А Люба удивляется: как это она раньше без Насти жила? С Настей они теперь всегда вместе: обед готовят, обедают, чай кипятят, чай пьют, разговаривают и спят. Только вот в ФЗУ они не учатся вместе, такая досада!
Умолк оркестр, не гудит музыка духовая. Невидимый звонок трещит где-то долго-долго, двери летнего театра раскрываются. И все хлынули к дверям.
- Подождите, не торопитесь, нечего друг друга с ног сбивать, - говорит Машина Любе и Насте. - Раз у тебя билеты есть, на билете твое место указано, то никто его занять не может.
Летний театр в Дятькове лучше всех театров в округе. Ни в Бытоши, ни в Ивоте, ни в Стари нет такого. Большой, просторный, на пятьсот мест, при нем и буфет даже имеется.
Машина задержался у буфета, купил три шоколадинки, по гривеннику штука, спрятал их в карман. Бойкая Люба сразу отыскала свои места.
Настя не знает, куда ей смотреть: на занавес ли расписной, на подруг ли в зрительном зале? Вон Соня кивает ей, улыбается, вон Роза Рябинина, а там весь ряд заняли упаковщицы, они и в театре всегда вместе. И все принарядились, все улыбаются.
И вот занавес взвился…
Настя не дышит, она слышит, как стучит ее сердце: тук, тук, тук!
Ах, какие декорации на сцене, прямо глаз отвести нельзя! Справа домик с крыльцом и палисадником, в палисаднике цветы. А вдали горы, на горах снег белый, с гор ручьи бегут.
И пропало все - нет ни Дятькова, ни Любы, ни Машины…
В невиданном краю витает Настя. На сцене она с актерами, каждое слово точно ею говорится; она смеется и плачет вместе с героями пьесы…
Занавес опускается. Настя хлопает, Люба хлопает, весь зал трещит от рукоплесканий, всем нравится пьеса, игра московских актеров.
Актеры выходят и кланяются.
- Хорошо? - спрашивает Люба Настю.
- Очень хорошо! - отвечает Настя.
А Машина достает из кармана одну шоколадку и начинает есть, точно девочек и нет с ним. Он даже не смотрит на них.
- Настя, ты видишь?! - шепчет Люба Насте.
- Вижу.
- Ах бессовестный, точно маленький - шоколад ест!
- Вы, большие, не ешьте, а я старенький, старенький же что маленький. Люблю сладенького пожевать!
Люба лезет к нему в карман, Машина шутливо отбивается.
Люба тащит две шоколадинки: одну Насте, другую себе.
- Ну, это прямо разбой, человека ограбили, - пыхтит Машина.
А шоколадки так и тают во рту Насти и Любы.
А когда кончился спектакль, они вместе со всеми идут домой. Машина катит впереди, пыхтя трубкой своей, а Люба с Настею шагают за ним; они идут под руку, они всегда так теперь ходят, когда вместе идут.
Дома они ужинают и ложатся спать.
И Насте снятся хорошие, чудесные сны.
X
НАСТЯ ПОМОГАЕТ ЛЮБЕ И РИСУЕТ МАКАРКУ И СТРЕКОЗУ С ГОЛУБЯМИ
В школе ФЗУ изучали физику, химию, технологию стекла, математику, русский язык, обществоведение и политграмоту, рисование и черчение. Химия с технологией, рисование и черчение самыми главными предметами считались. А вот непоседа Люба рисовать-то и не любила, черчение у ней тоже плохо шло. Первая на практике по шлифовке хрусталя была Люба, последняя в классе своем по черчению и рисованию.
И вдруг переменилось все сразу: Любины работы все лучше и лучше становились, Люба стала хорошо рисовать.
Василий Иванович, учитель черчения и рисования, показывал Любины работы всем ученикам, школьному совету и везде говорил:
- Удивительное дело! Люба Синюкова, дочь Прокопа Машины, рисовать начала хорошо. Особенно хорошо получаются у ней работы на дому, прямо залюбуешься. Смотрите, смотрите, какая тонкость, какая красота! Прямо чудо какое-то с нею произошло.
Люба скромно помалкивала…
А чуда-то никакого и не было, все было проще простого, только учитель об этом не знал. Знал бы он, в чем тут заковыка вся, он не только перестал бы удивляться и восхищаться, а рассердился бы ужасно на Любу.
