— Я не найду сразу такую сумму, — вяло сказал он. Светка рассмеялась ему из машины смехом булгаковской Маргариты.

— В понедельник! — и эффектно хлопнула дверью. Ейный хахаль оторвал задницу от капота и, сказав радостно:

— До встречи, земляк! — сел за руль, на прощание отсалютовав пальчиками.

Кошка скользнула взглядом по унылой физиономии бывшего мужа — чего доброго, от озадаченности еще и заплатит… Спрятала под себя трясущиеся от злости руки.

— Теперь куда? — спросил водитель. — Домой?

Кошка кивнула, рассеянно глядя перед собой.

— Муж? — небрежно поинтересовался он.

Кошка опять кивнула. Сказала с отвращением:

— Бэ/у.

— Ничего, мужик видный, — великодушно заметил водитель.

Кошка поглядела с яростью:

Не понимаю! — сказала с отвращением. — Ну мало ли как ты с женой! Но ведь с ней остается ребенок! Твой ребенок! Что ж вы носитесь от него по всему свету, как черт от ладана!

Парень хмыкнул неопределенно, благоразумно не пытаясь отвечать за всю сильную половину человечества. Завернул к ее подъезду Кошка завозилась было, разыскивая по карманам червонец, но парень махнул рукой:

— Машке мороженого купишь.

— Ну тогда спасибо большое.

Он поглядел, как Кошка вылазит из машины и сказал неожиданно:

— Меня Саней зовут.

Она глянула настороженно.

— Спасибо… Саша.

Он вновь хмыкнул, уже веселее:

— Пока.

— До свидания.

Кошка кивнула уставившимся на нее соседкам, услышала за спиной шум отъезжающей машины и, только войдя в подъезд, поняла, что не говорила Сане свой адрес. Замедленно возилась с почтовым ящиком — ну надо же, успела раньше почтовых воров! — соображая, кто это был… Господи, Шустрик! Шустрик такой — без приколов, без подначек, хмуроватый, молчаливый… Шустрик на Джипе! Вот тебе и маски, вот тебе и инкогнито! Они все давно про тебя знают, еще, поди, на улице каждый день сталкиваемся! Посмеиваясь и качая головой, она открыла гремящую дверь и поставив сумку, огляделась. Отсутствовала всего-то один день, но как будто вернулась из другого мира. Как всегда после Игры все казалось немного чужим и непривычным.

Не разбирая сумку, она вошла в ванную и медленно раздеваясь, глянула в зеркало. Остановилась с полустянутой с рук водолазкой. Придвинулась, рассматривая себя с серьезным недоумением. Сияющие глаза, светящаяся изнутри, несмотря на пыль и ссадины, кожа… Господи, и это — секс, любовь в каком-то полуразрушенном складе с полузнакомым, в сущности, мужчиной, к которому испытываешь странные полузабытые чувства… И это она, не мыслящая секса без белых простыней и чистых, пахнущих только мылом тел…

Ероша мокрые волосы, она вышла на кухню, машинально включая чайник. Выглянула в окно. Нет, за Машкой она сегодня не поедет. Сейчас завалится и спать, спать, спать…

Загрузившийся компьютер требовательно запищал, и у нее ухнуло сердце. Медленно, очень осторожно, словно стараясь остаться незамеченной, она подошла к столу и так же медленно, почти нехотя, нажала ввод.

— Почему ты ушла? — спросил он.

Испугалась, честно призналась она. Испугалась того, что случилось. Испугалась того, что ушло. Испугалась того, что будет.

Она наклонилась и, наполовину веря своим словам, напечатала:

— Это Игра. Просто Игра. Только Игра. И для тебя — Игра.

Долгая пауза. Ответа не будет…

— Не решай — за меня.

Она стояла у окна, рассеянно водя пальцем по стеклу, не видя быстро синеющего вечера, и чувствовала себя по-дурацки, по-бестолковому счастливой…

— Гасси, Гасси…

Маленькие пальчики дергали за простынь, тянули за волосы, щипали…

— Гасси! Гасси!

Она со стоном перевернулась на спину.

— Ну, Гасси я, Гасси… Что вам от меня надо?

Мохначи возбужденно прыгали по постели и по полу, хватали за руки, пытаясь стащить ее с кровати. Бормоча невнятные ругательства, Гасси села и с ненавистью уставилась в темноту.

