— Если этим ублюдкам что-то не понравится, мы окажемся в гребаной мышеловке, — мрачно сообщил прибывшему в Урус-Мартан капитану Мартинесу командовавший морпехами лейтенант, кивком указав на город, что раскинулся за укреплениями из мешков с песком, обрамлявших небольшой палаточный городок. — На каждого из моих людей здесь по тысяче мусликов! Через пять минут от нас ничего не останется! Патронов не хватит на каждого из них!

— Не нужно смотреть на местных, как на врага, — возразил тогда Энрике Мартинес, повторяя то, что сам услышал от одного из штабных офицеров в Грозном. — Эти люди должны быть благодарны нам за ту помощь, что получали раньше. Америка всегда поддерживала их борьбу за независимость. И они не могут этого забыть. А вы, готовясь к войне, только можете их спровоцировать, лейтенант!

— При всем моем уважении, капитан, сэр, это дикари, жестокие и опасные. Здесь каждый второй разгуливает по улицам с оружием. У каждого первого, в прочем, оно тоже есть, но те, кто поумнее, не держат "стволы" на виду. И поэтому у меня есть все поводы, чтобы готовиться к войне.

Капитан Мартинес не стал спорить со своим офицером, понимая его правоту. Они были чужаками здесь, точно такими же, как русские, так и не сумевшие до конца навести порядок в этом диком краю. Теперь такую работу предстояло выполнить морским пехотинцам. Десятая легкая и Сто первая, считанные недели назад выбившие отсюда русских, разгромившие их танковые армады, неожиданно понадобились в других местах, и потому армия ушла, а на их место явились моряки. Группировка, увеличившаяся уже до размеров экспедиционной бригады, теперь должна была взять под контроль огромную территорию от Черного моря до Каспийского, обеспечив здесь хоть какое-то подобие порядка. И любой понимал, что если здесь вспыхнет всерьез, то шестнадцати тысячам бойцов, пусть они и были лучшими из лучших, сделать это окажется почти невозможно.

Рота Мартинеса, пополненная после тяжелых боев с частями русской армии, оказалась раздергана по половине Чечни, и нигде не было одновременно больше взвода, а иногда дело ограничивалось и вовсе отделениями. Правда, пост в Урус-Мартане все же не казался отрезанным от своих. Морпехи знали, что в случае чего их не бросят – совсем рядом, в Грозном, в полной готовности ждали приказа боевые вертолеты AH-1W "Супер Кобра" и штурмовики AV-8B "Харриер", способные сравнять с землей весь этот город.

Двадцать минут – ровно столько требовалось авиации, чтобы появиться над жилыми кварталами, и это с учетом необходимой предполетной подготовки и инструктажа самих пилотов. А следом уже подтянутся наземные силы – бронемашины LAV, усиленные танками – тяжеловесными М1А2 SEP" Абрамс", урановую броню которых не возьмет ничего слабее пушки такого же танка, а орудия самих "Абрамсов" перемелют в порошок любого врага. В прочем, эти двадцать минут еще нужно было продержаться, вот и зарывались морские пехотинцы поглубже в землю, утыкав периметр обороны десятками мин всех типов, опутав все вокруг спиралями колючей проволоки.

Попав сюда, капитан Мартинес в полной мере ощутил атмосферу осажденной крепости, пробыв на заставе лишь полчаса. За брустверами из мешков с песком и бетонными блоками находился другой мир, чуждый американцам, не враждебный им явно, но наверняка опасный, не терпящий вмешательства посторонних. Сменявшие друг друга на постах морпехи из-под низко надвинутых на глаза кевларовых касок – ничтожная защита против автоматной пули, но хотя бы что-то! — наблюдали за жизнью другого народа. Мимо поста проезжали автомобили, потрепанные грузовики и разбитые легковушки, среди который порой мелькали роскошные джипы-"субурбаны" и шикарные седаны "Мерседес" местной "знати". Люди торопливо проходили мимо, косясь на чужеземцев, а те настороженно следили за каждым местным, появлявшимся возле поста, не сводя с него внимательных взглядов – и пулеметных стволов. Морским пехотинцам, разумеется, никто не угрожал сейчас явно, к ним просто присматривались, оценивали их, гадали, чего ждать от чужаков, но напряжение, явно недоброе, чувствовалось с первых мгновений здесь.

