Порфирий. Ты знаешь, где палочка?

Лумен. Нет, но я знаю нечто еще более важное.

Порфирий. Что может быть важнее?

Лумен. Я исцелил твоею силою, мудростью, добродетелью дочь синьора Гамбакорта, князя Пизанскаго…

Порфирий. Палочка, палочка исцелила ее.

Лумен. Нет. Говорю тебе: нет!.. Ибо я не давал ей выпить панацеи.

Порфирий. Отчего же она заговорила?

Лумен (Раздельно). Я не давал ей твоей панецеи!

Порфирий (Раскрывает рот и долгим тупым взором смотрит на Лумена). Что же ты дал ей?

Лумен. Она исцелилась силою твоего духа, преподанного ей мною. Я выполнил все духовные твои предписания, но я дал ей простой воды. Ты видишь, палочка тут не при чем. Истинно, истинно говорю тебе: исцеляет дух, то, что ты называешь самоподготовкой и внушением веры. Это исцеляет, в этом твое огромное открытие, этим велик ты, ты можешь отбросить вавилонскую палочку, как выздоровевший отбрасывает костыль, и ты увидишь, что по — прежнему будешь преуспевать и без нее.

(Порфирий слушает с изумлением и растущим беспокойством, Лаура с надеждой.

Меркурий отошел в сторону, улыбается).

(Пауза).

Порфирий. Что ты несешь? Что ты несешь, мальчик?

Лумен. Истинно говорю тебе: вавилонская палочка — обман, это не более, как кусочек металла.

Порфирий (Неожиданно поднимается с кресла и ударяет его костылем). На, получай! Негодный гусенок! А, несчастнейшее насекомое, палочка не свята больше в твоих глазах! А, в ней ошибался сам пророк Даниил и целый ряд жрецов Вавилона, Персии, Пальмиры и жрецы Magnae Matris, и философы Порфирий и Прокл, и епископ Каликст, архидиакон Григорий, Бен — Омри и Дауд бен — Сегаль — каббалист, Альберт великий и Рожер ван — дер — Гиифт, все ошибались, ошибся и я, старый дурак, Порфирий Супермедикус, только ты, только ты, желторотый цыпленок, сын курицы от стервятника, только ты разгадал истину, ты, гриб, не сравнявшийся еще с землею, но уже червивый, ты, вошь, воспитавшаяся во власах моей почтенной брады, ты, мозоль на подошве науки… Ты!.. Ты!..

Меркурий. Не сердись, магистер! Ты знаешь, что стенки твоего желчного пузыря…

Порфирий. К чорту мой пузырь! Пусть лопнет мой пузырь, пусть желчь моя зальет мир, пусть в ней захлебнутся неблагодарные ученики! Он дал воды Гамбакорте, и она заговорила. Слушайте его, слушайте его, облака, деревья, мои травы, муравьи и мотыльки, слушайте его, ангелы и демоны, окружающие нас в сей час, слушайте его и хохочите! Он хочет, чтобы мы все поверили, что немая может заговорить, выпив стакан воды! О, раздувшаяся водяная крыса, о новый Фалес, бессмысленный певец вод, да пошлет тебе Господь водянку, да захлебнешься ты водою на заре дней!.. Вода, вода!..

Лумен. Я сказал: дух.

Порфирий. А, дух! Так ты исцеляешь духом, да? При помощи духа? Какого? А не хочешь ли ты на костер за это, мой милый чернокнижник? Мы знаем, чем пахнут эти духовные исцеления, — духом зловонного козла, смрадным духом уст Авадонны. Повтори еще об исцеляющем духе, и мы всей коллегией потащим тебя к епископу.

Лаура. Баббо, баббо! (Плачет). Ведь это Лумен, Лумен, который хочет вам добра, любит вас, потому что любит меня!

Порфирий. Прочь, кукла!.. Для тебя ничто, что он позорит палочку отца, изрекает хулу на палочку. Это ничто для тебя! Тебе важны поцелуи, охи, серенады, лунные ночи, молодость, любовь, свадьба, брак, дети… Всякая ерунда важна тебе, но ценностей истинно — важных ты не знаешь. Что такое тебе палочка? Я отдал за нее все, мое счастье отдал я за нее, отдал такую любовь, какой и сотая часть не вместилась бы в десять трухлявых сердец Луменов, если придать к ним еще и печень, и селезенку, и прочие intestines. — А ты наоборот, ты отдала бы за сладкий поцелуй, за так — называемое счастье и отца, и честь, и Бога, ты бы и палочку отдала, чтобы выскочить за любимого молокососа, скудоумная девчонка! Разве женщины способны на серьезность? Молчи же, цесарка! Что касается тебя, хулитель, ругатель, духоисцеляющий обманщик, еретик, сатанослужитель, дьявололобызатель, адосвященник и бесоврач, то я проклинаю тебя отныне и навеки и гоню тебя вон из моего дома!

