Шанталь разочарованно вздохнула. Она ждала другого ответа.

— Мой муж считал, что все на свете сущая чепуха — деньги, вещи, явления природы, служебная карьера. Он называл это мишурой. Смыслом жизни для него была я. Это была даже не любовь, не обожание в общепринятом смысле, а философия, религиозный культ. Муж был неистощим на выдумки доставлять мне радости, выражать свое преклонение. На службу он уходил очень рано, когда я еще спала. А в час пробуждения звонили в дверь и вносили корзину цветов. И так каждый день.

— Но вам не наскучила монотонность?

— Вы знаете, нет! Цветы не повторялись — всегда приносили разные.

Клоду сделалось весело. Он увидел Шанталь в ином ракурсе, который был скрыт заданной ей ролью. И, словно подхваченное ветром с Ла-Манша, уносилось, исчезало беспокоившее его сожаление, что навсегда расстается с неповторимо красивой женщиной. Как бы подбрасывая хворост в огонь, пристрастно расспрашивал ее о прошлой жизни, чтобы еще и еще убедиться в том, что она совсем не та, за кого принял ее, кем вообразил.

— По вечерам, — охотно вспоминала она, — мы смотрели фильмы, спектакли, ходили в гости или принимали у себя. «Тебе понравилось манто героини американской картины?» — спрашивал меня муж, и если я отвечала «да», то назавтра такое манто висело в моем гардеробе.

— Шанталь, дорогая моя Шанталь! Дорт — тот самый, кто вам нужен! Он двойник вашего покойного супруга. Он будет его продолжением, уверяю вас.

— Вы думаете?

— У-ве-рен! Он осыплет вас цветами, по воскресеньям станет возить в гости и показывать как произведение искусства, в будни по сто раз на день звонить и справляться о здоровье, вечерами сидеть у ваших ног, как верный спаниель.

— Похоже, вы правы… И я вновь обрету себя, свою прежнюю жизнь, не так ли?

— Конечно же!

— Все снова будет, как в Швеции… Мне так не нравится суматошный Париж. Хемингуэй сказал, что это вечный праздник. А по-моему — вертеп. Клод, я вам очень благодарна и признательна.

— Да, каждый из нас получит то, что хотел, а вы — еще и мужа в перспективе.

— Я прекрасно понимаю, что при моем участии вы делаете какие-то свои аферы. Ну и с богом! Меня они не касаются. Я, кажется, вас ни в чем не подвела, верно?

— Совершенно верно, Шанталь!

— Ваши аферы меня, повторяю, не тревожат. Но если у вас возникнут какие-то неприятности, то на меня, пожалуйста, не рассчитывайте. Отныне я вне игры.

Клод улыбнулся и впервые несколько фамильярно обнял ее за плечи.

— Я вам подарил Дорта, мадам. А Дорт, помнится, не входил в наш уговор. Дорт — премия за безукоризненно сыгранную роль моей любящей, по не очень преданной спутницы жизни.

На перекрестке сильный порыв ветра упругим мячом ударил им в лицо, и оба, защищаясь, крепче придвинулись друг к другу. Неожиданно для себя Клод поцеловал ее долгим поцелуем. И когда почувствовал, что и она целует его, отстранился и тихо сказал:

— Пойдем отсюда.

И была ночь — долгая и сумбурная, как запутанная кинолента. Но после, когда Клод вспоминал, она казалась ему короткой, словно вспышка молнии.

Впервые они завтракали не в ресторане, а у себя в номере, как все супружеские пары, жившие в отеле. Шанталь была весела, выглядела свежей и бодрой.

Они болтали о пустяках, когда в дверь постучали. Шанталь запахнула халат, на ходу поправила перед зеркалом волосы и повернула ключ.

— Боже мой!

На пороге стоял портье с корзиной белых, едва распустившихся роз. Цветы были артистически собраны в массивный веерный букет.

— Боже мой, у меня кружится голова от аромата! Как они пахнут, и как я люблю розы!

— Где прикажете поставить, мадам?

Шанталь показала на круглый столик у зеркала. Портье осторожно опустил благоухающий сугроб цветов.

— Клод, это ты?

— С вашего позволения, мадам.

— Какую радость ты мне доставил, Клод! Я хочу тебя поцеловать. Нет, нет, сиди, не вставай.

