Жданов же начал проводить не политику советизации, а, наоборот, политику десателлизации под лозунгом укрепления суверенитета восточноевропейских стран по отношению к Западу. Очень скоро выяснилось, что такая политика бьет рикошетом и по СССР. Маленков и Берия легко убедили Сталина, что политика Жданова ведет к росту центробежных сил в Восточной Европе и поощрению там национализма не столько против Запада, сколько против СССР. Жданов не понимает, что в результате советских побед во второй мировой войне, по признанию самих западных союзников (Ялта, февраль 1945 г.), восточноевропейские страны входят в сферу влияния СССР. Мы обязались только восстановить там демократию, и мы должны ее восстановить в ее высшей, советской форме.

Такова была линия Берия и Маленкова. Ее и начала проводить советская политическая полиция, используя тот же Коминформ, но минуя штаб Жданова. Первыми заметили это чехословаки и решили выйти из Коминформа. Февральским заговором 1948 года Берия предупредил их намерения, но находившиеся и политически и геополитически в лучших условиях югославы безнаказанно покинули Коминформ. Это и убило Жданова в глазах Сталина. Югославский конфликт был страшен Сталину как прецедент, который может стать примером для других стран и расстроить всю стратегию их советизации. Надо было ликвидировать «прецедент», но как? Первый план, вероятно, сводился к военному выступлению против Тито; в беседе с Хрущевым Сталин сказал: «Стоит мне пошевелить мизинцем, и Тито больше не будет. Он падет» (

Хрущев Н. С.

Чтобы создать психологическую атмосферу для этого «шевеления мизинцем», Сталин, по плану Берия и Маленкова, начинает ликвидацию друзей и коллег Жданова по Коминформу. Разворачивается кампания против титоистов в странах-сателлитах. Многие эпизоды этой драматической борьбы — все еще тайна полицейских архивов Москвы и восточноевропейских столиц. Тито даже отправил в тюрьму Джиласа за разглашение некоторых из этих эпизодов («Разговоры со Сталиным»). Однако часть этой истории поддается приблизительной реконструкции.

Прежде всего Жданову ставилось в вину, что он был инициатором трех провалившихся советских акций: организации партизанской войны генерала Маркоса в Греции, создания берлинской блокады и предъявления требования к Турции разрешить СССР создать морские базы в районе проливов (включая и движение «советских армян» и «советских грузин» за воссоединение с Армянской ССР и Грузинской ССР бывших армяно-грузинских районов в Восточной Анатолии). Все это не только позорно провалилось, но и послужило еще толчком к созданию НАТО и провозглашению доктрины Трумэна о защите Греции и Турции. Однако более важным было другое обвинение: Жданов в легкомысленном, преступном сговоре с Георгием Димитровым и с Тито готовил создание Балканской федерации. Правда, идея принадлежала Димитрову, но Жданов почему-то счел, что это и есть ленинско-сталинская доктрина о социалистической федерации. Соблазнительной была и перспектива включения туда «освобождающейся» Греции, что имел в виду Димитров.

Журнал «World Report» (июнь 1947 г.) приводит высказывание Димитрова: «Может, будет сначала федерация Югославии, Болгарии, Албании, а потом присоединятся Румыния, Польша, Чехословакия и, может быть, Венгрия» (

Эбон М.

21 января 1948 года в Софии Димитров устроил пресс-конференцию и подробно обосновал преимущества и необходимость Балканской федерации. Подчиненная непосредственно Жданову «Правда» опубликовала это предложение Димитрова с явным намеком на одобрение. Тем временем Тито узнал, что член ЦК КПЮ А. Гебранг — агент советской разведки, систематически информирующий советского посла о заседаниях ЦК, а может быть, и о связях Тито с Димитровым. Берия и Маленкову легко было доказать Сталину, что Балканская федерация придумана как противовес и политическому и экономическому доминированию СССР в восточноевропейских странах. 28 января 1948 года «Правда» печатает заявление от редакции о федерации. Человеку, знакомому с особенностями публицистического языка Сталина, было ясно, кто автор этого заявления. Приведем его целиком:

«В редакцию «Правды» поступил ряд запросов читателей с разных концов СССР, смысл которых сводится к следующему: означает ли помещение в «Правде» заявления тов. Димитрова на пресс-конференции в Софии, что редакция солидаризуется с позицией т. Димитрова по вопросу о целесообразности федерации или конфедерации Балканских и придунайских стран, включая сюда Польшу, Чехословакию, Грецию, и о необходимости создания таможенной унии между ними. В связи с этим редакция «Правды» считает необходимым сделать следующее разъяснение: 1) «Правда» не могла не поместить заявление т. Димитрова, опубликованное в органах печати других стран, при этом понятно, что «Правда» не могла внести каких-либо изменений в это заявление. 2) Однако это не означает, что редакция «Правды» солидаризуется с т. Димитровым в вопросе о федерации и таможенной унии указанных выше стран. Наоборот, редакция «Правды» считает, что эти страны нуждаются не в проблематической и надуманной федерации или конфедерации и не в таможенной унии, а в укреплении и защите своей независимости и суверенитета путем мобилизации и организации внутренних народно-демократических сил, как правильно сказано об этом в известной декларации девяти коммунистических партий».

Чисто сталинская логика: все эти страны должны быть независимыми друг от друга, чтобы тем вернее зависеть от СССР. Если бы Димитров выдвинул идею о федерации Балканских стран с СССР, то, разумеется, у Сталина не было бы никаких возражений.

Нельзя не привести некоторые выдержки из ценнейшего исторического первоисточника, посвященного этому периоду, — книги Милована Джиласа «Разговоры со Сталиным». В начале февраля 1948 года болгары и югославы были вызваны к Сталину. На встрече присутствовали с советской стороны — Сталин, Молотов, Жданов, Маленков, Суслов, Зорин; со стороны Болгарии — Димитров, Коларов, Костов (потом казненный); от Югославии — Джилас, Кардель и Бакарич. Взяв первым слово, Молотов сообщил о серьезных разногласиях между СССР, с одной стороны, и Болгарией и Югославией — с другой. В качестве примера Молотов приводил подписание (без консультации с СССР) союзного договора между Югославией и Болгарией. Когда Молотов начал критиковать план федерации Димитрова, Сталин его прервал:

«Товарищ Димитров слишком увлекается на пресс-конференциях — не следит за тем, что говорит. А все, что он говорит, что говорит Тито, за границей воспринимают, как будто это сказано с нашего ведома. Вот, например, у нас тут были поляки. Я их спрашиваю: что вы думаете о заявлении Димитрова? Они говорят: разумное дело. А я им говорю: нет, это неразумное дело. Тогда они говорят, что и они думают, что это неразумное дело — если таково мнение Советского правительства. Потому что они думали, что Димитров сделал заявление с ведома и согласия Советского правительства, и поэтому и они его одобряли» («Разговоры со Сталиным», с. 164–165).

Молотов добавил, что Болгария старается создать федерацию с Румынией, «даже не посоветовавшись об этом с Советским правительством» (там же, с. 165). Когда Димитров, защищаясь, сказал, что говорил о федерации лишь в общих чертах, вмешался Сталин: «Нет, вы договорились о таможенном союзе, о согласовании промышленных планов» (там же). Молотов продолжал мысль Сталина: «А что такое таможенный союз и согласование экономики, как не создание одного государства?» (Там же.)

Димитров заметил в свою защиту, что Болгария и Югославия никакого договора не заключили, они сделали лишь общее заявление о намерениях в этом направлении. Сталин опять грубо прервал его: «Да, но вы не посоветовались с нами! Мы о ваших отношениях узнаем из газет! Болтаете, как бабы на перекрестке, что вам взбредет в голову, а журналисты подхватывают!» (Там же, с. 166.)

Димитров еще раз постарался оправдаться, заявив: «Верно, мы ошиблись. Но мы учимся и на этих ошибках во внешней политике» (там же, с. 167). Сталин не принял оправдания. Джилас замечает: «Сталин резко и насмешливо сказал: «Учитесь! Занимаетесь политикой пятьдесят лет и — исправляете ошибки! Тут дело не в ошибках, а в позиции, отличающейся от нашей» (там же).