— Поражен твоей наблюдательностью, — вымолвил Стоттлмайер, — но Рэнди имел в виду, как ты узнал обо всем остальном?

— Один из ее зубов покрыт сталью, что в основном встречается в советской стоматологии.

— Мне не часто попадается работа советских стоматологов, — пробурчал Стоттлмайер. — Надо устранить этот пробел.

— У нее на спине татуировка в виде пяти крестов — символов грузинского националистического движения в 1991 году. Он стал частью грузинского флага в 2004, —просвещал Монк. — Она носит золотое обручальное кольцо на правой руке как принято в странах Восточной Европы, особенно среди иудеев. Кольцо имеет красноватый оттенок, потому что русское золото содержит больше примесей меди, чем западное.

— Ты разглядел это оттуда? — поразился Стоттлмайер.

— У меня есть помощник, — Монк поднял бинокль.

Капитан покачал головой. — Я стою над телом, а не разглядел и половины!

— Все в порядке, сэр, — вмешался Дишер, — я не разглядел и три четверти этого.

Стоттлмайер бросил на него взгляд. — Теперь я чувствую себя значительно лучше.

Дишер улыбнулся. — Рад помочь.

Меня поражает в Монке, что он обладает сведениями о советских зубных пломбах, о содержании меди в золоте разных регионов, но если ему даже приставить пистолет к виску, он не назовет ни одного судьи с шоу Американ Айдол и не объяснит, что такое Биг Мак. Я часто задаюсь вопросом, как он решает, какие знания держать в голове, а какие нет. Вы, например, с чем чаще сталкиваетесь: с Биг Маком или грузинским флагом?

Монк повел плечами и склонил голову, словно разрабатывая шею. Это значит, что-то в деталях раздражает его, некий факт не встает на свое место.

— Что тебя беспокоит? — заметил метания Монка Стоттлмайер.

— Она брюнетка двадцати с небольшим, — ответил Монк. — И почти шести футов ростом.

— Это очевидно, — подтвердил Стоттлмайер. — Даже для меня.

— Она здоровячка, — продолжил Монк.

— Она в хорошей форме, правда.

— Первой жертвой была блондинка слегка за тридцать, — вспоминал Монк. — Вторая — маленькая азиатка подросткового возраста.

— Все они задушенные бегуньи, у которых украли левый ботинок. К чему ты клонишь?

— Думаю, нам следует называть его Ногоманьяк, — ляпнул Рэнди. Все уставились на него. — Потому что он забирает левый ботинок.

— Нет, — отрубил Стоттлмайер.

— А как насчет Ногодушителя?

— Ногу нельзя задушить, — возразила я.

— Ногофантом, — не унимался Дишер.

— Нет, — снова отрезал Стоттлмайер.

— Но должны же мы его как-то называть, капитан!

— Как насчет «преступник»? — предложила я.

— А что насчет Ножной Нечисти?

— А как насчет заткнуться? — не выдержал капитан. Потом повернулся к Монку. — К чему ты клонишь, Монк?

— Почему именно эти женщины?

Стоттлмайер пожал плечами. — Они просто женщины, пробегавшие мимо, когда вокруг не оказалось ни души. Они очутились не в то время и не в том месте.

Монк покачал головой. — Не думаю. Он выбрал этих трех по определенной причине. У них есть нечто общее, мы пропустили это.

— Я тщательно проверил двух первых жертв, — встрял Дишер. — Одна замужем, вторая одинока. Они не знакомы, жили в разных частях города, имели разные профессии. Кстати, и кроссовки у них разных фирм.

— Должна быть схема, — настаивал Монк.

— Не все в жизни идет по схеме, — допустил капитан. — Иногда жизнь беспорядочна.

— А так быть не должно, — безапелляционно заявил Монк.

— Но есть, — развел руками Стоттлмайер.

— Мы должны все исправить! Разве это не наша работа?

— Полагаю, можно сказать и так, — согласился Стоттлмайер.

Несомненно, это Монку по душе. Он жаждет порядка, а ничего хаотичнее убийства не существует. По моей теории, для него раскрытие преступления — вопрос организации фактов, пока они не встанут по местам. Другими словами, он на самом деле не расследует убийство, а устраняет беспорядок. И он не остановится, не устранив главный хаос в центре своей упорядоченной жизни — нераскрытое убийство его жены Труди.

