В результате страшного удара огромное судно задрожало от носа до кормы. Зазвенели и с грохотом опрокинулись на пол бутылки с винами, расставленные по полкам баров и салонов прогулочной палубы. Под грохот падающих тел прервались танцы; в салоне первого класса «Бельведер», наиболее роскошном ночном клубе судна, с эстрады вместе с инструментами упали вниз головами музыканты, повторявшие, уже в который раз, популярную мелодию «Arrivederci, Roma!» (До свидания, Рим!). Бармен, перемахнув через стойку, стремглав бросился вон. Седовласый метрдотель, бегая между столиками, пытался заставить сбитых с толку пассажиров успокоиться. В первое мгновение растерявшиеся от неожиданности пассажиры стали убеждать друг друга, что ничего серьезного произойти не могло. Моррис Новик, организатор и редактор радиостанции в Нью-Йорке, ведущей передачи на итальянском языке, тоже стремился успокоить всех:

— Право, ничего особенного не произошло, — говорил он. — Давайте посидим спокойно, пока не узнаем, что случилось.

Большинство присутствовавших в салоне не испытывали волнения. Некоторые бросились к задрапированным портьерами иллюминаторам, но из-за тумана разглядеть что-либо было невозможно. Женщины, у которых внизу, в каютах, спали дети, поступили так, как поступает любая мать.

Одна из них, актриса Рут Роман, сняв туфли и забыв о партнере, стремительно выбежала из салона. Прибежав в свою двойную каюту 82–84, она увидела, что ее трехлетний сын все еще спит.

— Проснись, Дики, — ласково сказала она, тряся его за плечо, — сейчас мы поедем на пикник.

Крепко сжав левую ручонку сонного сына, прихватив из каюты спасательные нагрудники и одеяла, она отправилась на «пикник».

В салоне «Бельведер» после столкновения только и говорили о причине толчка.

— Мы налетели на айсберг, — громко воскликнул женский голос.

— Это был взрыв в судовых машинах, — уверенно заявил какой-то мужчина.

Остальные считали, что судно наскочило на неразорвавшуюся мину, на затонувшие остатки кораблекрушения, на маленькую рыбачью лодку, на крупный грузовой пароход. Догадок было много, страха — почти никакого. Присутствовавшие в салоне пассажиры первого класса ожидали, что вот-вот им все объяснят, дадут какое-нибудь указание, поэтому многие не расходились.

В танцевальном зале второго класса было менее спокойно. Тотчас после столкновения музыканты попытались подхватить прерванную мелодию, но через несколько тактов погас свет и оркестр смолк. Столы и стулья опрокинулись и вместе с официантами, танцорами, зрителями, напитками, посудой полетели через весь зал. В течение нескольких секунд, пока снова не зажегся свет, все оказалось перевернутым вверх дном. Столы и стулья загородили выход, и людям, пытавшимся покинуть зал, пришлось карабкаться через них. Одновременно другие пассажиры силились протолкнуться внутрь танцевального зала, который по аварийному расписанию считался пунктом сбора пассажиров второго класса.

В салоне третьего класса, одной палубой ниже, где играл любительский оркестр, состоящий из членов команды, также царили беспорядок, испуг, растерянность и страшный шум.

Молодому генуэзскому врачу Франко Фушо, направлявшемуся для продолжения образования в университет штата Огайо, показалось, что пришел конец света. Потом сквозь оглушительный шум он услышал из громкоговорителя «пронзительный крикливый голос», но понять сделанное по-итальянски объявление он не смог.

Полнейшая паника охватила находившийся еще одной палубой ниже ресторан туристского класса, где пассажиры с увлечением следили за проделками Джейн Рассел и Джефа Чандлера в. кинофильме «Светлячок». Но вдруг одна из зрительниц, медицинская сестра Тереза  Лафламм, с удивлением заметила, что ее зажигалка вдруг стала скользить поперек стола. В темноте она не могла определить, что судно в этот момент резко меняет курс влево и грохот столкновения оказался для нее неожиданным. Ее швырнуло на палубу вместе с опрокидывавшимися столами. Когда дали свет, она увидела настоящеее столпотворение. Кричащие, плачущие люди силились подняться на ноги и снова падали. Сказав себе: «Надо избежать паники», — она попыталась успокоить кричавшую от страха женщину, но та убежала. Она принималась успокаивать то одну, то другую пассажирку, но почти все стремились поскорее выбраться вон, а те, кто не рвался наружу, опустившись на колени, молились или плакали.

