Керз со смехом метнулся ко мне.

— Мне это никогда не надоедает, — сказал он, в очередной раз оставляя в моем теле глубокую рану.

Я вскрикнул, но сохранил достаточно контроля над собой, чтобы ударить его в шею. Даже доспехи не могли защитить его моих кулаков кузнеца. Мне доводилось гнуть металл и держать в руках горящие угли. Я был крепок, как оникс, которому была подобна моя кожа, и теперь всю эту силу мой брат чувствовал на себе.

Он покачнулся, не глядя взмахнул мечом и ранил меня прямо над левым глазом. Продолжая наступать, я направил кулак в открытое горло, но промахнулся и вместо этого раздробил ему правую скулу. Он в ответ проколол мою левую ногу и выдернул меч с кусками плоти прежде, чем я успел ухватиться за него. Настала моя очередь шататься, и от моего неуклюжего хука справа Керз ускользнул, чтобы нацелить меч к ключице. Я успел выставить перед собой руку и ощутил зубья оружия на кости предплечья. Затем я ударил его плечом, пытаясь не обращать внимания на боль, текущую вниз по руке. Он охнул, когда врезался в него, ударив в торс.

Керз попытался засмеяться, но разбитая скула доставляла слишком большую боль, к тому же я только что выбил весь воздух из его легких.

На периферии зрения стоял, наблюдая за нашей неравной дуэлью, Феррус. Он больше не был сгнившим трупом, каким стал в моем сознании. Горгон выглядел таким, каким был прежде, каким я хотел его помнить. Он не обвинял меня; вместо злости в нем чувствовалось желание увидеть меня победителем.

— Позволь открыть тебе одну тайну, брат, — проговорил я, тяжело дыша.

Мы стояли в нескольких пядях друг от друга, побитые, но уже готовящиеся к новому раунду. Развеселенный Керз велел мне продолжать.

— Отец сделал меня самым сильным из нас. В физическом плане мне нет равных среди братьев. Я никогда не сражался в дуэльных клетках в полную силу… особенно против тебя, Конрад.

Все веселье пропало с его и без того мертвенного лица.

— Я Ночной Призрак, — прошипел он.

— Каков был твой дар, Конрад? — спросил я, отступая, когда он двинулся вперед с опущенным мечом.

— Я смерть, что обитает во тьме, — сказал он и повернул меч, намереваясь вспороть мне живот и выпустить внутренности.

— Ты всегда был самым слабым, Конрад. Признаю, я боялся. Боялся сломать тебя. Но теперь мне больше не надо сдерживаться, — сказал я, улыбаясь в ответ на полыхающую ненависть брата. — Теперь я могу показать тебе, насколько я лучше тебя.

Охваченный внезапным приступом ярости, Керз отшвырнул меч и бросился на меня с голыми руками. Я ожидал подобного и заранее немного поменял стойку, чтобы быть готовым к атаке. Я позволил ему нанести первый удар. Тот был полон злобы и вырвал кусок плоти из моей щеки. Керз потянулся к моему горлу, выставив когти, чтобы раскромсать его, оскалив зубы и рыча, как зверь… и тут я схватил его за предплечье, опрокинулся назад и, используя инерцию его движения, потянул его вверх, через себя.

Главное в кузне — это взмах молота. Искусство кузнеца заключается в придании металлу нужной формы, подчинении его своей волне. Однако металл по природе своей неподатлив. Он ломает камень, режет плоть. Одной силы недостаточно. Нужно мастерство и умение выбрать правильный момент. Я знал, когда молот достигает высшей точки, когда удар оптимален. Эти знания вложил в меня мой ноктюрнский отец, Н'бел.

Используя его уроки, я поднял брата, как чеканщик поднимает подбойку, и опустил его на железный постамент — свою наковальню. Громкий треск и вспышка света, окрасившего зал в синий, возвестили о разрушении энергощита. Керз сломал его своей спиной, своим телом. Он рухнул на пол, пронизываемый энергией, от которой вспыхивали нервные окончания и сгорали волосы, и по все той же инерции еще прокатился несколько раз. Между пластин его брони тек дым.

Я наклонился и подобрал упавший молот. Приятно было вновь ощутить Несущий рассвет в руке, и я провел пальцем по кнопке, которую сам когда-то установил в рукояти.

