В то же время пропагандная лаборатория Суслова начинает создавать легенду, что Берия и Маленков — «ученики Ленина» не только политически, но и физически, что они якобы работали под его непосредственным руководством (хотя Ленин и представления не имел об их существовании) наряду со старыми членами Политбюро.

Тут удивляет не столько бесцеремонность исторической фальсификации, сколько «веротерпимость» Сталина, допустившего, чтобы его ученики, дискриминируя его самого, так вызывающе апеллировали к Ленину.

Тем не менее новая легенда была официально возведена в партийную догму в одинаково сформулированных приветствиях ЦК в связи с пятидесятилетием Берия в 1949 году и Маленкова в 1952 году: «Товарищу Берия Лаврентию Павловичу. ЦК и Совет Министров СССР горячо приветствуют Вас, верного ученика Ленина, соратника товарища Сталина, выдающегося деятеля Коммунистической партии и Советского государства…» («Правда», 29.3.49), «Товарищу Маленкову Георгию Максимилиановичу. ЦК и Совет Министров СССР горячо приветствуют Вас, верного ученика Ленина и соратника товарища Сталина…» и т. д. («Правда», 8.1.52).

Под большевистским небом хотя и нет ничего постоянного, зато нет и ничего случайного. Так и здесь была обдуманная концепция партийно-полицейского аппарата: если будущие преемники Сталина, минуя Молотова и «старую гвардию», займут трон (что и случилось), то партия и народ должны знать, что тут не лжедимитрии, не «тушинские воры», а законные наследники самого Ленина. При всем том, что Сталина превратили в марксистского бога и в этом он затмил славу самого Ленина, ведь все же правили от имени и во имя Ленина.

Но быть зачисленным в «соратники Сталина» значило гораздо больше, чем то, что входит в прямой смысл этого понятия: у Сталина гораздо больше, чем у Ленина, можно было поучиться искусству властвования.

Интересно, что ликвидация ждановцев не привела к реабилитации военных друзей Маленкова и Берия. Жуков и ведущие военачальники в истекшей войне — адмирал Юмашев, маршал авиации Вершинин, маршал бронетанковых войск Богданов, маршал артиллерии Воронов, — оставались в провинции или вообще были отставлены от дел. Командующий Военно-Воздушными Силами маршал авиации Новиков даже был осужден якобы из-за доносов его подчиненного — генерала Василия Сталина, сына Сталина. Но из начальствующих военных никто и не пострадал, кроме ставленника Жданова — Шикина (его сняли с поста начальника Главного политического управления Министерства обороны, заменив Желтовым). До смерти Сталина сами «ссыльные» военные тоже никаких признаков жизни не подавали. Вероятнее всего предположить, что Сталин усилил полицейский надзор даже и за теми, кто был в центре[3].

Расчеты Сталина тут ясны и разумны. Он может и хочет противопоставить Маленкова и Берия «старой гвардии» и для этого предоставляет в их распоряжение партаппарат и его пропагандную лабораторию, но он также предусмотрительно не уступает им монопольный контроль над армией и полицией. В партаппарате сидят болтуны, а в армии и полиции — носители власти. Болтунами могут управлять Берия и Маленков, а носителями реальной власти, как и всегда, будет управлять он сам.

Только потом выяснилось, что у Сталина была и другая причина. Он собирался повторить свою общеизвестную игру — убрать врагов первой очереди руками врагов второй очереди, а потом врагов второй очереди убрать руками «выдвиженцев». «Чтобы не ошибиться в политике, надо смотреть вперед, а не назад», — говорил Сталин.

Но пока что Сталин был занят оглядыванием назад, копанием в биографиях «старой гвардии», которую он прямо связал (из-за еврейских жен) с фиктивным «делом сионистов», ведшимся в величайшем секрете и необычно долго — с 1948 года по август 1952 года.

По словам Хрущева, само дело возникло из-за простого предложения Советскому правительству со стороны Антифашистского еврейского комитета (при Совинформбюро) во главе с Михоэлсом (народный артист СССР) о создании в Крыму Еврейской автономной советской республики. Сталин решил, что это попытка оторвать Крым от СССР и поставить его под контроль Америки («Khrushchev Remembers», рр. 275–276).

