Леодракка перевел взгляд с Нумеона на копье, затем на значок и обратно, а потом кивнул.

— Вулкан жив.

Вместе они превратили это утверждение в боевой клич, как один с вызовом прокричав небесам:

— Вулкан жив!

Эта вера будет поддерживать их, даст им надежду, в которой они так нуждались.

Впервые после того, как они бежали с Исствана, искалеченные и обескровленные, Нумеон знал, что нужно делать. Вернувшись к краю колодца, он подал сигнал Пергеллену, с которым, как он знал, находились Хриак и Джон Грамматикус.

Пришло время поговорить с человеком.

Хараатан, во время Великого крестового похода

Ночь в последний раз опустилась на Хартор. Благодаря совместным усилиям Имперской армии — пехоты и бронетанковых войск, — титанов из Легио Игнис и двух легионов космодесанта Хараатан был наконец официально объявлен приведенным к Согласию. И теперь, когда работа воинов была закончена, Имперская администрация с ее армией логистов, кодификаторов, сервиторов, инженеров, фабрикаторов, классификаторов и писарей могла приступить к долгому процессу реколонизации Сто пятьдесят четыре Шесть — к возвращению его в лоно Империума.

Хараатан изменит свое название и названия всех своих городов и иных важных географических мест. Пока что достаточно было простых обозначений — таких, как код, присвоенный планете, когда Военный совет дал разрешение на войну за Согласие. Позже для нее выберут новые названия, чтобы помочь колонистам с адаптацией, чтобы мир стал для них своим — преданным имперским миром с преданными имперскими жителями.

Слово «Хараатан» и вся его атрибутика ассоциировались с мятежом и раздором. Смена названий лишит их силы, даст новые символы.

Один из этапов этой трансформации начался с вывоза всего населения Хараатана. Эти мужчины, женщины и дети — будь они виновны в мятеже или невинны — больше никогда не увидят свой дом. Некоторые отправятся в каторжные колонии, других отошлют на миры, нуждающиеся в законтрактованных рабочих, часть казнят. Но в конечном итоге культурный след хар-таннцев будет стерт навеки.

Логист Мурбо не думал об этом, в последний раз перед отправкой транспорта проверяя, все ли в порядке. После нескольких часов утомительных допросов и заполнений реестров, ему показавшихся днями, Департаменто Муниторум при содействии целой армии клерков Администратума наконец собрали и распределили население Хартора. Этот город был последним. Он также был одним из самых крупных. Мерзкая пульсация в голове Мурбо даже отдалено не подходила под определение головной боли, поэтому ни настроения, ни усердия у него не осталось.

Он не заметил запаха, пройдя мимо первой машины. За ним следовала стая сервиторов и лексмеханик, но их чувство обоняния уже давно не беспокоило, поэтому вопросов от них не поступило.

Было темно, а со стороны пустыни дул холодный ветер. Мурбо не терпелось вернуться в свою каюту на корабле: там можно было согреться самому и согреть внутренности. Он как раз приберег бутылочку для такого случая.

Ему предстояло проверить, внести в реестр и заверить более пятидесяти машин, после чего подтвердить пункт назначения у пилота и внести эти данные в планшет, который сейчас держал в руке. Протокол Администратума требовал также провести визуальный осмотр: убедиться, что никто не забыт. В хаосе, следующем за успешным приведением к Согласию военными усилиями, нередко забывали о целых толпах народа.

Первая партия бывших хар-танцев — узников, определенных в каторжные колонии, — уже ушла. Работа Мурбо касалась отправки тех, кому было предназначено стать имперскими жителями на дивных новых мирах. Он не был уверен, кому сочувствует больше, но жалость его жила недолго. Таковы были плоды, которые пожинали восстающие против Империума.

Он осветил отсек слабой лампой, увидел пассажиров, с мертвыми глазами размышляющими о своем будущем, и прикинул их число по головам. Поначалу казалось, что все в порядке, но когда Мурбо закончил со второй машиной и уже собирался идти к третьей, он вдруг остановился.

— Тебе не показалось, что они сидят слишком тихо? — спросил он лексмеханика.

Сгорбленного клерка вопрос привел в недоумение.

— Подозреваю, они размышляют о безрассудности своего мятежа против Империума.

