Все слышали, как поют соловьи, но видеть их во время пения редко кому приходилось. А вот он, Сенька, видел это не раз. Оказывается, соловью не легко даются его песенки, особенно когда он пускает трели. Перышки на его спинке и шейке при этом так взъерошиваются и дрожат, будто его лихорадка трясет.

Сенька больше всего в году любил весну. Весной он и сам оживлялся, прыгал, как молодой козленок; на него нападало веселье, он шутил с друзьями, хохотал и смеялся по каждому пустяку.

- Да угомонись ты, - говорил ему не раз отец, когда Сенька чересчур шумел. - Что ты носишься как угорелый?

И Сенька притихал. Отца он всегда слушался и побаивался.

Нынешняя же весна была не легкой и не радостной для Сеньки, нынче он не прыгал и не скакал. Забота и думы печальные навалились на него в эту весну.

Какие?

Да все те же самые: как подобраться поближе к этому Шульцу, как разузнать у него секрет золотого рубина, подглядеть, сколько же, в конце-то концов, клаДет он золота в шихту? Не может же того быть, чтобы немец все сто целковых вбухивал в один горшок. Не может. Но тогда сколько же он кладет туда?

Сенька все передумал и перебрал в уме, а толкового пока у него ничего еще не намечалось.

Сенька было заикнулся в разговоре с отцом, нельзя ли, дескать, им тоже попросить у генерала золота и начать подбирать норму его для шихты, класть сначала немножко, потом побольше. Можно же, в конце-то концов, найти то, что нужно. Но Данила Петрович на это только рукой махнул.

- Чепуху ты мелешь, парень, вот что я тебе скажу, - сказал Сеньке отец.

Сенька и сам потом понял, что генерал никогда им золота для пробы не даст.

«Эх, шапочку бы невидимочку мне сейчас! - мечтал Сенька. - Надел бы я ее, стал бы рядом с немцем и посматривал, что он делает с золотом. Я все вижу, а Шульц меня и не видит. Он даже и не предполагает, что я рядом с ним стою и все наблюдаю да запоминаю».

Но шапки-невидимки только в сказках бывают, а сказка не быль - это Сенька давно знает, не маленький ведь.

Сенька начинал уже отчаиваться, на него порой стал находить страх и ужас: не разгадать им до пасхи секрета золотого рубина. А тогда не миновать ему с тятькою опять порки на конюшне: генерал свое слово сдержит.

«Буду тогда просить, чтоб секли меня одного, а тятьку не трогали. Я молодой, крепкий, выдержу и двойную порку, а тятька у нас хилый», - вздыхал Сенька.

Сенька настолько было упал духом, что перестал и думать о том, чтобы выход какой-то найти. Нет их, выходов этих, и все тут.

А выход-то и нашелся. К Сеньке пришла помощь оттуда, откуда он ее никак не ожидал.

Бывает иногда в жизни вот такое, что человек совсем отчаивается, думает, все пропало, опускает руки, а тут оказывается, что отчаивался он зря. Вспыхнет вдруг счастливая мысль, и человек догадывается, что делать нужно.

Сеньке помог Генерал.

Да нет же, не его превосходительство, не генерал Мальцев, а кот ангорской породы, по прозвищу Генерал. Так окрестили его рабочие за удивительное сходство его морды с обликом генерала Мальцева. Этот Генерал всегда жил в гуте, был тут за хозяина и важно прохаживался иногда по цеху. Удивительно, что и походка его напоминала походку самого Мальцева.

Свои кошки были везде: на фабрике, в конторе, на складах, даже в управлении были, не говоря уже о магазинах. Иначе от мышей и крыс спасу бы не было. Но то были простые кошки, обыкновенные, а этот, вишь, породистый, ангорский, пушистый, как хороший баран. Как он попал сюда, никто не знает, а только попал да так прижился, что возвращался в гутенский цех каждый раз, когда его пробовал кто- нибудь уносить к себе домой. А еще бы не возвращаться! Тут ему хорошо: зимой под ванной и горшковыми печами тепло и еды хоть отбавляй! Мышей много, и голубка на крыше можно сцарапать, да и рабочие его подкармливают - кто мяска кусочек даст, кто молочка нальет в хрустальные блюдечки и розетки. Чем не житье Генералу! И подраться было с кем. Когда другие коты пытались сунуть свой нос в его владения, Генерал так встречал их, что с пришельцев только шерсть летела клочьями.

Сенька хорошо знал этого Генерала, он частенько подходил к их печи, когда они с тятькой варили стекло и хрусталь. Он знал даже, почему он такой породистый: видимо, это сын кошки бухгалтера - он один водил такую породу кошек. А вот кто его сюда подбросил, Сенька в точности не знал.