— Не следовало тебе приводить меня сюда, Конрад, — сказал я. Мой брат до сих пор лежал, скрученный и дрожавший после удара щитовой энергией. Сначала мне показалось, что он всхлипывает, под гнетом стыда и ненависти к себе снова впав в меланхолию, но я ошибался.

Керз опять смеялся.

— Я знаю, Вулкан, — сказал он, слегка оправившись. — Твой маяк не сработает. Этот зал экранирован от телепортаций. Единственный способ попасть в него или его покинуть — это через ворота позади тебя. — Керз все еще вздрагивал от поглощенной энергии щита, но встать сумел. — Ты правда решил, что сломал меня, брат? Ты правда решил, что можешь обмануть меня и сбежать? — он ухмыльнулся. — Надежда жестока, не правда ли? А твоя была ложной.

Не успел я что-либо предпринять, как он повернул что-то на своем наруче и активировал неведомую систему, управляемую с брони.

Услышав жужжание шестеренок, я напрягся. Я ожидал очередной смертельной ловушки, долгого падения в еще более глубокую темницу. Но вместо этого пол под ногами раздвинулся, открыв крепкую, легко выдерживавшую наш вес и прозрачную сетку.

Под сердцем лабиринта находилась еще одна комната, представлявшая собой сырую камеру. Нет, не камеру. Могилу. На стенах спрятанной крипты мигали слабые осветительные трубки, и вместе они выхватывали из темноты сотни тел. Людей и легионеров, пленников Принца воронья, брошенных в сумраке. Они были мертвы, но перед тем умереть, они подверглись пыткам и были зверски искалечены.

— Это — мой истинный шедевр, — пояснил Керз, указывая на убитых, как художник — на законченную картину, — а ты, Вулкан, бессмертный король страдающих смертных — его центральный элемент.

— Ты чудовище, — выдохнул я, широко раскрытыми глазами глядя на этот ужас.

— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — прошипел он.

Встретив его безумный взгляд, я решил удовлетворить его просьбу.

— Ты прав, — признал я, поднимая Несущий рассвет так, чтобы он мог его увидеть. — Я сделал из него телепортатор, способ сбежать из любой тюрьмы, даже такой, как эта. Я рассчитывал на то, что ты приведешь меня сюда, что тебе необходимо будет в последний раз выйти со мной на бой. Но я, очевидно, не догадался, что ты все спланировал, — я опустил молот и позволил ему проскользнуть в ладони под весом головы, пока мои пальцы не оказались у самого навершия. — Но ты кое-что забываешь…

Керз наклонился вперед, словно жаждал услышать, что я скажу. Он верил, что я попался, что мне никогда не сбежать из его ловушки.

Он ошибался.

— Что, брат?

— Это еще и молот.

Удар пришелся прямо по подбородку: взмах снизу вверх был так мощен, что сбил его с ног и опять опрокинул на пол. Едва он успел подняться на одно колено, как я опять его ударил, на этот раз по левой лопатке, отчего наплечник раскололся надвое. Ткнув его кулаком в живот, я во второй раз взмахнул молотом, заставив его подняться.

Керз едва не упал снова, когда я налетел на него, вжимая рукоять молота в горло и тесня его назад, пока не прижал к стене. Его горжет был сломан и еле держался, поэтому я, держа одну руку на навершии, а вторую — на голове молота, продолжил вдавливать рукоять в его трахею и медленно ломать кости.

Броню Керза покрыли брызги крови и слюны из до сих пор растянутого в ухмылке рта.

— Да… — прохрипел он мне. — Да…

Как омерзителен он был, как хотелось мне убить его, положить конец его страданиям и хоть отчасти отплатить за всю боль, причиненную мне и моим сыновьям.

— Ну же… — с мольбой во взгляде шептал Керз, и я вдруг понял, что он хочет этого. Хочет еще с Хараатана. Не все моменты слабости, увиденные мной в этом месте, были притворством. Керз действительно ненавидел себя — так сильно, что жаждал покончить со всем. Если я его убью, он получит все, чего хотел: смерть и возможность опустить меня на свой презренный уровень.

— Я проклят, Вулкан… — с трудом выговорил он. — Покончи же с этим!

Черная и красная бездна пульсировала на границе сознания, монстром подкрадывалась ко мне из глубин. Так много мертвых лежало вокруг — и мне казалось, что я слышу, как они молят меня сделать это, отомстить за них.