Чтобы не вызвать шум на Западе, особенно в Америке, Сталин предпочел самого Михоэлса не арестовывать, а имитировать автомобильную катастрофу (метод уже испытанный: в Тифлисе в 1922 году так был ликвидирован Камо, а в Ленинграде в 1934 году — охранники Кирова). Михоэлс был убит на дороге под Минском. По рассказу Хрущева, Сталин готовил ту же участь и бывшему министру иностранных дел Литвинову: это легко было сделать во время его обычных поездок на подмосковную дачу (см. там же, с. 278).

«Сионистское дело» кончилось тем, что 10 августа 1952 года член ЦК, заместитель министра иностранных дел СССР, председатель Совинформбюро Лозовский и еще двадцать видных еврейских деятелей культуры и искусства были расстреляны. Жена Молотова отделалась ссылкой в Казахстан.

Хрущев много рассказывает об антисемитизме Сталина; об этом говорил еще Троцкий; об этом же писала и Светлана Аллилуева. Но сталинский антисемитизм был не зоологическим, как у Гитлера, а прагматическим. Если бы Эйнштейн родился в империи Сталина, то он атомную бомбу изобрел бы не в Америке, куда его выпустил Гитлер, а у Сталина (и только потом Сталин мог бы его ликвидировать).

В непосредственной связи с «делом сионистов» находится и снятие в марте 1949 года Молотова с поста министра иностранных дел и Микояна с поста министра внутренней и внешней торговли СССР. Тогда же был снят и ни во что не замешанный член Политбюро Булганин с поста министра Вооруженных Сил СССР (вместо него был назначен бесцветный, но слепо преданный Сталину военный бюрократ маршал Василевский). Назначенный еще в 1946 году министром госбезопасности ученик Берия армавирский армянин Абакумов был сохранен, вероятно, чтобы использовать его против самого Берия; к тому же Абакумов блестяще оформил «ленинградское дело». Вместо ждановцев в аппарат ЦК тоже пришли новые люди — Пономаренко, Патоличев, Андрианов, Чесноков.

Факт снятия, по прямому указанию Сталина, не без основания вызвал страх у Булганина не столько за карьеру, сколько за жизнь. В те дни Булганин и произнес свою знаменитую фразу: «Когда едешь к Сталину, не знаешь, куда от него попадешь — в тюрьму или домой». Это пошло, однако, на пользу Берия и Маленкову: вечно «нейтральный» Булганин был завербован впоследствии через своего друга Хрущева в их сеть.

Скоро и Хрущев вызвал вспышку негодования у Сталина. Хрущев считал себя экспертом по сельскому хозяйству и поэтому часто писал и еще больше говорил на эту тему. Его статья в «Правде» 25 апреля 1950 года «О некоторых вопросах дальнейшего организационного укрепления колхозов» содержит много принципиально новых предложений по улучшению дел в колхозах и поднятию жизненного уровня колхозников. Иначе говоря, Хрущев, видимо, при поддержке Берия и Маленкова осмелился полезть в запретную зону личной компетенции Сталина.

Это выступление прошло безнаказанно, но когда Хрущев через год (4 марта 1951 года) повторил сказанное, добавив, что, кроме того, нужно «укрупнить колхозы» и создать на этой базе «агрогорода», да еще подписал статью «секретарь МК и ЦК», то Сталин грубо призвал Хрущева к порядку. 5 марта 1951 года на первой странице «Правды» прямо под передовой о колхозных делах напечатано: «От редакции. Исправление ошибки. По недосмотру редакции при печатании во вчерашнем номере газеты «Правда» статьи т. Н. С. Хрущева «О строительстве и благоустройстве в колхозах» выпало примечание от редакции, где говорилось о том, что статья т. Н. С. Хрущева печатается в дискуссионном порядке. Настоящим сообщением эта ошибка исправляется».

Как будто «Правда» имеет право делать примечания к статьям членов Политбюро, да еще объявлять их дискуссионными!

Хрущев хорошо знал (еще по истории с планом создания Балканской федерации), что значит публичное «примечание» Сталина! Это еще больше толкнуло его в объятия Берия и Маленкова.