Даниле Петровичу и Степану Ивановичу Генерал по душе пришелся; они всегда усмехались, глядя, как он важно выхаживает по проходу между их печами; они баловали его, как и другие мастера, подкармливали, если он крутился возле их ног.

А вот Сенька и Павлушка кота не жаловали. Они не раз видели, как Генерал жрал голубей. А для голубятников кошки, которые охотятся за их любимцами, так же ненавистны, как и ястреба. Сенька и Павлушка всегда косились на Генерала, называли его обжорой, голубиным кровопийцей и не прочь были запустить в него камнем или дать хорошего пинка под зад.

Вот этот-то ненавистный Сеньке Генерал и оказал ему такую услугу, что и сказать невозможно, - такую, за которую Сенька готов был простить ему все его грехи.

Вышел как-то Сенька на минутку из цеха, чтоб посмотреть на голубей, послушать, как они гуркуют на фабричной крыше, отдохнуть немножко. День был теплый, солнечный. И видит Сенька - гуркуют сразу штук пять голубей, ходят вокруг своих голубок и бормочут, бормочут… Постоят немножко, передохнут и опять за свое.

«Гурку-вар, вар, вар, вар! Гурку-вар, вар, вар, вар!»

Как же у них хорошо получается это гуркование!

Сенька стоит как зачарованный, глаз не сводит с голубей и слушает, слушает.

И туг он увидел, как из-за конька крыши показались сначала уши Генерала, потом вся голова. Генерал тоже глаз не сводил с голубей. Только у него была другая цель, чем у Сеньки: он пришел не слушать, а кушать. Глаза у Генерала горели, он смотрел на голубей и соображал, как бы это так сделать, чтобы подкрасться к ним незаметно? И ведь сообразил! Втянул голову свою обратно за конек крыши и исчез.

«А, разбойная твоя морда! Не удалось тебе полакомиться голубочком, сорвалось у тебя? Так тебе и надо!» - думает Сенька радостно.

Но радоваться Сеньке было рановато. Генерал не совсем исчез. Он вновь показался на крыше, только теперь там, где Сенька его и не ожидал: кот полз возле водосточного желоба, да так ловко прятался за ним, что Сенька не сразу его и Углядел, Генерал прямо сливался с желобом. И до голубей ему оставалось доползти совсем немного, каких-нибудь аршин пять.

- Да гад же ты этакий! Да я ж тебя сейчас так угощу, ты и жисти своей не рад станешь! - выругался Сенька и стал высматривать подходящую кирпичину, которой удобно было бы метнуть в разбойника.

И на его счастье такая кирпичинка ему тут же подвернулась под руку. Сенька и метнул ею в Генерала. В кота он, конечно, не попал: кирпичинка ударилась о крышу возле него, но напугал он его и голубей ужасно. Г олуби тут же снялись и перелетели на другую крышу, а Г енерал задрал хвост трубой и, метнувшись к слуховом} окну, исчез на чердаке.

А Сенька хохочет, так хохочет, как давно уже не хохотал: уж очень смешным ему показалось, как Генерал прыснул в слуховое окно.

И вдруг Сеньку осенило, он сразу умолк.

«Постой, постой, - говорит он сам себе. - А ведь это же крыша составного цеха. И слуховое окно почти над самой лабораторией Шульца. Да кто ж мне мешает самому-то забраться туда, залезть на потолок да просверлить дырочку, прямо над столом немца, и глядеть, как он сыплет в посудину золото или монеты кладет? Ведь он же нипочем не догадается, что я за ним подсматриваю, что у него кто-то над головою сидит! Эх, дурень я, дурень! Рукавицы у меня за поясом, а я их шукаю. Вот же у нас с тятькою выход, да еще выход-то какой! Надо только так мне туда прошмыгнуть, чтоб никто и не заметил».

Сенька стремглав побежал обратно в гуту, к своей Горшковой печи, к тятьке своему. Конечно, тятьке пока не нужно всего говорить, а то он еще отговаривать его начнет, скажет, что из этого опять ничего путного не получится. А вот лобзик и буравчик он у него попросит. Ну и отпросится у него завтра на часок-другой, как раз на то время, когда они Шульцу помогают шихту с раствором смешивать. У тятьки есть разный инструмент. Данила Петрович, как и многие другие мастера, любит в свободную минутку иногда дома смастерить что-нибудь: рамку для картинки какой, табуретку или еще что. И у него этих стамесок, рубанков, буравчиков, коловоротов, долоточек, пилочек и лобзиков и не перечтешь! Правда, он Сеньке не очень-то дает ими пользоваться - боится, как бы он их не изуродовал, но Сенька все же иной раз украдкой, а берет их и тоже кое-что мастерит.