Не зная угрозы вторжения кочевников, Западная Европа могла спокойно развиваться, поскольку между ее государствами и степью стоял надежный русский щит.
В начале XIII века на территории Восточной Европы нахлынула еще одна мощная волна кочевников, несметные полчища татаро-монгол, руководимые Чингисханом и его полководцами. Если первое их появление ограничилось разведкой и свелось к одной военной победе, одержанной над русскими дружинами на реке Калке в 1223 году, то вторжения армии Батыя в 1237 и 1240 годах привели к завоеванию сначала Северо-Восточной, а потом и Юго-Западной Руси.
В сущности, такой исход столкновения ордынских полчищ с русским войском был предрешен: он был прежде всего обусловлен разными стадиями развития феодализма в Монгольской империи и на Руси в начале XIII века. Империя Чингисхана была тогда огромным раннефеодальным, еще достаточно «централизованным» государством с сохранившимися пережитками эпохи «военной демократии» (в распоряжении ордынских правителей была большая, хорошо дисциплинированная и весьма боеспособная армия). Русская земля, расчлененная на отдельные княжества, не могла противопоставить этому противнику сколько-нибудь равноценный военный потенциал. Наметившиеся на рубеже XII–XIII веков в Северо-Восточной и Юго-Западной Руси центростремительные тенденции никак не могли изменить сложившееся тогда соотношение сил между консолидированной империей Чингисхана и политически раздробленной Русской землей, не могли предотвратить торжество завоевателей.
Немалая угроза нависла тогда и над странами Западной Европы: после покорения Владимирской Руси и Киевщины полчища Батыя двинулись в Польшу, Венгрию, к берегам Адриатики. Однако Батый сравнительно быстро покинул пределы Западной Европы, видимо, хорошо понимая невозможность ее завоевания, когда в тылу оставалась не до конца сломленная Русь. Таким образом Русская земля и на этот раз стала щитом для европейской цивилизации.
А. С. Пушкин писал: «России определено было высокое предначертание: ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь…»
И действительно, уже огромные размеры Русской земли создавали большие трудности для управления ею ордынскими властями. Но, кроме масштабности Русской земли, нужно было иметь в виду еще и большую сложность тогдашней политической обстановки в Восточной Европе, которую Орда не могла игнорировать, если хотела установить надежный политический контроль над Русью, а также иметь здесь гарантированный источник постоянных доходов (в виде «царева сбора», «ордынского выхода» и т. д.). А политическая обстановка в этом регионе характеризовалась тогда продолжавшейся борьбой центробежных и центростремительных сил, соперничеством многих земель-княжеств друг с другом, чем ордынские правители стали умело пользоваться, разумеется, в своих интересах.
На эту особенность ордынской политики на Руси обратил внимание еще К. Маркс. «Для того, чтобы поддержать рознь среди русских князей… — писал он, — монголы восстановили достоинство великого княжения».
Справедливость этого наблюдения подтверждается всей ордынской политикой XIII–XV веков в Восточной Европе, политикой единой в своих стратегических целях, но разной в тактических приемах ее осуществления.
Так, в 40-50-е годы XIII века, когда тенденция разделения Монгольской империи на отдельные улусы сдерживалась политическим сотрудничеством хана Батыя, а потом и хана Берке с тогдашними правителями Каракорума, ордынская дипломатия, действуя в широких масштабах всей Русской земли, восстановила два великих княжения, явно используя при этом «общерусскую» географию их размещения. На рубеже 40-50-х годов стали одновременно функционировать великое княжение во Владимире, переданное тогда князю Андрею Ярославичу, и великое княжение в Киеве, отданное Александру Ярославичу Невскому с предоставлением ему права распоряжаться судьбой Новгорода. Тогда же Орда организовывала походы на Галицкую Русь, чтобы включить ее в орбиту своего влияния.
Когда же в 60-е годы XIII века тенденция распада Монгольской империи восторжествовала, правители Каракорума перебрались в Пекин, а «улус Джучи», добившись независимости, сам оказался перед перспективой раздробления и, следовательно, значительного ослабления (в связи с созданием темником Ногаем самостоятельного «удела» в Северном Причерноморье), ханы Волжской Орды были вынуждены сократить на какое-то время размах своей политической активности в Восточной Европе.
Создавшаяся здесь новая расстановка сил привела к тому, что сфера политического влияния Орды несколько сократилась, а «география» княжений и городов, направлявших с согласия Орды своих князей-эмиссаров в Новгород, не стала выходить за пределы Северо-Восточной Руси. Теперь Волжская Орда давала ярлыки на Владимирское княжение и на Новгород обладателям таких мало значивших тогда центров этой части Русской земли, как Переяславль, Кострома, Городец, Москва, Тверь.
Политическая жизнь западнорусских земель в этот период протекала при том или ином участии темника Ногая, управлявшего на протяжении чуть ли не 40 лет созданным им татарским улусом в Северном Причерноморье (с 1265 по 1300 год). Правда, это участие долгое время маскировалось сохранявшейся формально зависимостью Ногая от Волжской Орды. Защищая автономию своего улуса от претензий Сарая, стараясь в то же время не допустить роста Владимирского княжения за счет Западной Руси, Ногай, видимо, поддерживал тенденцию консолидации западнорусских и литовских земель в едином государственном организме. Весьма показательно, что татарские походы второй половины XIII века в сторону Литвы, осуществлявшиеся при участии русских вассалов и, возможно, с санкции Ногая, в конечном счете не помешали установлению сотрудничества западнорусских и литовских феодалов, не задержали формирования Великого княжества Литовского и Русского, происходившего на рубеже XIII–XIV веков.
Общерусский характер восточноевропейской политики Орды стал возрождаться после ликвидации «удела» хана Ногая в 1300 году, после восстановления целостности «улуса Джучи», что произошло при хане Тохте (1290–1312) и хане Узбеке (1312–1342). Так, уже в 20-30-е годы XIV века правители Волжской Орды стали снова широко использовать противоборство центробежных и центростремительных сил в масштабах всей Русской земли, умело практикуя при этом сталкивание формировавшихся тогда в Восточной Европе двух великих княжений — Владимирского, сложившегося на землях Северо-Восточной Руси, и Великого княжества Литовского и Русского, образовавшегося на территории Западной Руси и Литвы.
Формирование в основном на древнерусских территориях этих двух великих княжений происходило в рамках тех же закономерных процессов восстановления целостности раннефеодальных государств X — начала XII века, которые, например, на польских землях почти полностью завершились к началу XIV века. На русских землях они были заторможены воздействием таких значительных внешнеполитических факторов, какими были Орда на востоке, Польша и Орден — на западе.
Ордынские правители поддерживали равновесие между этими княжениями, сталкивая их друг с другом и поощряя их претензии на общерусское лидерство, а также на закрепление за ними позиций в Новгороде.
Правители Польши и Ордена также поддерживали конфронтацию этих двух княжений, пытаясь в то же время расширить свои владения за счет Великого княжества Литовского и Русского (Орден — за счет Жемайтии, а Польша — за счет западнорусских земель, входивших в состав этого княжества). Характерно, что восточноевропейская политика Орды и восточная политика Польши иногда смыкались. Так, раздел Галицко-Волынской Руси в начале 50-х годов XIV века происходил при явном участии ордынской дипломатии.
Не исключено, что Орда, напуганная военно-политической активностью Владимирского княжения на рубеже 70-80-х годов XIV века, не возражала и против польско-литовской династической унии 1385 года, наметившей включение Литовско-Русского княжества в состав Польского государства, а вместе с тем и усиления этого нового государственного образования в качестве более надежного противовеса Москве.