2. Сфера реального проникновения отрядов варягов-шведов в славяно-финские земли ограничена тремя северными озерами: Чудским, Ильменем и Бело-озером.

Столкновения с местным населением происходили с переменным успехом: то «находникам варягам» «приходяще из замория» удавалось взять дань со славян и чуди, то местные племена «изгънаша варягы за море и не даша им дани». Единственный раз за все средневековье предводителю варяжского отряда совместно с северными славянами удалось обманным путем, прикинувшись хозяином купеческого каравана, захватить на некоторое время власть в Киеве, убив законного князя. Этот предводитель, Олег, объявленный создателем и строителем государства Руси (его воины стали называться «русью» лишь после того, как попали в русский Киев), достоверно известен нам только по походу на Византию в 907 году и дополнительному договору 911 года. В успешном походе, кроме варягов, участвовали войска девяти славянских племен и двух финно-угорских (марийцы и эстонцы).

Поведение Олега после взятия контрибуции с греков крайне странно и никак не вяжется с обликом строителя державы — он просто исчез с русского горизонта: сразу же после похода «иде Олег к Новугороду и оттуда в Ладогу. Друзии же сказають, яко идущю ему за море и уклюну змиа в ногу и с того умре». Спустя двести лет могилу Олега показывали то под Киевом, то в Ладоге. Никакого потомства на Руси этот мнимый основатель государства не оставил.

3. Варяги использовались на Руси в X–XI веках как наемная военная сила. Князь Игорь в 942 году «посылал по варяги за море, приглашая их идти войной на греков». Нанимали варягов Святослав и его сын Владимир. Когда наемники предъявили Владимиру слишком наглые требования в 980 году, князь отослал их за пределы Руси, предупредив византийского императора: не держи варягов в своем городе, чтобы они не натворили тебе бед, как было здесь. Но рассредоточь их, а сюда (в Русь) «не пущай ни единого».

Варягов нанимали на грязные убийства: варяги закололи князя Ярополка в городе Родне; варяги убили князя Глеба. Против бесчинства наемных варягов в Новгороде была направлена Русская Правда, ставившая варяга-обидчика в неполноправное положение по сравнению с обиженным новгородцем: новгородцу суд верил на слово, а иноземец должен был представить двух свидетелей.

4. Если признать варягов создателями государственности для «живущих звериньским образом» славян, будет крайне трудно объяснить то обстоятельство, что государственным языком Руси был не шведский, а русский. Договоры с Византией в X веке заключались посольством киевского князя, и, хотя в составе посольства были и варяги русской службы, писались они только на двух языках — греческом и русском, без каких бы то ни было следов шведской терминологии. Более того, в шведских средневековых документах сбор дани обозначался словом, заимствованным варягами из русского языка — «полюдье» (poluta), что с несомненностью свидетельствует о первичности у славян такого раннегосударственного действия, как сбор полюдья.

Кстати о «звериньском образе» жизни славян. Летописец Нестор, живший в эпоху Мономаха, применил эти слова не к своим современникам, а к славянам значительно более раннего времени (до нашествия хазар в VII веке), и говорил он не о всех славянах, а лишь о лесных племенах, действительно сохранявших много первобытных черт в своем быту. Этим лесовикам летописец противопоставил «мудрых и смысленных полян», явившихся действительными создателями своего государства.

5. Проверяя тенденциозно отобранные норманистами аргументы, следует обратить внимание на то, что тенденциозность появилась в самих наших источниках, восходящих к «Повести временных лет» Нестора.

Как доказал в свое время превосходный знаток русского летописания А. А. Шахматов, историческое сочинение Нестора (около 1113 года) претерпело двукратную переработку, и оба раза переработка велась враждебной Нестору рукой. Для того чтобы правильно понять дух этих переделок, нам следует ознакомиться с ситуацией в Киеве на рубеже XI и XII века.

В 1093 году умер великий князь Всеволод, младший сын Ярослава Мудрого. Последние годы его княжения Русью фактически управлял сын больного Всеволода — Владимир Мономах. Хороший полководец, разумный правитель, образованный писатель, Мономах рассчитывал после смерти отца удержать киевский престол в своих руках, но киевское боярство, недовольное опорой Владимира на своих тиунов и военных слуг, пригласило представителя старшей ветви Ярославичей — князя Святополка Изяславича. Началось двадцатилетнее соперничество двух двоюродных братьев — Святополка и Владимира. Нестор был придворным летописцем Святополка и писал в Киево-Печерском монастыре.

Когда Святополк умер в 1113 году, киевское боярство в разгар народного восстания пригласило (в обход княжеского династического старшинства) Владимира Мономаха на великокняжеский стол. Став путем избрания великим князем киевским, Мономах занялся государственной летописью Нестора; она была изъята из Печерского монастыря и передана в придворный монастырь Владимира Мономаха — Выдубицкий, где ее переделкой занялся игумен Сильвестр, оставивший свою запись в летописи под 1116 годом.

Очевидно, переделка не удовлетворила Мономаха, и он поручил, как справедливо полагал Шахматов, окончательную отделку истории Руси своему старшему сыну Мстиславу, которая и была завершена около 1118 года.

Переделка труда Нестора велась в двух направлениях: во-первых, редактировалась в духе Мономаха актуальная часть летописи, описывавшая дела Святополка и события последних десятилетий, а во-вторых, была основательно переработана вводная историческая часть «Повести временных лет». Нестор был киевлянином и в основу своих изысканий положил вопросы, связанные со славянским югом, с Киевом и полянорусским Поднепровьем, углубившись до V–VI веков нашей эры. Его последним, наиболее решительным редактором был князь Мстислав, внук английского короля, зять шведского короля, с отрочества воспитанный новгородским боярством (и женившийся вторым браком на новгородской боярышне). Для него эпические легенды о призвании князей были знакомым сюжетом, применявшимся к истории разных северных королевств. Для него Новгород и варяжский Север являлись естественной жизненной средой, а киевское боярство, двадцать лет не признававшее его отца, — враждебной силой.

Переделывая русскую историю на свой лад, князь Мстислав искусственно выдвинул Новгород на первое место, заслонив им Киев, неправомерно перенес зарождение русской государственности далеко на север и вплел в повествование варягов-завоевателей, варягов-организаторов. В привлечении к русской истории легенды о добровольном призвании варягов славянофинскими племенами Севера (в ту пору, когда «въста род на род») нельзя не видеть отголоска событий 1113 года, когда отец Мстислава Владимир Мономах был приглашен в Киев из другой земли во время восстания и мятежа.

Редактор-«норманист» многое исказил в тексте Нестора, ввел в его «Повесть» много грубоватых вставок, диссонирующих с первоначальным текстом. Так появилась генеалогическая несуразица, и князь Игорь Старый (которого автор середины XI века считал родоначальником киевской династии) превратился в сына Рюрика, младенцем привезенного в Киев, в котором его «отец» ни разу не был. Так появился в летописи подозрительный перечень славянских племен, будто бы покоренных Олегом, перечень с подозрительной хронологией. Так возникло нелепое отождествление варягов с русью, которое ничего иного не означало, кроме того, что если варяги оказывались в столице Руси, в Киеве, если поступали на русскую службу, то их и считали русью, включали в состав людей русской державы.