Началось все это вот как…
Как-то копировала Люба дома рисунок для росписи вазы, а Настя сидела тут же и читала книгу. Рисунок попался хитрый, сложный, Люба никак не может совладать с ним. Она испортила три листа бумаги, а толку нет как нет.
- Терпеть я не могу рисование это! - швырнула Люба тетрадь. - Ну, ты подумай, Настя, зачем оно мне, это рисование? Я буду мастером алмазной грани, а не живописцем, мне будут давать готовый рисунок, и все. Зачем же меня мучить рисованием этим? Вот черчение еще, это я согласна, оно нужно для алмазчика, тут можно и попыхтеть. А рисовать я не могу, хоть убей ты меня! Не могу и не люблю. А они пристают, говорят, что рисовать нужно уметь каждому мастеру обязательно!
- Дай-ка я попробую, - говорит Настя.
Настя взяла Любин карандаш, новенький, тонко отточенный, тетрадку брошенную и начала рисовать.
Люба уткнулась в учебник химии, заучивала формулы.
Машины дома не было, он ушел на заседание.
Настя - не Люба, она не торопливая. Внимательно рассмотрела она образец рисунка, подумала и начала выводить линию за линией.
Проходит час, другой, Люба заучила формулы.
- Ну как? Трудно? - спрашивает она Настю.
- Нет, не очень, - отвечает Настя.
Люба глянула и обомлела.
Чистый, отчетливый рисунок на листе тетради, точь-в-точь такой же, что и в учебнике напечатан, даже, кажется, еще лучше.
- Настя! - кричит Люба.
- Что?
- Да ведь ты замечательно рисуешь!
- Нет, я так, чуть-чуточку, - говорит Настя.
Люба кинулась к ней на шею, чуть не задушила.
- Ну какая же ты! И не сказала, а? Кто тебя выучил рисовать так, где ты училась?
- Это я от нечего делать иной раз балуюсь. У нас в школе мальчик один хорошо рисовал, вот и я, на него глядя, тоже начала.
И с этого дня Любины рисунки все лучше и лучше становились.
Что бы ни задал на дом ученикам Василий Иванович - у Любы лучше всех. Нина Смирнова раньше была первая по рисованию, теперь на втором месте очутилась.
- Замечательно, Синюкова, прекрасно! - восхищается каждый раз Василий Иванович.
А Люба каждый раз помалкивает и помалкивает.
Настя рада-радехонька хоть чем-нибудь Любе помочь, хоть немножко услужить подруге любимой. Раз она свою деревню, Понизовку, по памяти нарисовала акварелью и Любе подарила. А для Машины собаку Стрекозу и петуха Макарку с курами и голубями нарисовала, любимцев его. Машина не меньше Любы обрадовался, подарил Насте за рисунки коробку конфет. Конечно, он знал, что есть-то конфеты Настя будет вместе с Любою.
Все были довольны: и Машина, и Люба, и Настя.
И никто из них не знал, что скоро у них будет из-за этих Настиных рисунков неприятность, беда.
А беда к ним уже подкрадывалась…
XI
ВСЕ СОРЕВНУЮТСЯ: И ЗАВОДЫ И ШКОЛЫ
На заводе рабочие повели между собой социалистическое соревнование. Цех вызвал цех, бригада - бригаду, контора - контору. А весь завод вызвал на соревнование другой завод, «Гусь-Хрустальный». Все решили работать лучше, цену хрусталя удешевить. Всем хотелось быть не последними, лицом в грязь не ударить, на почетную красную доску попасть.
В школе ФЗУ, где Люба училась, тоже соревнование началось. Учителя созвали совещание, ученики - собрание. И решили: вызвать школу-девятилетку на соревнование и у себя, внутри школы, между группами соревнование провести. А учителя порешили меж собой соревноваться, кто лучше предмет свой преподает. Петр Иванович, химик, вызвал Сергея Павловича, физика; обществовед Волков, Гавриил Яковлевич, вызвал технолога Евгения Максимовича; преподаватель русского языка Прокопов - Василия Ивановича, художника.
И пошло, и пошло!
Учителя волновались, составляли проекты, подбирали материал, вели каждый свою линию.
- Химия - основа хрустальной и стекольной промышленности, ее надо вам знать как пять пальцев своих, - ратовал химик Петр Иванович на уроках своих.