(Раздается энергичный стук в калитку).

Меркурий. Учитель, кто-то пришел к тебе.

Порфирий. Всех к чорту! Никого не хочу видеть. Ничего не хочу, кроме вавилонской палочки.

Меркурий (открывая калитку и выглядывая в переулок). Ба, люди синьора подеста привели Фидуса.

(В калитку входят два рослых парня в латах. Они ведут Фидуса за плечи).

Первый стражник. Великий Супермедикус! Мы нашли твоего ученика в то время, как он, размахивая каким-то волшебным жезлом перед зеваками предместья, хвастал, что с жезлом этим к нему перешла вся твоя премудрость. Мы подумали, не украл ли он твою премудрость. И, рассудив, что — это воровство, как всякое другое, ибо ты живешь своей премудростью как портной портняжеством и волшебный жезл для тебя то же, что шило для сапожника, — взяли молодчика и привели его сюда.

Фидус (падая на колени перед Супермедикусом). Прости меня, учитель… Я украл палочку, ибо я знаю, что в ней истина, мощь, здоровье, богатство, молодость, красота… Учитель… ты не любил меня… Я видел, что палочка никогда не будет моей… Потому украл. Суди меня Бог. Я заслужил тысячу лет чистилища, но я с ума сошел… О, я готов был разбить твою голову, если бы я думал, что ты в своем черепе прячешь вавилонскую палочку!

Порфирий. Где она?

Фидус. Вот… Возьми (Отдает ему палочку). Прости меня!

Порфирий. Сын мой, милый сын мой… Мне ли прощать тебя?.. Смотри, Меркурий, смотри, Лаура, все смотрите, — он возвращает мне палочку… И веру мою в нее. Так ты готов был убить меня, дорогой мальчик, только бы добыть палочку?

Фидус. О, дорогой учитель, казни меня, но это так: лучше сказать всю правду.

Порфирий. О, благородная душа, одержимая жаждой истины!

Фидус. Я подслушивал, подсматривал, притаившись за углом или у двери…

Порфирий, О, мой красавчик!..

Фидус. Сколько раз я видел, как ты по ночам мешал над огнем ею в своих котлах и тиглях!.. Я едва удерживался, чтобы не прыгнуть на тебя из темного угла как зверь и не сдавить моими пальцами твою тощую старую шею.

Порфирий. Так, так, мой сын.

Фидус. Я готов был изнасиловать Лауру, чтобы заставить тебя отдать мне ее, а с нею палочку… Потому что привлечь девушку красотою или любезностями я не умел…

Порфирий. Так ты хотел изнасиловать ее ради палочки? Так любил ее?

Фидус. Всем помышлением любил.

Порфирий. Твоя любовь будет награждена: ты получишь ее. Ты получишь палочку. Ты получишь также и дочь мою.

Меркурий. Магистер, опомнись!..

Порфирий. Молчи! Я знаю, что делаю. Боже, кажется, и этот враг мой! (Показывает пальцем на Лумена). Кажется, и этот бледноликий отцеубийца, этот пес, кусающий руку хозяина, хочет заговорить! Нет, вон, вон, я не потерплю больше тебя в моем доме!

Лаура. Я не верю своим ушам, баббо (Рыдает).

Порфирий. Поверишь. А не поверишь ушам, — поверишь свидетельству других чувств, ибо сей достойный юноша в кратчайший срок станет твоим. мужем. Милый Фидус, поведи этих наших друзей, людей синьора подеста, в кухню и дай им доброго вина. И не кручинься, мальчик. Ибо ты достойный ученик своего учителя. Дай я поцелую тебя!

(Порфирий и Фидус целуются, потом Фидус уходит со стражей. Лаура плачет).

Порфирий. Не хныкать, кукла! Ты будешь счастлива с ним, как твоя мать была счастлива со мной. Пойдем, пойдем… Я не оставлю тебя ни на минуту с этим водяным прыщом, с этим гороховым духом раздутого чрева… Пойдем, пойдем!

(Уходит, таща за собой Лауру).