Стоттлмайер повернулся к Дишеру. — Возьми несколько офицеров в помощь, расспросите в окрестностях, не знаком ли кто с молодой русской женщиной. Проверьте иммигранток и пропавших без вести женщин, подпадающих под описание.

— Будет сделано, — козырнул Дишер.

— У убийцы, вероятно, красный гравий и собачьи … — Монк не мог заставить себя закончить предложение.

— Какашки, — подсказала я.

— … на ботинках, — продолжил Монк. — Вы должны объявить его в розыск.

— И что указать? — поинтересовался Дишер. — Остерегайтесь человека с собачьим дерьмом на обуви?

Монк кивнул. — Вижу, куда вы клоните.

— Видишь? — не понял Стоттлмайер.

— Я смешон, — поник Монк.

— Никогда не надеялся услышать от тебя такое, — восхитился Стоттлмайер. — Реальный прогресс, Монк!

— Мы должны оповестить Агентство Национальной Безопасности, — завел старую пластинку Монк.

Стоттлмайер вздохнул. Некоторые вещи никогда не меняются.

— Я добавлю это к списку дел, — Дишер начал отходить.

— Еще кое-что, Рэнди, — остановил его Стоттлмайер. — Проверь выписки по кредитным картам жертв за недавние покупки в обувных магазинах и универмагах. Может, они покупали обувь в одном месте.

— Это целый список, — растерялся Рэнди. — Мне бы не помешал помощник.

— Получишь всю необходимую помощь.

— А чем будете заниматься Вы? — многозначительно спросил Дишер.

— Капитанскими делами, — рявкнул Стоттлмайер и грозно уставился на Дишера, подталкивая приступать к делам.

— Точно, — стушевался Дишер и поспешил выполнять приказ.

Монк махнул офицеру, одолжившему бинокль. Его фамилия Милнер и, если б не его обручальное кольцо, я заинтересовалась бы и его именем.

— Спасибо, что одолжили, — Монк вернул бинокль офицеру Милнеру, затем махнул мне рукой, требуя дезинфицирующую салфетку. Я полезла в сумочку и подала одну.

— С удовольствием, сэр, — отчеканил офицер Милнер. На мгновение мне показалось, что он отсалютует. В отлично накрахмаленной униформе, он держался почти с армейской выправкой. Возможно, именно это и привлекло меня. — Удивительно, как Вы замечаете мельчайшие детали.

— Хороший бинокль, — вытер руки Монк.

— Вы просто скромничаете, — заметил офицер Милнер.

— Да, — согласился Монк. — Так и есть.

Мы двинулись к моему джипу. Капитан нас встретил.

— Слушай, хочу предупредить тебя кое о чем, — прошептал он, явно не желая привлекать лишнего внимания.

— О, пресвятая Богородица, — ахнул Монк, пятясь назад.

— Что? — не понял Стоттлмайер.

Монк сгорбился и закрыл лицо руками. Я наклонилась к нему и шепнула на ухо: — Что случилось, мистер Монк?

— Я не знаю, как сказать ему…

— Что сказать?

— Он наступил на ЭТО, — выдохнул Монк.

— На что?

— ЭТО, — остолбенел Монк.

Я оглянулась на Стоттлмайера, затем на его ботинки. Капитан проследил за моим взглядом. Он вляпался в собачье дерьмо.

— О, черт, — заскреб капитан подошвой правого ботинка о край тротуара.

— Нет! — воскликнул Монк. — Вы с ума сошли? Вокруг Вас невинные прохожие!

Стоттлмайер хотел поставить ногу обратно на землю, но Монк снова завопил. Таким образом, капитан стоял на одной ноге, согнув другую в колене, грязная подошва зависла над землей.

Монк обратился к сотрудникам полиции и экспертам: — Всем отойти. Назад. Ради вашего блага. Мы никому не хотим причинить ущерба.

— Хорошо, Монк, — сдался капитан. — Чего ты от меня ждешь?

Стоттлмайер, искусный в обхождении с Монком иногда больше, чем я, желал быстрее разрулить ситуацию.

— Не двигайтесь, — Монк бросился к фургону экспертов места преступления.

— Я и не двигаюсь, — буркнул Стоттлмайер. — Господи, такие муки за попытку быть тактичным.

— Что случилось? — поинтересовалась я.

— Это должен услышать Монк, — сказал Стоттлмайер.

Монк вернулся с несколькими большими мешками для улик и протянул мне.