В 1934 г. были построены северное крыло и четвертый этаж здания станции, что увеличило объем рабочих помещений на 50%. Здание выиграло и по внешнему виду: оно стало симметричным и более высоким в средней части, подход к нему украсил разбитый нами садик. С вводом в строй новых помещений появилась возможность создать ряд новых лабораторий и осуществить план модернизации деятельности станции.

В организации физиологической лаборатории деятельное участие приняли академик Л. А. Орбели и его сотрудники Е. М. Крепс и Н. А. Вержбинская. Была создана небольшая биохимическая лаборатория, расширилась микробиологическая, начало которой положил еще Ф. А. Копп. Большое помещение получила гидрохимическая лаборатория. В ней значительно увеличилась площадь столов с проточной морской водой, что обеспечивало развитие экспериментальных работ; появился специальный зал для музея. Станция наша стала более современной. И хотя ее оснащенность еще не достигла полностью уровня лучших европейских биологических станций, она все-же могла уже встать рядом с ними. Штат научных сотрудников насчитывал 12 человек. Я мог считать, что первый шаг в осуществлении планов создания современной морской биологической станции сделан.

С. А. Зернов во время своих приездов в Севастополь принимал деятельное участие в наших научных заседаниях и очень охотно беседовал с каждым сотрудником. Но, как известно, он был очень экспансивен и непосредствен, любил поговорить и пошуметь со своими старыми сослуживцами-рыбаками. Однажды он смущенно заявил мне, что нужно рыбаков и команду судна приглашать на научные собрания: «Ведь вы знаете, в Неаполе из рыбака Лобианко получился крупный ученый». На ближайшее заседание пришли все наши моряки. Сели вдоль стены в ряд, все как один в фуражках, послушали доклад. На мой вопрос, кто желает высказаться, поднимает руку М. Я. Соловьев. Сергей Алексеевич поглядывает на меня и улыбается. Тем временем Михаил Яковлевич заявляет: «Вот что, граждане, пора нам лодки ремонтировать». Сергей Алексеевич досадливо отвечает: «Мы об этом поговорим отдельно, а вот сейчас у нас речь пойдет о научном докладе». «Нет уж, позвольте, Сергей Алексеевич, как это вы говорите, — потом. Без лодок наука не пойдет...»

В ноябре 1934 г. в «Известиях» появилось сообщение о том, что Президиум Академии наук СССР присудил мне и Л. И. Якубовой ученую степень доктора биологических наук. В характеристике моих работ, подписанной Н. М. Книповичем, С. А. Зерновым, Л. С. Бергом и К. М. Дерюгиным, отмечалось, что наши исследования ихтиопланктона открывают новое плодотворное направление, важное как в теоретическом, так и в практическом отношениях. Одновременно некоторые наши сотрудники стали кандидатами биологических наук. Многим из них предлагалось представить к защите докторские диссертации.

В марте 1935 г. наша расширенная и реорганизованная станция принимала участников Первой Всесоюзной конференции по изучению Черного моря. На ее открытии в Доме флота присутствовала почти тысяча человек. Пленарные заседания проходили в соседнем со станцией здании яхт-клуба. Это своеобразное деревянное здание известно многим по довоенным снимкам. Сейчас на его месте построен летний кинотеатр.

На конференцию прибыло свыше 150 представителей из многих городов. В ее работе участвовали крупнейшие ученые: С. А. Зернов, Н. М. Книпович, Ю. М. Шокальский, Л. А. Орбели, П. П. Лазарев, А. Д. Архангельский, В. В. Шулейкин, В. К. Солдатов, Д. К. Третьяков, И. И. Месяцев, Л. А. Зенкевич; руководящие деятели черноморских учреждений: Ё. Ф. Скворцов, В. А. Снежинский, Н. А. Загоровский, Е. А. Потеряев, В. Н. Никитин, В. П. Воробьев, С. М. Малятский, В. Л. Паули, В. Н. Тихонов; представители Зоологического института: Е. Ф. Гурьянова, П. В. Ушаков, В. М. Рылов и многие другие. Были заслушаны доклады и предложения ряда бригад: гидрографии, гидрологии, метеорологии, гидрохимии, гидробиологии, ихтиологии и морских млекопитающих. Конференция приняла конкретные постановления с характеристикой состояния изученности Черного моря и задач дальнейших исследований.