Из свалки первому удалось выбраться Джеку Грюбенману, который случайно сидел вблизи выхода. Он решил сходить в свою каюту, расположенную одной палубой ниже, за спасательным нагрудником, быстро сбежал по оказавшемуся рядом трапу на палубу «А» и сразу упал там на колени, задохнувшись от дыма и пыли. Спуститься по трапу оказалось делом простым, но для того, чтобы пробиться из кормовой в среднюю часть судна, потребовался почти час. Возможно, что путь показался ему долгим, так как коридор был забит людьми в ночном белье, проталкивавшимися к трапам, возле каждой двери и каюты образовались заторы. Каюта 290, которую он занимал вместе с тремя другими мужчинами, была пуста. Вспомнив про своего брата Дона и его жену Виолетту, размещавшихся в соседней каюте, которая также была пустой, Джек поспешно схватил три спасательных жилета. Но только он вышел в главный коридор, как его заметили два огромных итальянца из числа пассажиров и, не говоря ни слова, напали на него. С трудом Грюбенману удалось удержать только один спасательный жилет, который он тут же поспешно натянул на себя.

Собственно, ему и не следовало бороться за спасательный жилет, припасенный для своей невестки Виолетты Грюбенман, потому что, прежде чем покинуть каюту 288, она поверх ночного халата не забыла надеть свой собственный спасательный нагрудник. Виолетта сразу догадалась, что произошло. Ведь только днем, с наступлением тумана, она с друзьями строила догадки, что будет делать каждый из них в случае столкновения. Однако высказанные ею предположения оказались далеки от действительности. В дымном коридоре царила паника. Люди бежали в обоих направлениях. Слышались крики и причитания. Виолетта Грюбенман направилась к ближайшему трапу, но, не доходя до него, оступилась, ударилась о стену и покатилась на пол. Люди наступали на нее, но не останавливались.

— Пошли дальше, — крикнул какой-то мужчина, на мгновение задержавшись около ее распростертого тела. Но увидев повернувшееся к нему окровавленное лицо, он нагнулся и стал помогать подняться на ноги.

Когда муж Виолетты, Дон, сидевший в баре туристского класса, взглянул в иллюминатор, то как раз в тот момент там промелькнула осыпанная дождем искр белая надстройка «Стокгольма». Он бросился в каюту, где оставил жену. Но спустившись только этажом ниже в кормовую часть палубы фойе, он попал в самую гущу обезумевшей от паники толпы, вырвавшейся из кинозала. Людской поток подхватил и затащил его опять одной палубой выше, в салон туристского класса, превратившийся в импровизированное место сбора по аварийному расписанию. В этом салоне сосредоточилось около двухсот пассажиров.

Какой бы ни была паника, охватившая пассажиров «Андреа Дориа» немедленно вслед за столкновением, но вскоре даже в темном кинозале она стала успокаиваться, уступая место общей неразберихе. Пассажиры, застигнутые в различных салонах, барах, комнатах для карточной игры, библиотеках, а также в бальных залах, расположенных на верхних палубах судна, стали расходиться по своим местам.

Актриса Бетси Дрейк, жена известного киноактера Кэри Гранта, занимала на шлюпочной палубе одну из двадцати девяти просторных одноместных кают первого класса. Она накинула на себя только что снятую одежду и вышла коротким коридором на открытую палубу, с которой были видны спасательные шлюпки, висевшие вдоль поднятого кверху борта судна. Лишь позднее она узнала, что эти шлюпки нельзя было спустить на воду. Двумя палубами ниже жительнице Бруклина Анджеле Грилло, занимавшей тесную каюту в кормовой части по левому борту судна, пришлось в течение двадцати минут с отчаянием растаскивать багаж, заваливший дверь каюты, чтобы выбраться из нее вместе со своим трехлетним сыном Антони. Еще двумя палубами ниже отчаяние довело до истерики жительницу Бирмингема Фанни Уэллс, занимавшую с тремя маленькими детьми каюту на палубе «А». Хотя выход из ее каюты был свободен, уйти она не могла, потому что рука младшей дочери Роз-Мари оказалась прижатой койкой к переборке.