Она подошла к нему, нежно поцеловала в щеку и, прижав его голову к себе, гладила волосы, слегка покачиваясь, словно баюкая, говорила ласковые слова. И у Клода навернулись слезы. В один миг он пронзительно ощутил свое одиночество и неизбежность расставания с этой неожиданной в его жизни женщиной.

Он резко встал и отошел к окну. Ла-Манш кипел крутыми белыми волнами.

— Теперь слушай меня внимательно, — заговорил Клод, не оборачиваясь к Шанталь.

И она как-то очень покорно ответила:

— Да, да, слушаю тебя, Клод.

— Наша инсценировка завершается. Предстоит последний акт. Влюбленный Дорт поехал за деньгами, чтобы выкупить тебя у меня. Он привезет деньги на восстановление моего конного завода. В обмен на наш развод. Сколько нужно времени, чтобы развестись?

— Право, не знаю, Клод.

— Скажем, недели две. Через две недели сообщишь ему, что ты уже не мадам Сен-Бри. Вот, собственно, и все.

— Хорошо, Клод, хорошо.

— С этого момента мадам Шанталь Перро вольна располагать собой, как ей хочется. Может выйти замуж за Дорта и жить с ним в доме с массой светильников и абажуров. Может поступить и по-иному. Это ее сугубо личное дело. Все понятно?

— Да.

— Ты хочешь о чем-то спросить?

— Нет, Клод, не хочу. Мне все ясно и понятно.

— Тогда я хочу тебе сказать еще вот что. Не подумай, будто эта история затеяна для вымогательства денег у Дорта. Деньги, которые он привезет, не его и мне не нужны. Они — лишь необходимый реквизит в очень серьезной политической операции. Еще раз повторяю — деньги не Дорта. Со временем, возможно, ты узнаешь и больше.

Косматые волны за окном, урча и повизгивая, все яростнее набрасывались на изваяния пляжных дюн, обдавая набережную шипящей липкой пеной. Ла-Манш бушевал.

Джордж Крафт появился в «Гранд-Отеле» как снег на голову — без предупреждения. Клод подумал было, что американец хотел застать его врасплох.

Влетев в бар, где Клод, поджидая Дорта, коротал время у телевизора, Крафт бросился к нему с сияющим лицом.

— Мистер Крафт? Как говорят в вашей стране, вы выглядите на десять тысяч долларов. Что стряслось?

— Вы превзошли все наши ожидания, месье Сен-Бри!

— Вы о чем?

— О Дорте, о Карле Дорте.

— Ах, вот оно что…

— Да, он у нас в кармане, и мы вынем его, когда будет нужно.

Клод подозвал бармена.

— Два виски. Нет, пожалуй, два двойных виски за счет этого джентльмена.

— Мне, пожалуйста, без льда и без воды. Я с дороги и сильно продрог. Представьте, в машине испортилась печка.

— Так давайте же выпьем, месье Крафт.

— Давайте выпьем за вас, месье Сен-Бри. Вы просто молодец!

И Крафт поведал о фантастическом превращении бессребреника Дорта в алчного вымогателя. Прервав отпуск, явился к себе в мэрию и потребовал Вана Кларка. Когда тот переступил порог кабинета, Дорт запер дверь и даже зачем-то зашторил окна. Диалог был коротким и деловым.

— Я принимаю ваши условия, Кларк.

— Ну и давно бы так.

— Мне нужны деньги.

— Слава богу, что образумились, господин мэр.

— Ваше мнение меня не интересует. Несите деньги!

— Вы хотите сказать, чек на ваше имя, господин мэр.

— Нет! Наличные деньги. Я не собираюсь вызывать кривотолки у банковских служащих.

— Понял, господин мэр, и удаляюсь.

От двойной дозы неразбавленного виски Крафт становился разговорчивым и, фамильярничая, хлопал Клода по плечу.

— Но каков ваш Дорт? Откуда вдруг в нем проснулась такая алчность? Что вы тут с ним сотворили, а? Вы знаете, сколько он запросил?

Клод, конечно, знал. Но сумма, которую сообщил американец, вызвала у него неподдельное изумление — она оказалась ровно вдвое больше названной им Дорту на «восстановление сгоревших конюшен».

— Так, так… Вы говорите, Дорт потребовал…

— Не только потребовал, но уже и получил всю сумму.