«Нет, — подумал Мурбо. — Дело не в этом».

Мурбо страшно хотелось покончить с работой и вернуться в свою каюту, чтобы отправиться за пределы Сто пятьдесят четыре Шесть, но бывшие хар-танцы обычно вели себя громче.

А еще этот запах, разносимый ветром пустыни и становящийся все отвратительнее.

Он включил лампу поярче и направился обратно к первой машине.

— Трон… — выдохнул он, еще раз посветив в кабину.

Мурбо в панике подбежал к следующей машине и опять посветил внутрь. Потом к третьей, четвертой, пятой. После двенадцатой его стошнило.

Не разгибаясь, он махнул рукой на лексмеханика, который подбежал на помощь.

— Не заглядывай, — предупредил он, а затем спросил: — Кто еще остался на поверхности?

И опять на лице сутулого, тщедушного, одетого во всем бурое механика появилось недоуменное выражение.

— Кроме нас?

— Из военных, — уточнил Мурбо, вытирая подбородок.

Лексмеханик сверился с планшетом.

— Согласно реестрам Муниторума, все войска покинули поверхность… — он помолчал, подняв морщинистую руку, пока читал дальше, — но на земле еще остались два легионерских транспорта.

— Свяжись с ними, — приказал Мурбо. — Немедленно.

Вулкан в одиночестве стоял в просторном грузовом отсеке «Ночного бегуна». Обычно корабль использовался для транспортировки оружия, пайков и мириадов прочих предметов снабжения, необходимы в войне. Этой ночью он повезет мертвых. Вдоль части восточной стены стояли гробы, но их, к счастью, было немного благодаря тому, что осада Хартора завершилась быстро и бескровно. Но вот сколькими жизнями было заплачено за эту бескровность… Жизнями, оконченными в боли, в муках… Вулкан слишком хорошо знал ответ на этот вопрос.

И резней в Хар-танне кровопролитие не закончилось. Мятеж, произошедший во время распределения харторцев, вылился в множество смертей. И хотя он подозревал, что часть ответственности лежала на Повелителях Ночи его брата, он не мог не чувствовать виноватым и себя.

Сериф лежала перед ним в гробу. Тот представлял собой простой, лишенный украшений металлический контейнер со встроенным криогенератором: чтобы замедлить процесс разложения и доставить погибших к месту погребения неиспорченными. Медике промыли ее раны, но пятна крови на одежде остались. Не будь их и этой мертвенной бледности, Вулкан мог бы поверить, что она просто спала.

Он хотел сказать ей, как ему жаль, что она мертва, как ему жаль, что он не выслушал ее во время сожжения Хар-танна и не удовлетворил ее просьбу об интервью. Он давно решил, что его история должна быть рассказана и что сделает это Сериф. Но не теперь. Труп ничего не расскажет.

Он склонил голову, беззвучно прося прощения.

— Почему именно она? — раздался из теней тихий голос.

Вулкан не обернулся, но поднял взгляд.

— Почему ты до сих пор здесь? — спросил он, тут же посуровев.

— Я искал тебя, брат, — сказал Керз, становясь рядом с Вулканом.

— И ты меня нашел.

— Ты, кажется, не в настроении. — Иной мог бы подумать, что ответ его обидел. — Неужели ты не рад меня видеть?

Теперь Вулкан смотрел на него. В глазах его горела нескрываемая злоба.

— Говори, что хотел сказать, и оставь меня.

Керз фыркнул, словно его все это забавляло.

— Ты не ответил на мой вопрос. Почему из всех смертных, погибших для того, чтобы привести этот мир к Согласию ради нашего Империума, эта вдруг значит так много?

Вулкан опять перевел взгляд вперед.

— Я оберегаю жизнь. Я защитник человечества.

— Разумеется, брат. Но то, как ты бросился к ней, презрев опасность… Это выглядело так… воодушевляюще. — Керз улыбнулся, затем улыбка превратилась в оскал, и, будучи не в силах и дальше притворяться, он рассмеялся. — Нет, извини, — он бросил смеяться и посерьезнел. — Я озадачен, Вулкан. У тебя мягкое сердце, и я знаю, как дороги тебе эти ничтожества, но чем эта отличилась, что ты так о ней скорбишь?