— Если там еще один щенок, клянусь, утоплю его собственными руками!

Растрепанная, всклокоченная, босая, в одной ночной рубашке, она дошагала до кухни и рывком распахнула дверь.

Щенка не было. Вместо него на крыльце дома лежал человек. Когда дверь открылась, голова его тупо стукнула о порог — можно было понять это и как вежливое пожелание войти.

Гасси посмотрела направо, налево. Стояла глубокая ночь, город давно спал, стих даже шум близкой стройки. Гасси посмотрела наверх. Наверху было сито звезд, полная луна и сидящий на козырьке крыши филин.

— Ну-ну, — сказала Гасси. — Если это твои шуточки, ушастый, я тебе шею сверну!

— Угу, — принял к сведению филин и, распахнув крылья, взмыл в небо, на мгновение заслонив луну. Гасси включила тусклый наддверный фонарь, присела рядом с лежащим, осторожно толкнула его в плечо. Человек послушно перевернулся на спину — и она его узнала.

Все оказалось еще хуже, чем казалось. Гасси села на пятки и с тихой яростью оглядела темный двор.

— Ну, только узнаю, кто!..

Оставалась надежда, что она не сумеет затащить такого крупного мужчину в дом. Мохначи лишили ее и этого — вцепились в рубашку и брюки лежащего, волоча его так целеустремленно и стремительно, что ей оставалось только поддерживать ему голову. Они даже втянули его на кушетку и принялись деловито подтаскивать подушки и пледы, пока Гасси, сморщившись, не замахала руками, разгоняя их, как надоедливых мух.

— Все-все, хватит, спасибо! Спасибо всем, кто помог вырыть для меня глубокую могилу!

Гасси, выпрямившись, уперлась руками в бока, и уставилась на Стивена Уокена. Даже сейчас, в далеко не лучшем своем виде — пыльный, бледный, с запекшейся кровью на левом виске — он выглядел как воплощение грез любой юной девы…

И не очень юной.

Чтоб он сдох.

Что, он, кстати, вполне мог успеть сделать. Гасси дотронулась до влажной кожи и, к своему сожалению, почувствовала слабо пульсирующую жилку. Повернулась к рассевшимся кругом, как в цирке, мохначам:

— Ну да, он здесь, в моем доме! И что я, по-вашему, должна с ним делать? Добить, чтобы все мы были счастливы?

Мохначи загомонили наперебой, но, отмахнувшись от них, Гасси схватилась за телефон.

— Доктор дома? Разбудите, пожалуйста, это очень срочно! А, это ты! Будь другом, возьми чемоданчик со своими причиндалами и приезжай ко мне… Нет, не со мной. С подкидышем.

Стивен Уокен остановился, положив руки на низкую калитку. К дому вела извилистая, выложенная цветным кирпичом дорожка. На широком крыльце веранды сидела женщина. Он не сомневался, что это именно та, которая ему нужна. Просторная светлая старая рубаха, легкие полотняные короткие брюки, широкополая шляпа из соломки. В руках женщины были садовые ножницы. Ему говорили, она любит возиться в саду…

— Добрый день! — сказал он, слегка повысив голос. — Можно войти?

Она вскинула голову, вглядываясь в него из-под полей шляпы. Положила ножницы на крыльцо рядом, вытерла о рубаху руки.

— Здравствуйте. Заходите, конечно.

Мужчина шел по дорожке между розами — она с любопытством разглядывала его. Наверняка один из этих рабочих, что целыми днями трудятся по соседству. Сейчас попросит пить или позвонить по телефону. Большей частью они были дружелюбны, да и она не старалась наживать себе лишних врагов. Она сняла шляпу, положив ее на перила, распустила «хвостик». Мужчина остановился у крыльца и некоторое время смотрел на нее сквозь стекла темных очков. Она вопросительно подняла брови.

…Черт, они говорили — «упрямая старая дева» — и он представил себе иссохшее злобное существо, безвкусно одетое, ненавидящее весь белый свет, и мужчин — в особенности. Женщина оказалась ненамного его старше, и, хотя внешности вполне заурядной, вовсе не была замшелым страшилищем.

— Мне нужна хозяйка дома, — сказал он на всякий случай.

— Это я, — она слегка склонила голову набок, улыбаясь ему снизу зелеными глазами. Это у нее здорово получилось, он и сам не прочь перенять такой прием.