Я извинилась и направилась искать Монка, поскольку он вышел из комнаты допросов, и нашла его в хранилище улик сидящим за столом и разглядывающим три правых кроссовка, с ног мертвых женщин. Все кроссовки были в пакетах для улик и лежали перед ним вертикальным рядом.

— Я не могу с этим жить, — скривился Монк.

Три невинные женщины убиты, но это далеко не первый случай, когда Монк сталкивался с убийством. Не понимаю, почему эти смерти тронули его больше остальных.

— Произошедшее действительно страшно, — согласилась я. — Но разве это отличается от остальных убийств, раскрытых Вами?

— Я никогда не видел ничего более порочного! Это же преступление против природы, — вспыхнул он. — Разве не достаточно того, что он отнял у них жизни? Так ему еще зачем-то понадобилось лишать их одного ботинка! Он нарушил баланс Вселенной!

— Украв три ботинка?

— Обувь состоит из пар — таков порядок вещей, — пояснил Монк. — До тех пор, пока обувь не обретет свою пару и этот сумасшедший не будет пойман, можешь забыть о привычной жизни.

— Значит, Вам нужно не только поймать убийцу — Вам еще необходимо восстановить баланс во всем мироздании.

— Теперь на мне лежит огромная ответственность.

— По крайней мере, Вам не придется взваливать всю ношу на себя, — заметила я, — один из Ваших детективов уже здесь.

Монк поднялся из-за стола и указал на кроссовки: — Это будет преследовать меня каждую минуту, пока я бодрствую.

— Охотно Вам верю.

— И каждое мгновение, пока буду спать, — добавил он на выходе. — И каждую наносекунду между сном и бодрствованием.

Я поплелась за Монком в общий зал; он широко улыбался, приближаясь к Портеру и Спэрроу.

— Здравствуйте, Фрэнк, — поздоровался босс, — давненько не виделись.

Я поинтересовалась: — Вы знакомы?

— Фрэнк — один из лучших следователей, которых я встречал, — сказал Монк. — Увидев бумажку, он может указать дерево, из которого ее сделали.

Мне еще не доводилось слышать от босса похвалы по отношению к детективным способностям кого-либо, кроме него самого. А еще я не слышала от него таких красочных метафор. Да и вообще метафор, раз уж на то пошло.

— В самом деле? — спросила я. — Прям конкретное дерево?

— Конечно, — подтвердил Монк. — Иначе зачем мне так говорить?

— Я подумала, это просто фигура речи.

Монк взглянул на меня, словно я с ума сошла.

— У меня уже три дня запор, — объявил Портер, — мне необходима клизма.

— Сейчас? — голос Монка задрожал.

— Я не могу думать, пока мой кишечник переполнен.

— Никто и не просит Вас думать, — Монк уставился на меня. — Ты не просила его думать?

Портер прищурился на Монка.

— А я тебя помню, ты чокнутый, который постоянно переставлял вещи на моем столе.

Монк мечтательно улыбнулся. — Хорошие были времена.

— Он боится молока, — сказал Портер Спэрроу.

— Боитесь? — она на мгновение проявила интерес, хотя недавно пыталась выглядеть скучающей. — Почему?

— Молоко — жидкость, взятая из груди одного биологического существа и налитая в стакан, чтобы другое существо ее выпило, — Монк съежился от одной только мысли. — Это неестественно.

— Это самая естественная вещь на Земле, — возразила Спэрроу. — Дети сосут молоко из груди матери. Для чего и нужна грудь!

— Я кормила Джули грудью, — подтвердила я.

Монк покраснел от смущения и отвернулся от меня.

— Возможно, и Вас тоже вскармливали грудью, — предположила я.

— Это невозможно! Я же не употребляю свои телесные жидкости — так с какой стати мне употреблять чужие?

— Грудь — не просто модный аксессуар, — продолжила Спэрроу. Мне девочка начинала нравиться… Пока она не задрала рубашку и не мелькнула грудью перед Монком!

Я думала, босс закричит. Стало понятно, что с пирсингом не только ее уши.

Портер хлопнул по рабочему столу. — Так что с моим назначением?

Монк вручил ему дело Золотоворотского Душителя и попросить перепроверить покупки потерпевших по кредитным карточкам. А еще попросил Портера повесить на доске снимки с мест преступлений и карту с отметками, где какое убийство совершено.

