— Да-да, конечно, братишка! Я и не спорю. Просто… Вы зациклились, мои хорошие. На мне, что характерно. А знаешь ли ты, каково это — быть мной и знать, что вы живёте такой вот недожизнью? Чувствовать свою вину за то, что мои любимые братья живут, как… Даже не знаю, с кем сравнить. Как раки-отшельники, во! Это ведь очень просто. Я имею в виду, ни черта вы не смирились, конечно. И не только Лохматый, понятное дело. А в итоге… В общем, слушай! Я хочу — слышишь, Матрица? — я, твоя сестра, хочу чтобы вы жили нормальной человеческой жизнью! Понял? Если ты так меня любишь, ты выполнишь моё желание. Тем более, может, это моя последняя воля? Может быть, я сюда для того и пришла, — чтобы уму-разуму вас поучить! Слышишь ты меня или нет?! Давай, скажи уже что-нибудь, ты, матрицын сын!

— А что, если это — моё желание? А что, если это — смысл моей жизни?

— А? Смысл жизни?

Смешалась. Не ожидала такого ответа? Неужели это не очевидно?

— Да, смысл жизни. Я ведь не Лохматый, понимаешь. Я не могу просто сидеть на попе ровно и смотреть аниме тоннами, несмотря ни на что. Я ведь все эти семь лет… Все эти годы жил только этой мыслью: что я смогу найти тебя. Они не смогут, а я смогу. Один из всех. Подключить весь мир и найти тебя. Думаешь, мне такое не под силу?

— Что ты, — Кот улыбается — так нежно, так тепло. — Такое только тебе под силу. Я это знаю и ничуть не сомневаюсь. Но теперь-то… Теперь, когда мы снова встретились…

— Но ведь это не я тебя нашёл! Может, ты и не мертва вовсе! А? Тебе такое в голову не приходило?

— Да как тебе сказать… Не знаю. Наверное, смертью проще объяснить мои перемещения, и всё это…

— Где, Кот? Где ты была? Что ты помнишь?

— Горы. Алтай. Но ведь это огромная территория! Тем более, горы есть горы, в них вообще непросто кого-то найти.

— Плевать. Во-первых, горы Алтая по сравнению с территорией всей страны, — ты понимаешь. Это совсем не много. Кроме того, у меня есть команды альпинистов. Отличные ребята, профессионалы. Так что… Я буду искать тебя, пока не найду. Понятно тебе?

Улыбаюсь. Нет, Кот, нет. Ещё не вечер. Солнце ещё высоко. Это Лохматого можно запросто выгнать с балкона, но заставить меня отказаться от моего смысла жизни — ну уж нет.

Она молчит какое-то время, словно что-то обдумывая. Затем, тряхнув водопадом волос, улыбается — широко, радостно.

— Ладно! Убедил! Ищи! Но если не найдёшь, — я тебя предупредила. И не жалуйся потом. Договорились?

Кот протягивает мне растопыренную ладонь. Легонько бью по ней своей распахнутой рукой, ощущая её ладошку, — прохладную и такую родную.

— Не вопрос!

И тогда, в одно мгновение всё меняется, и уже напротив меня стоит, удивлённо хлопая ресницами, клетчато-рубашечный Лохматый, и смотрит то на меня, то на свою руку.

Моя ладонь всё ещё хранит тепло нашего соприкосновения.

…

Глава 6. Соня: «Белоснежный сон».

Я никогда не лежала в больнице. Во всяком случае, мне так кажется. Во времена господства мигрени перенести подобное было бы физически непросто: поездка на машине скорой помощи вытрясла бы из меня остатки рассудка. Ну а потом, после, в этом просто не было необходимости. Сны были непредсказуемы, и всё же они, казалось, относились ко мне бережно: я ни разу не упала на улице или в метро, я никогда не засыпала там, где мне могла бы угрожать опасность. Напротив, сны будто бы хранили меня от всего, что могло причинить мне вред.

Но иногда мне снится, что я в больнице.

Это «белоснежный сон» — так я его называю. Эта палата — здесь всё настолько белое и чистое, что кажется нарисованным. Здесь всего одна кровать — моя, хотя сама палата достаточно велика, чтобы вместить как минимум двоих.

С потолка льётся приглушённый белый свет. Он ненавязчив и мягок; так Солнце светит зимним днём, пробиваясь через тяжёлые тучи, полные снега.

«Белоснежный» — самый спокойный сон. В нём я всегда одна, всегда лежу на своей кровати, разглядывая белые стены и потолок, плотные белые шторы и белую дверь — там, на противоположной стороне палаты.

Она всегда закрыта.

«Белоснежный» — очень странный сон. Здесь можно даже поспать, — тогда сон словно сворачивается в трубочку, и я падаю в беззвучную темноту, медленно-медленно, как снежинка в безветренный день. А потом просыпаюсь — уже в обычном мире.

Несмотря на больничную атмосферу, мне нравится «белоснежный сон», и я люблю иногда побыть в нём. Это очень успокаивает. Я не раз замечала, что попадаю сюда, если в «реальном» мире происходит нечто неприятное. И надо сказать, такой сон лучше любых успокоительных.

Но сегодня всё было иначе.

Я готовила обед. После нашего чаепития в квартире снова воцарилась тишина, и я слушала её, — с грустью, конечно. Весёлые праздники, или даже небольшие, но радостные события, такие, как это чаепитие, были и остаются для нашей семьи огромной редкостью.

А ведь казалось бы: что мешает устроить подобное чаепитие или нечто похожее в любой другой день?..

Всё-таки что-то мешает, получается.

Так что я готовила обед. В меню сегодня был куриный суп на первое, картошка с куриными котлетами на второе, и чай с сухарями на третье. Да, скромно, зато экономно. Ведь наши доходы, прямо скажем, не так уж велики: во-первых, это архитектурные проекты домов, которые родители делают на заказ, — не особо крупная и уж тем более не самая регулярная статья доходов. Во-вторых, это ежемесячные отчисления Матрицы, — тоже не очень много, но уж лучше так, чем как Лохматый, от которого одни расходы и никаких доходов. И наконец, третья статья доходов — это мои собственные отчисления в общий фонд. Стыдно сказать, но они ещё меньше, чем у Матрицы. А что вы хотите: продавец-консультант в книжном магазине много получать не может.

Короче говоря, экономить приходится практически на всём, и прежде всего на еде. Хорошо ещё, что бабушка с дедушкой иногда помогают деньгами.

Да и люди мы неприхотливые, умеем довольствоваться малым. Тому же Матрице дай волю, так он только лапшой своей питаться и будет. Да только кто ж ему даст травить себя этакой пакостью.