Все царствовавшие в Сарае на протяжении 60-70-х годов чингизиды находились в той или иной зависимости от Мамая. Достаточно сказать, что одни золотоордынские правители были его ставленниками-марионетками (например, Абдуллах, Тулунбек, Мухаммед-Булак), другие оказывались его скрытыми выдвиженцами, а третьи, хотя и были выходцами из среднеазиатской Орды и даже представляли не род Батыя, а род хана Орды (линия старшего сына Джучи), тем не менее также попадали под то или иное его влияние. В таком положении оказывались Азис-шейх в 1364–1367 годах, Тохтамыш во время своего первого прихода в Волжскую Орду (1376–1377 годы), наконец, и Арабшах в 1378 году.
Показателем политического могущества Мамая в эти годы служит и тот факт, что он сам трижды появлялся тогда в Сарай-ал-Джедиде в качестве реального общеордынского лидера, в первый раз в 1363 году во время недолгого пребывания у власти его явного ставленника Абдуллаха, второй раз в 1368 году, когда на нижнюю Волгу снова был переброшен из Крыма тот же Абдуллах, и, наконец, третий раз в 1372–1373 годах, когда ханским престолом владели Тулунбек или Мухаммед-Булак — также его откровенная креатура. Все это позволяет говорить не о подлинном бунте Мамая против сарайских ханов, не о действительном расколе Золотой Орды и не о реальном двоевластии в Ордынской державе, как это было в эпоху темника Ногая, а лишь о видимости бунта, раскола и двоевластия, искусно создаваемой Мамаем для того, чтобы замаскировать факт своего полного господства над политической жизнью всего ордынского государства.
И действительно, обеспечивая пребывание тех или иных чингизидов на сарайском престоле, позволяя им содержать в Сарае свой двор, «правительство» и чеканить монету, Мамай демонстрировал свою верность династии Чингисхана, свою готовность следовать главным законам политической жизни ордынского государства. Вместе с тем, содействуя частой смене этих номинальных обладателей Сарай-ал-Джедида, не позволяя никому из них хоть как-то усилиться, Мамай фактически создавал надежную политическую основу своего властвования в Орде, выступал в роли вершителя ее политических судеб, в роли ее монопольного владыки на протяжении почти двадцатилетнего периода.
В сущности, это положение было зафиксировано и русской летописью. «Цари их, — читаем мы в Троицкой летописи под 1378 годом, — иже в то время имеаху себе, не владевше ничимъ же и не смеяще ничто же сотворити перед Мамаем, но всяко старейшинство держаше Мамай и всеми владеаше въ Орде».
Все это в известной мере объясняет, почему Орда, несмотря на все внешние признаки политической дестабилизации, по существу, продолжала, как мы это увидим далее, вести довольно активную, весьма целеустремленную и в целом последовательную политику в отношении ведущих восточноевропейских стран.
Все это означало, что набиравшая в 60-70-х годах политические и военные силы Северо-Восточная Русь готовилась к схватке не с ослабленным и маломощным соседом, а с государством, которое под эгидой Мамая в полной мере сохраняло свой политический и военный потенциал.
Москва и Тверь
Жизнь русских земель на всем их протяжении: на юге, в Приднепровье, на Волыни, на западе вплоть до Пинских заболоченных лесов и до границ Литвы, и на северо-востоке — в 60-90-е годы XIII столетия протекала под воздействием напряженного противоборства Приднепровско-Дунайского улуса во главе с Ногаем и Волжской Орды.
После падения Ногая обстановка резко меняется. Волжская Орда выступает вновь, как при первых ханах, претендентом на безраздельное господство над всеми русскими землями. Установление контроля над огромной территорией требует пересмотра принципов дипломатии и военной стратегии. За спиной хана Батыя стояла вся империя Чингисхана. Хан Тохта владел всего лишь улусом Джучи, и нарастала вражда с другими улусами империи. Вместе с тем на подвластных Орде землях не останавливался свой исторический процесс, протекавший в борьбе центробежных и центростремительных сил, не везде феодальная структура была одинаковой, где-то еще превалировали силы расщепления, а где-то шла консолидация феодальных сил, направленная на создание государственности.