— С удовольствием, — обрадовался Портер. — А ты кто?

— Эдриан Монк.

— Я тебя помню, — Портер повернулся к внучке. — Он боится молока.

Спэрроу вздохнула. В этом звуке прозвучало все разочарование, скука и усталость, которую она только могла изобразить. Ее едва не бросило в пот от чрезмерного усилия.

Офицер Кертис подошла и протянула Монку листок бумаги. — Совершено убийство в Хейт-Эшбери. Детектив уже ждет Вас на месте преступления.

— Кто жертва? — спросил Монк.

— Аллегра Дусе, астролог, — ответила Кертис. — Как думаете, она могла это предвидеть?

С середины шестидесятых годов XX века район Хейт-Эшбери считался мифологическим центром начала движения контркультуры, вотчиной психоделических препаратов, свободного секса, детей цветов и Грэйтфул Дэд. Много усилий было затрачено на поддержание иллюзии, что атмосфера не изменилась, несмотря на смерть Джерри Гарсии, конец войны во Вьетнаме и получение Миком Джаггером скидки пожилого гражданина в ресторанах Денни.

Хейт и сегодня пестрит магазинчиками в стиле шестидесятых. В них можно приобрести винтажную одежду, «андеграундные» комиксы, подержанные пластинки, ладан и кристаллы; также имеется несколько офисов интернет-магазинов, продающих размалеванные вручную футболки и сувениры с черепами, как у обитателей Уичиты. Немного не в тему смотрятся там тату-салоны, садо-мазо студии и магазины с фетиш-атрибутикой. Но давайте взглянем фактам в лицо: даже извращения стали нормой в наши дни.

Тем не менее, попав туда, нетрудно обмануть себя, представив, что переместился во времени в лето 1967 года. Правда, иллюзия рухнет, стоит пройтись по боковым улочкам, где стоимость аренды отреставрированных викторианских домов эпохи короля Эдуарда превышает миллион долларов, а большинство парковочных мест занято Рэйндж Роверами и БМВ. Эти дети цветов скачивают свою свободную любовь из интернета и получают психоделию, перебивая ставки на еБэй.

Покойная Аллегра Дусе жила в переулке, гентрифицированном не полностью. Несколько домов и магазинов выглядели так, словно их не красили со времен царя Гороха. Дом убитой кардинально отличался от собратьев. Это был недавно покрашенный в синий цвет с белой отделкой викторианский особняк, с широкими окнами и цветочными горшками, полными пышных цветущих роз. На окне красовалась изящная каллиграфическая надпись: «АЛЛЕГРА ДУСЕ — АСТРОЛОГ И ПРОВИДЕЦ. Только по предварительной записи».

Когда мы подъехали, улица была забита полицейскими машинами, фургоном коронера и минивэном криминалистов. Я даже не пыталась найти место для парковки. Монк стал капитаном, поэтому я просто остановила машину посреди дороги, вручила ключи от моего чероки первому попавшемуся офицеру и попросила его убедиться, что отъезду капитана ничто не будет препятствовать.

Монк вышел из машины, пока я общалась с полицейским. Он так и не взглянул на меня с тех пор, как узнал, что у меня, оказывается, есть груди. Видимо, он предпочитал думать обо мне как о некоем бесполом существе.

У двери Дусе его встретила сногсшибательная азиатка с резкими чертами лица и пронзительным взглядом, вызывавшим чувство тревоги. Она была одета во все черное, на шее висел значок Полицейского Управления Сан-Франциско, а на голове красовался колпак из алюминиевой фольги с прилепленным скотчем радиоприемником. Послышался выпуск местных новостей сквозь низкий статический треск из динамика. Не думаю, что сию конструкцию она прилепила к голове, чтобы следить за происходящими в мире событиями.

Рядом с ней стоял очкарик, стенографируя услышанное на свой кпк. Он смотрелся свалившимся с кровати на груду снятой вчера одежды и решившим, почему бы, черт возьми, не надеть ее и сегодня. Обмундирование состояло из распахнутой мятой синей оксфордской рубашки навыпуск поверх красной футболки и не менее мятых брюк-карго. Было в нем что-то академическое. Не знаю, что вызывало это впечатление: очки, мятые шмотки или прилежание в стенографии.