В период подготовки конференции в бригадах прошли большие дискуссии. Они касались и уже выполненных исследований, и ближайших задач. Особенно горячо спорили в бригаде гидробиологии. Кое-кто вообще выступал против права гидробиологии считаться наукой. Доводы подобных дебатистов были довольно прямолинейны: есть зоология, ботаника, физиология, гидрология и т. д., а гидробиология не имеет ни специфического объекта, ни оригинальных методов исследования и представляет набор отдельных вопросов смешанного характера, решаемых методами фундаментальных наук. Эти утверждения невольно вспомнились через несколько лет, когда Севастопольская биологическая станция была объявлена чисто зоологическим учреждением. Не забылись они и в 1953 г., когда в «Зоологическом журнале» развернулась дискуссия о задачах гидробиологии и о нецелесообразности ее существования как самостоятельной науки.

Участники конференции решили просить Академию наук СССР создать постоянно действующую комиссию по изучению Черного и Азовского морей. Конференция явилась первой попыткой коллективного планирования морских исследований, которое в дальнейшем было широко принято на всех морях и стало основой океанологических исследований, руководимых государственными органами. Опубликованные в свое время резолюции конференции сыграли свою положительную роль и теперь служат небесполезным справочным материалом.

В. А. Водяницкий, 1935 г.

На конференции явственно проявилось кардинальное расхождение во взглядах Н. М. Книповича и Ю. М. Шокальского и, пожалуй, даже их психологическая несовместимость. К этому времени уже вышла упомянутая выше книга Н. М. Книповича. Ю. М. Шокальский демонстративно ее игнорировал и, выступая незадолго перед севастопольской конференцией на Международном географическом конгрессе в Варшаве, без изменения повторил все положения Шпиндлера и Врангеля о несмешиваемости глубинных и поверхностных вод в Черном море. Выпуклость изоповерхностей он приписывал подпору средиземноморских вод, втекающих через Босфор (что но сути дела физически непонятно). Само по себе растекание по дну более соленых вод должно было, конечно, усиливать стратификацию (слоистость), но оно еще не могло образовать выпуклости, да еще и в виде двух куполов. Было удивительно, что, получив громадный новый материал во время своей многолетней Черноморской экспедиции, Ю. М. Шокальский не усмотрел необходимости подойти критически к общепринятой теории гидрологического строения Черного моря, разработанной его предшественниками в Военно-Морской академии.

Н. М. Книпович, по специальности зоолог, создавший капитальные труды по океанографии Баренцева, Каспийского, Черного и Азовского морей и Северного Ледовитого океана, слыл среди профессиональных гидрологов дилетантом-самоучкой. В его адрес была даже пущена острота: «Лучший зоолог среди океанографов и лучший океанограф среди зоологов». Истина заключалась в том, что Николай Михайлович получал существенные результаты, пользуясь несложными методами гидрологических построений и в значительной мере здравым умом глубокого натуралиста, умея видеть то главное, что непосредственно вытекает из анализа материалов экспедиций. Во всяком случае, именно его труды в свое время стали основой действительного комплексного изучения наших морей и того, что теперь называется рыбопромысловой океанографией. Хорошо известно, как высоко ценил Ф. Нансен исследования Н. М. Книповича по Северному Ледовитому океану и Баренцеву морю.

Что касается Черного моря, то гидрологи-профессионалы упрекали Н. М. Книповича в слишком широких обобщениях некоторых выводов, сделанных в результате его плавания в ограниченном северо-восточном районе, и переносе их на весьма далекие районы Черного моря. В особенности острые споры возникли между Н. М. Книповичем и участниками экспедиций Ю. М. Шокальского Е. Ф. Скворцовым и В. Н. Никитиным из-за мощного холодного течения, открытого ими на протяжении от Синопа до Туапсе. Н. М. Книпович утверждал, что у берегов Турции «неоткуда взяться холодным водам, поскольку это самый южный район Черного моря». Впоследствии гидрологи показали, что к берегам Турции зимой действительно приходят весьма холодные воды, образовавшиеся в северо-западном районе и обошедшие (против часовой стрелки) все промежуточные берега.