Можно предположить, что сразу же после падения Ногая правители Волжской Орды искали пути преодоления сложившейся разобщенности южных, юго-западных и северо-восточных земель с тем, чтобы, применяя прежний метод стравливания княжеских домов, направлять жизнь на русских землях в нужном им русле из какого-то общерусского центра.
Этот общерусский центр естественно было искать на великом Волжском пути. Наталкивало на этот поиск и его огромное торговое значение для всей Восточной Европы и близость к ордынской столице, к кочевьям Орды, близость и связь с Новгородом. Да и ход исторического развития независимо от ордынской политики подводил к тому, что на Волжском торговом пути сосредоточивалась экономическая и политическая жизнь всех северо-восточных русских княжеств.
Мы подходим к тому порогу, когда вдруг ранее малозначащие города на Северо-Востоке — Тверь и Москва — начинают играть ведущую роль в жизни всей Северо-Восточной Руси и оказывать влияние на судьбы Новгорода и тех русских княжеств, которые в это время переходили в сферу литовского влияния.
Мы говорим: Тверь и Москва, но поначалу первенство в Орде, конечно же, отдавалось Твери, ибо ее географическое положение как центра всей Северо-Восточной Руси было значительно выгоднее, она служила удобными воротами в Новгород, в западные княжества и в Литву. Но то же преимущество географического положения послужило впоследствии препятствием для ее превращения в центр Северо-Востока, ибо именно своей близостью к литовско-русскому центру Тверь стала опасна Орде.
Возвышению Москвы и Твери уделено немало внимания. Одни исследователи видели причину возвышения этих городов в их ускоренном социально-экономическом развитии. Но это объяснялось как раз их возвышением, было не причиной, а следствием. Другие — в действии миграционно-демографических факторов, забывая, что и они были вторичны; третьи относили это явление к воздействию политических и международных факторов. На самом деле в разное время, на разных исторических этапах все эти причины, выступая во взаимодействии, и определили судьбу этих городов.
Итак, к моменту падения Ногая и сосредоточения всей ордынской власти в руках хана Тохты, великим владимирским князем сидел сын Александра Невского — Андрей Александрович, князь городецкий. В противовес ему Орда поддерживала его братьев Дмитрия переяславского и Даниила московского. Дабы усилить князя малого и незначительного городка Москвы, в Орде благословили захват им Коломны у рязанского княжества (1301 год).
В 1294 году умер Дмитрий Александрович, Переяславль перешел к его бездетному сыну Ивану. Умирая в 1302 году, Иван завещал Переяславль князю Даниилу московскому. Даниил, умирая в 1303 году, передал своему сыну Юрию уже не только Москву, но Переяславль, Коломну и Можайск. В Костроме сидел в это время младший брат Юрия, князь Борис, находившийся в союзе с ним. Орда не воспрепятствовала этому усилению Москвы в противовес великому князю владимирскому.
В 1304 году умер великий князь Андрей. В Орду поехали два претендента на великое княжение: Михаил Ярославич тверской, племянник Александра Невского, и его внук Юрий Данилович московский. Орда дала ярлык на великое княжение Михаилу тверскому, оставив за Юрием Даниловичем все приобретения московского княжеского дома. Новгород, как и в прежние времена, был оставлен яблоком раздора для московского и тверского князей.
Еще в бытность великим князем Андрея городецкого, после крушения Ногая, в 1300 году митрополит всея Руси Максим переехал из Киева во Владимир. Для того времени событие немаловажное, оно ознаменовывало возрастающую роль на всех русских землях Великого Владимирского княжения. Михаил Ярославич оценил совмещение в одном центре власти духовной и светской. В 1305 году по его указанию создан был общерусский летописный свод. Тверской князь претендовал на роль собирателя русских земель, на международной арене он котировался как «великий князь всея Руси». Перед Ордой возникала все та же дилемма: чтобы держать Русь в повиновении и черпать из нее доходы, нужна централизованная сильная власть. Но сильный князь опасен, а единство Руси под его властью — прямая угроза владычеству Орды. Союз митрополита и великого князя (Михаила и Максима) обеспокоил Орду. В 1304 году митрополит Максим умер.