В 1944 г., когда американские войска были еще на берегах Нормандии, группа дальновидных дельцов Уоллстрита наметила своей целью установить полный контроль над германскими картелями Именно этим и объясняется тот факт, что некоторые предприятия, особенно ранее связанные с Соединенными Штатами, не подвергались бомбардировкам, хотя представляли собой заметные мишени и имели важнейшее значение для гитлеровской военной машины. В 1945 г. Френсис Биддл, бывший в то время министром юстиции США, рассказал в своем докладе, как происходили тайные переговоры между

1 Слово «graft» имеет в английском языке два значения, «прививка» (растения) и «взяточничество». (Прим. ред.)

Уолл-стритом и германскими монополистами; позднее это было подтверждено германскими документами, попавшими в руки Советского Союза. Такие люди, как Шредер, Крупп, Дюпон, Даллес, Морган, больше всего пеклись о том, чтобы рурские монополии, выйдя из войны, по возможности, невредимыми, попали бы под их контроль.

На первом этапе войны некоторые англо-американские промышленники и финансисты склонялись к ванситтартизму и к идее превращения Германии в аграрную страну со слаборазвитой промышленностью (что впоследствии было сформулировано в так называемом «плане Моргентау», предусматривавшем политическое расчленение Германии и демонтаж ее тяжелой промышленности). Прикрываясь разговорами об интересах мира, они рассчитывали раз и навсегда отделаться от своих германских конкурентов, но скоро поняли, что это и нецелесообразно и невыполнимо Еще в 1943 г. лондонская газета «Таймс» забраковала эти планы, заявив, что «будущее благополучие Европы требует, чтобы Германия продолжала быть важной политической и экономической силой».

С одной стороны, Федерация британских промышленников хотела бы использовать удобный исторический момент для полного уничтожения своих опасных соперников. С другой стороны, она думала сохранить им жизнь, хотя и не без насильственного изъятия доли их прибылей или принятия мер, предупреждающих возможность полного возрождения германской конкуренции; в то же время она рассчитывала держать американцев на почтительном расстоянии.

Германский арсенал войны

«Тот, кто владеет Руром, владеет всей Европой», — заявил ирландец Вильям Мулвани, деятель XIX в., основатель и первый президент Ассоциации рурских промышленников. Это не было преувеличением. Перед первой мировой войной Западная Европа была всемирной мастерской, контролировавшей более 50 % мировой торговли. Ее сердце билось в Западной Германии. Четыре долгих года США и западные державы тратили по 250 млн. долл. в день, чтобы приручить это рурское чудовище, уничтожить его чрезмерную экономическую мощь и стремление к мировому господству.

Хорошо понимая все это, американские тресты — Новые претенденты на мировое господство — решили установить контроль над Руром, сделав его немецких хозяев своими компаньонами. В октябре 1945 г. рурский магнат и сообщник Гитлера Арнольд Рехтберг обратился к американским оккупационным властям с меморандумом, в котором предлагал восстановить германскую тяжелую промышленность и сколотить западный блок против Советского Союза 1. Гувер, Даллес, Ванденберг и эксперты Уолл-стрита в государственном департаменте подвергли этот проект тщательному изучению. План был перекроен, переписан, переименован и окрещен «планом Маршалла».

Целый ряд препятствий мешал установлению тесных взаимоотношений между банкирами Уолл-стрита и нацистскими промышленниками и не давал им увенчать свои взаимные ухаживания заключением открытого союза. Этими препятствиями были Ялтинское и Потсдамское соглашения, а также бесчисленные заинтересованные свидетели — народы Европы, жертвы рурской «фабрики смерти». В Ялте и Потсдаме были достигнуты соглашения о репарациях, определявшие число предприятий, которые должны были быть переданы странам, разоренным Германией, и ставившие условием отстранение от власти всех тех, кто способствовал приходу нацизма к власти и наживался на этом.

Нужно было найти способ разорвать все эти стесняющие соглашения с Советским Союзом и аннулировать обещания, данные восемнадцати другим государствам, не снимая при этом с Вашингтона маски «защитника мира, справедливости и демократии» Малые страны или просто игнорировались, или получили предписание ожидать своей очереди для включения в систему «плана Маршалла». Франция, видевшая в восстановлении Рура угрозу своей национальной безопасности, на первых порах энергично восстала против проекта Уолл-стрита. Выражаясь языком биржевых маклеров, ее «прижали»; ее лишили рурского угля, стоившего 10 долл. за тонну, а также права торговли с восточноевропейскими странами, и она была вынуждена приобретать американский уголь по 20 долл. за тонну. Попав в зависимость от американского угля и

1 К. Hoffman, New Times, September 3, 1947.

пшеницы, Франция сдала позиции, и ее протесты против восстановления Рура выродились в безобидное хныканье. Обанкротившаяся Англия была запугана угрозой лишения отсрочки по долговым обязательствам и прекращения долларовых займов в случае, если только она также любезно не уступит своей доли в Руре. Наряду с этими открытыми и замаскированными угрозами, всем этим странам было обещано, что с помощью господа бога (и антисоветской истерии) конгресс утвердит законопроект о многомиллиардных ассигнованиях по «плану Маршалла» (на которых многие нагреют руки) и что пай-мальчики не останутся голодными. Но для этого требуется единство и сотрудничество. И как только Вашингтон подал знак — пай-мальчики забили тревогу по поводу «коммунистической опасности», принялись взывать о помощи, подделывать документы, раскрывать «заговоры», изгонять «советских агентов» и т. п.

Дипломаты Уолл-стрита декларировали, будто их политика в отношении Германии и Рура направлена единственно против якобы имеющегося у Советского Союза намерения «советизировать» всю Германию. На самом деле эта политика была направлена против интересов всех европейских народов и против мира. Споры разгорелись вокруг вопроса о будущем Германии, вопроса о том, кому предстоит владеть ее мощной промышленностью и установить над ней свой контроль. Советский Союз требовал национализации предприятий демократическим германским государством и передачи их под временный союзнический контроль. США настаивали на возвращении предприятий их прежним монопольным владельцам под контролем банков долгосрочных вложений Эссен — Дюссельдорф и Нью-Йорк — Кливленд.

Советский Союз энергично возражал против восстановления германского арсенала реакции. Тогда Вашингтон просто-напросто прекратил все дальнейшие переговоры с Советским Союзом по вопросу о Руре и, вопреки всем своим торжественным обязательствам, перешел к односторонним действиям.

Еще на первом этапе изменения англо-американской политики в 1945–1946 гг. Советский Союз открыто предсказывал, что США стремятся вновь превратить Рур в очаг реакции, фашизма и подготовки войны; что амери144

канские монополисты путем контроля над картелями Рура рассчитывают подчинить себе всю Европу, превратить ее в рынок сбыта для излишков своей продукции, а также в источник сырья для своей промышленности; и, наконец, что англо-американский империализм хочет использовать Западную Германию и Рур в качестве обоюдоострого меча, занесенного над европейским, и в особенности французским, рабочим классом и прогрессивным движением, а также в качестве базы подготовки войны против Советского Союза и стран народной демократии

По пути Гитлера!

Если взять наудачу газетные сообщения за несколько дней из англо-американской Бизонии и внимательно прочитать их, невольно возникнет вопрос, знает ли хотя бы небольшая часть американского народа о том, что делается от его имени в этой стране. Пронацистские симпатии и деятельность назначенных Уолл-стритом военных и гражданских администраторов Западной Германии достигли такой степени, что в сравнении с ними довоенные реакционеры — клайвденская клика, Чемберлены и Даладье — выглядят почти антифашистами.