря на довольно частые прогулки по порту, нам порядочно надоела …"

VI. Котка. Учебное судно “Князь Пожарский”. 11 июня 1896 г.

Сегодня мы в два часа снимаемся с якоря и идем лавировать под парусами, конечная же цель пока не известна, вероятно, это будет Гельсингфорс. Последняя почта отправляется в 10, авралов предстоит масса, а потому спешу вам написать.

Стоянка в Кронштадте, несмотря на довольно частые прогулки по порту, нам порядочно надоела, и мы всё очень обрадовались, когда наконец 4 июня часов в 8 вечера мы окончательно ушли из Кронштадта. Первая вахта досталась как раз нашему отделению. Мне пришлось стоять сигнальщиком, но я решил, что гораздо будет интереснее заняться машинным телеграфом. Мы брали на буксир “Моряка”; ход машины постоянно меняли и останавливали, и вообще потрезвонить в телеграф мне пришлось всласть. Почти одновременно снялись “Воин” и “Верный”. Первый немного раньше, второй позже. “Верный” – это то самое учебное судно, которое строилось для нашего корпуса и про спуск которого в ноябре прошлого года я вам писал своевременно. Он, несомненно, лучший по современности и качествам из всего нашего отряда, да и притом, благодаря своим барбетам и трубе, имеет очень красивый боевой вид, напоминающий отчасти наши прежние корветы.

В Роченсальм (Котку) мы прибыли на другой день часов в 11 утра и, конечно, по обыкновению при входе два раза довольно сильно стукнулись о камень, впрочем, без вредных последствий. Эта история повторяется с нами хронически каждый год. Вчера даже посылали четвертое отделение нашей роты со штурманом делать промеры, но они ничего путного не нашли.

На берегу здесь пришлось побывать мельком два раза. Один раз мы вшестером поехали с офицерами па шестерке под парусами к царскому домику. Время провели очень весело и съели целый чан простокваши. Другой раз я с товарищем Ждановым был назначен на паровой катер “Птичку” ехать с флагманским кадетом на почту. Покамест мы втроем разгуливали по Котке, пришел дежурный паровой катер “Рыбка” и раньше срока отослал “Птичку” на “Пожарский”. Старшина “Птички” был так глуп что даже не сказавши офицеру и не давши свистка, удрал на “Пожарский”.

Можете вообразить наше удивление, когда мы увидели что “Птичка” превратилась в “Рыбку”, – удивление не из приятных, так как по правилам мы катера покидать не могли, разумеется, за исключением флагманского кадета, обязанность которого ходить за почтой. Впрочем, на наше счастье старший офицер был в духе, и потому дело ограничилось только легким нагоняем со стороны нашего корпусного офицера. Мы же, со своей стороны, основательно распекли старшину катера.

На днях мнё пришлось стоять первую “собаку”, т.е. вахту от 12 часов ночи до 4-х часов утра. Спать хотелось страшно, да и было порядочно прохладно, вдобавок стояло вахту только нас двое: я, да еще волонтер-лицеист, плавающий с нами. Мы целую вахту шлялись по мостику и ругались, впрочем, к концу вахты у меня соскочил весь сон, и я подменил товарища, стоявшего следующую вахту при отходящей шлюпке, и таким образом еще раз попал на берег.

Нельзя сказать, чтобы в этом году нас особенно морили авралами: в прошлом году мы работали гораздо больше. Живется вообще довольно весело, и если бы побольше работы да почаще на берег, то было бы совсем хорошо. Пока я писал это письмо, у нас успели сделать два аврала: подняли брам-рей, отдали паруса для просушки и начали готовиться к походу. Сейчас, того и гляди, опять вызовут на верх.

На броненосце “Князь Суворов

“Вчера вечером мы расстались с нашей баржей и перебрались на “Воин”, на котором послезавтра уходим в Либаву с заходом для нагрузки угля в Ревель."

VII. Роченсальм. Описная баржа № 10. 2 июня 1897г.

Мы продолжаем блаженствовать на нашей барже, время летит страшно быстро, пожалуй, не успеем оглянуться, как наступит роковое 23 июня, день нашего переселения на “Воин”.

В понедельник 15-го мы уходим в Ловизу на соединение с отдельной съемкой Балтийского моря, которой командует Юрий Константинович Иваницкий, тот самый, у которого я готовился в корпус. Наши работы просто кипят: мы уже покончили с триангуляцией и уже начали работать мензулой, снимая попутно отдельные острова компасом. Параллельно ведутся и астрономические работы, на которые мне почему-то особенно часто приходится попадать: мною уже представлено 9 задач, всего же предстоит подать около 40 штук за все это время.

Жаль, что погода нам не благоприятствует: почти все время облачно, солнце никак не поймаешь, довольно часто идет дождь и порядком холодно.

На работы с нами постоянно ездит баржевой пес, на вид ничего особенного не представляющий, он слегка смахивает на заньковского Волчка, только малость потоньше, но по своим внутренним качествам собака замечательная. Зовут его “Мальчик”. На барже он уже десять лет, но на съемку ездит всего второй год, и так полюбил это занятие, что не брать его с собой просто невозможно. Впрочем, нужно ему отдать полную справедливость, ведет он себя безукоризненно, никому не мешает и своим серьезным отношением к делу ужасно нас забавляет. Плавает этот пес удивительно: на днях он путешествовал с буфетчиками в город, там ему надоело, и он, долго не думая, переправлялся вплавь на остров Наблюдений, который отстоит от берега Котки сажень на 100.

VIII. Роченсальм. Учебное судно “Воин”. 27 июня 1897г.

Вчера вечером мы расстались с нашей баржей и перебрались на “Воин”, на котором послезавтра уходим в Либаву с заходом для нагрузки угля в Ревель.

Мы очень быстро обжились на новом месте. Если и были какие-то пустяковинные неудобства, то про них все скоро позабыли. С офицерами очень быстро установились самые дружественные отношения, и работа у нас закипела, даром что погода все время стояла отвратительная. В три дня покончили триангуляции и приступили к мензульной съемке. Так как снимать пришлось местность, изрезанную массой небольших, крайне извилистых заливов и усеянную мелкими островами, то работали преимущественно полярным способом. Триангуляционная сеть была раскинута очень удачно: ориентироваться было легко из каждой станции, и на всю работу пошло не больше недели. Кроме того, на отдельные острова посылались партии для компасной и инструментальной съемки.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: