Нагиз Хашеми усмехнулся, оценив шутку, и сообщил:

— Не более пятидесяти человек. Кое-кто, кстати, уже в королевстве – здесь удобно скрываться от мести еврейских спецслужб. Мои люди – профессионалы, они привыкли действовать малыми силами против многочисленного противника. За плечами многих из них – годы непрерывной войны с израильтянами, а это не самые скверные солдаты, поверьте тому, кто был под их огнем!

— С информацией дело обстоит сложнее, — заметил генерал. — Нефтяные промыслы охраняет Национальная гвардия. Они подчиняются наследнику престола и королю, а на внимание со стороны армии смотрят косо. Я не могу просто приказать им отдать мне схемы расположения постов и таблицы паролей, если вы рассчитываете на это, господин Хашеми.

— Это мы сделаем сами, генерал! Я не заинтересован, чтобы ваше имя оказалось как-то связано с будущей акцией – нам нужны такие люди, как вы, те, на кого можно положиться, не опасаясь предательства. И ради того, чтобы заслужить ваше доверие, я исполню вашу месть! Ваши казненные братья будут довольны!

Где-то далеко, за сотни километров от этой пустыни, мирно спал в своих роскошных покоях король Абдалла – один из самых богатых и влиятельных людей планеты, тот, в чьих руках были колоссальные запасы нефти, а, значит, власть над очень многими. Его покой бдительно охраняли отборные гвардейцы, беззаветно преданные своему господину, рядом были и американцы, а, значит, нечего опасаться. Правитель Саудовской Аравии не знал, что невидимые часы уже начали обратный отсчет времени. Маховик заговора набирал обороты.

В грузовой кабине – салоном, как ни старайся, назвать ее не поворачивался язык – десантного Ми-8 МТВ было шумно и тесно. Шумно оттого, что как раз над головой выли на максимальных оборотах спаренные турбовинтовые двигатели ТВЗ-117ВМ, вращавшие лопасти несущего винта геликоптера диаметром двадцать один метр. Ну а теснота… разве может быть просторно, если в эту кабину набилось разом тридцать с лишним человек, все – не с пустыми руками, в полной экипировке, с личным оружием, с десантными рюкзаками, туго набитыми боеприпасами и сухими пайками.

Тарас Беркут покосился на сидевшего слева от него на узком, не слишком удобно сидении, бойца. Плечистый парень, шириной плеч и величиной бицепсов ничуть не уступавший своему командиру, поставил меж широко расставленных ног пулемет "Печенег", упирая приклад в металлический пол кабины, и сейчас, уставившись куда-то в пустоту, перекатывал во рту жевательную резинку. Почувствовав на себе взгляд полковника, пулеметчик обернулся, вопросительно уставившись на командира. Тарас молча кивнул, продолжив изучать лица своих бойцов.

Беркут чувствовал волнение тех, кто находился рядом с ним, в тесноте вертолетной кабины. Нет, по-настоящему никто не боялся, эти люди уже успели понюхать пороха, за плечами многих из них было не по одной войне. Но оставаться совершенно спокойным, когда точно знаешь, что совсем скоро тебя ждет бой с безжалостным противником, готовым на все, едва ли окажется под силу хоть кому-то.

Дверца, отделявшая кабину пилотов от грузового отсека, сейчас битком набитого вооруженными людьми, отворилась на пару секунд. Штурман, усталый мужик в потертом комбезе, выглянул в полумрак, отыскав сидевшего по правую руку полковника, и сообщил, перекричав вой турбин над головами:

— Одна минута до "точки"! Готовь своих!

Летчик уже скрылся, а Тарас Беркут, надсаживая глотку, рявкнул, заглушив и гул моторов, и разговоры, за которыми его бойцы пытались скоротать время:

— Одна минута! Всем приготовиться!

Все тридцать два человека, ютившиеся в наполненном шумом чреве Ми-8МТВ, разом подобрались. Послышался сухой лязг взводимых затворов, а щелчки предохранителей потонули в общей суете. Сам Беркут давно был готов. Тело сдавливал разгрузочный жилет "Пионер", простой, надежный и функциональный, нагрудные карманы которого были туго набиты автоматными "рожками" – восемь магазинов, двести сорок смертоносных гостинцев, летящих почти втрое быстрее звука. Оружие тоже было под рукой.

Большая часть людей Беркута, бойцы БОР – отдельного полицейского батальона оперативного реагирования, — по привычке вооружилась "калашами", компактными АК-105 калибра 5,45 миллиметра, по своим характеристикам стоявшими как раз посередине между полноценным АК-74 и "окурком" АКС-74У, и соответствовавшим разрекламированным на весь мир американским карабинам М4. Но сам полковник предпочел автомат системы Никонова АН-94, знаменитый прежде, но как-то забывшийся со временем "Абакан"[2]. Такой же выбор сделали и наиболее опытные офицеры Беркута.

"Никонов", действовавший по принципу смещенного импульса отдачи, позволял укладывать первые две пули едва не в десятикопеечную монету – "калашникову" такое не снилось – а устроен был ненамного сложнее, чем АК. По сути, ствол и затворная группа находились на лафете с мощными амортизаторами, гасившем отдачу, так что в момент выстрела оружие оставалось неподвижным, обеспечивая невиданную точность. Конечно, конструкция оружия стала не такой простой, как у АК-74, но те, кто оружием пользоваться умел, за недостаток это не считали. Ухаживай за своим "стволом" грамотно, и он не откажет в разгар боя, так что собирать-разбирать его под огнем противника не придется. А уж такие мелочи, как "отсутствие эргономики" для русского мужика… Да кто про нее вообще слышал, про эргономику-то!

Беркут почувствовал, как вертолет сперва сбавил скорость – турбины над головой стали выть чуть спокойнее – а затем начал снижаться. Через пару секунд опустится грузовая аппарель в кормовой части "вертушки", выпуская его и его людей навстречу первому для батальона настоящему бою. Комаднир чувствовал, что нервы у всех на пределе, люди напоминали сжатые до упора возвратно-боевые пружины своих автоматов – надави еще чуть-чуть, и они стремительно распрямятся, сметая все на пути.

Створка аппарели, заменившей на последних модификациях "пчелки", как называли Ми-8 еще с Афгана, двустворчатый люк, поползла вниз, впуская в десантный отсек порывы ветра и тусклый свет осеннего дня. Беркут, на ходу цепляя на плечо АН-94 с уже досланным в ствол патроном, первым встал у проема, готовый ступить на землю, считавшуюся своей, родной, русской, но теперь бесконечно враждебную для него и тех, кто шел следом за ним.

— Приготовились, — еще раз обратился он к своим бойцам, напряженным, нервным, сжатым в комок, и готовым к прыжку, едва услышав команду. — Проверить оружие! По выходу занять круговую оборону! Пулеметчики – за мной! Вперед!!!

Катки шасси "ми-восьмого" даже не успели толком коснуться покрытой пожухшей травой вершины холма, выбранного пилотами для высадки десанта, а Тарас Беркут, заученно сгруппировавшись, уже спрыгнул вниз, пригнувшись и отскакивая в сторону. Опустившись на одно колено, полковник вскинул "Абакан" с укрепленным под цевьем подствольным гранатометом, вглядываясь в темневший у подножья холма осенний лес.

Следом за своим командиром вертолет покинули два пулеметчика, вооруженных мощными "Печенегами", более продвинутым вариантом пулемета ПКМ. Держа свое оружие на весу, поводя из стороны в сторону стволами, у дульного среза отягощенными сошками, бойцы прикрывали высадку товарищей, готовые отбросить лавиной огня, смести с пологих склонов холма, незаметно подкравшегося противника.

Вообще на оружии для подразделения Беркута новые хозяева, действовавшие под сенью звездно-полосатого знамени, не экономили. Привычный камуфляж, правда, пришлось сменить на "пиксельный" американский, а вот все остальное было своим, отечественным, да каким! Полицейский батальон, один из первых, сформированный в рамках строительства новых сил внутренней безопасности, получил все самое новое, то, о чем рядовой боец Российской Армии мог только мечтать. У каждого бойца – АК-105, к которому запросто можно было получить "подствольник" ГП-30, а не по два на отделение, как было прежде.