— Удивительно, сэр, но хотя русских больше нет, в этом городе нет и намека на хаос, — сообщил прибывшему с проверкой капитану, только вернувшемуся из госпиталя, командир взвода морской пехоты, как будто бы поддерживавшего порядок в Урус-Мартане. — Я побывал в Нью-Орлеане, когда ураган разрушил плотины, и город оказался затоплен. Я знаю, что бывает, когда толпа понимает, что власти больше нет, и некому наказывать всяких ублюдков. Многие тогда боролись за свои жизни, кто-то пытался помочь другим, знакомым и незнакомым, но кое-кто, почувствовав свободу, творил по-настоящему мерзкие вещи. Нам не раз и не два приходилось применять оружие в те дни, стрелять не во врага, а в таких же американцев – списать на последствия урагана лишний труп тогда было не проблемой, а коронеры смотрели на все сквозь пальцы. А здесь царит покой, как будто ничего и не произошло.

Они стояли у въезда на территорию поста, рядом с пулеметным гнездом, обложенным все теми же мешками с песком. Возле установленного на сошки М249 SAW, самого мощного оружия морпехов, если не считать двадцатипятимиллиметровую пушку бронемашины LAV, постоянно находились два моряка в полном снаряжении. Еще несколько бойцов контролировали периметр, готовые обрушить на любого, кто приблизится к охраняемой зоне с дурными намерениями, шквал огня из своих М16А2. А за оградой жил своей жизнью чужой город, кажется, старавшийся не обращать внимания на пришельцев.

— Я видел, как на улице подрались какие-то пацаны, местные, — сообщил лейтенант, тоже не расстававшийся с оружием – на бедре в открытой кобуре висела табельная "Беретта" М9 калибра девять миллиметров – и не снимавший с себя кевларовую кирасу легкого бронежилета. — Кажется, они что-то всерьез не поделили. Пахло кровью, но тут появился какой-то древний седой старик в папахе и с клюкой в руках, что-то сказал этим парням, всего пару слов, и они тотчас растворились, будто их и не было. Какие-нибудь пуэрториканцы, которых полно в моем родном Сан-Франциско, просто послали бы этого деда, куда подальше, занявшись своими делами, а в "черном" квартале того же Нью-Орлеана он мог получить и нож в печень, просто так, чтобы не совался, куда не нужно. А здесь никто и слова не посмел сказать, все просто разошлись, будто забыв о своих проблемах, и друг о друге. Мы были в городе, четыре человека с оружием, наблюдали за всем с полусотни ярдов, но нас местные словно не замечали.

— И кто же поддерживает порядок в округе? — с явной ленцой поинтересовался Энрике Мартинес. — Седые старики?

— Местный мэр, или как он называется у русских. Он – чеченец, кажется, из этого самого города. Русских над ним больше нет, он превратился в самостоятельного князька, как в какие-нибудь средние века, и власть держит крепко. Он создал что-то вроде ополчения вместо разбежавшейся полиции, тем более, тут в каждом доме, наверное, по автомату Калашникова, да не по одному. Так что несколько десятков или даже сотен человек, не подчиняющихся никому, кроме своего вожака, неплохо вооруженных и наверняка умеющих пользоваться этим оружием, находятся в постоянной готовности.

— Мэру не простят такие вольности! В Москве уже создано какое-то правительство, они устанавливают свою власть по всей стране, — вспомнил Энрике Мартинес. — Думаю, скоро они дотянутся и досюда, и этому князьку придется расстаться с изрядной долей своей власти.

— Может, и так, — пожал плечами лейтенант, на правах старожила, что провел в этих краях уже несколько недель, рассуждавший о местных порядках. — Но, боюсь, им могут крепко надавать здесь по рукам! Кажется, никто не собирается здесь делиться властью просто так, сэр. Эти горцы, они живут по своим законам, они никогда не поступятся своей свободой, могут только покориться на время сильному, но у тех, что собрались в Москве, силы как раз нет. Только сами они этого не понимают, и будут пытаться везде установить свой порядок.