Енукидзе отвел обвинение, сославшись на то, что люди, обслуживающие дома Кремля, были оставлены еще по указанию Ленина как «буржуазные специалисты» (ибо только они знали, как организовать уход за памятниками Кремля). Новых же людей на работу в Кремль назначал «особый сектор» ЦК, а они, Ягода и Енукидзе, только оформляли их.

Это заявление явилось для пленума совершенной новостью: служащие Кремля проверяются не НКВД СССР, а внутренним НКВД Кремля и его комендатурой, которые подчинены не Ягоде, а «особому сектору»! Так впервые пленум ЦК узнал, что Сталин создал свою политическую полицию, не подчиненную общегосударственной полиции.

Постепенно начали выясняться и общие функции «особого сектора»: организация службы личной безопасности Сталина (охрана Кремля, охрана дач Сталина и путей к ним, медико-санитарный надзор за пищей Сталина, контроль над медико-врачебным обслуживанием Сталина), а также организация службы безопасности членов Политбюро и правительства.

Важнейшая функция «особого сектора» заключалась не столько в охране членов Политбюро и правительства от «врагов народа» (мы знаем, как «охранял» Сталин Кирова), сколько в том, чтобы охранять самого Сталина от потенциального заговора. Поэтому-то эти «руководители партии и правительства» не только были лишены права подбирать себе личную охрану, но даже их прислуга, врачи, садовники, парикмахеры назначались «особым сектором».

На том же пленуме ЦК стало известно и о существовании при «особом секторе» «службы перлюстрации», которая подвергала переписку членов ЦК и правительства куда более строгой цензуре, чем это делал знаменитый «Черный кабинет» Меттерниха, перлюстрировавший почту членов австро-венгерского правительства.

Я уже указывал, что у «особого сектора» была своя сеть — спецсекторы обкомов, крайкомов и центральных комитетов республик. Начальники спецсекторов назначались непосредственно «особым сектором» ЦК и подчинялись, и то формально, только первым секретарям названных комитетов. В зданиях парткомов спецсекторы занимали изолированные помещения, куда имел право входа только первый секретарь и заведующий орготделом. У начальника каждого спецсектора был специальный штат, часто меняющийся код для связи с ЦК, прямой провод, особая фельдъегерская служба НКВД, которая доставляла в Москву и из Москвы особо секретные директивы и информацию.

Начальник спецсектора заведовал и агентурой; агенты спецсектора на партийном языке назывались партинформаторами и занимались шпионажем против руководителей данной области или республики[2]. Еще одна деталь — обязанности протокольного секретаря на заседаниях бюро обкомов всегда выполнял начальник спецсектора. Таким образом, шпионская служба «особого сектора» в центре дополнялась шпионской службой спецсекторов на местах. Под надзором были и «большие вожди», и областные.

Конечно, этим делом занимался и местный НКВД, отстраивавший с 1925 года собственную сексотскую сеть в партии (Ленин был против, считая каждого коммуниста внештатным чекистом). Но Сталин полагал, что местные чекисты слишком связаны с местными партийными руководителями в бытовом плане и поэтому не всегда могут сигнализировать центру о местном «сепаратизме», а вот люди спецсектора ни с кем не связаны и зависят только от «особого сектора» ЦК в Москве. «Особому сектору» практически подчинялась и шпионская сеть в армии (особые отделы и политотделы и даже начальники секретно-политических отделов НКВД).

Такой идеально организованный шпионаж среди элиты партии давал Сталину возможность, где бы он ни находился, точно и достоверно знать, что думает и чем занят любой его «соратник» в центре или любой сатрап в провинции. Со Сталиным никогда бы не случилось то, что случилось с Хрущевым 13 октября 1964 года в Сочи. Нажимом определенной кнопки Сталин легко бы взорвал скопище потенциальных заговорщиков еще до их сговора.

Самое важное значение в деле безопасности своего режима Сталин придавал организации политической полиции. Здесь Сталин следовал мудрому совету Макиавелли: «Только те меры безопасности хороши, надежны и длительны, которые зависят от тебя самого и от твоих собственных способностей». Никто из лидеров большевизма, включая Ленина, не имел такого, как Сталин, опыта по практическому изучению сильных и слабых сторон лучшей политической полиции в мире — царской полиции. Из тридцати восьми лет своей дореволюционной биографии двадцать Сталин провел в сфере действия политической полиции либо как арестант (его арестовывали семь раз и пять раз ссылали), либо как поднадзорный.

Сталин был «профессиональным революционером» по рецепту Ленина, а Ленин на вопрос «что делать?», чтобы «профессиональные революционеры» в условиях русского полицейского режима могли действовать успешно, отвечал: «профессиональные революционеры» партии должны превосходить по мастерству конспиративной техники своего врага — русскую тайную полицию. Сталин-Коба и был таким «профессиональным революционером». Он доказал свое превосходство над полицией на деле как непосредственный организатор вооруженных грабежей на Кавказе (эксов), в том числе и знаменитого вооруженного ограбления Тифлисского казначейства средь бела дня, со многими убитыми и ранеными (1907). В результате этого грабежа Коба-Сталин направил за границу, в кассу Ленина, более 300 тысяч рублей. Даже после того, как непосредственный помощник Сталина по этим грабежам армянин Камо и ряд других участников были арестованы, Сталин остался вне подозрения. Это и означало: владеть полицейской техникой лучше, чем сама русская полиция владела ею.

Вполне естественно, что во главе всей конспиративной техники большевистской партии в России, как член ее ЦК с 1912 года, стоял Сталин. Столь же естественно, что Сталин был единственным членом Политбюро ЦК, введенным накануне октябрьского переворота в состав конспиративного центра восстания — «Военно-революционного центра». После успешного переворота этот центр был переименован во Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию (ВЧК). Сталин остался в составе ее руководящей коллегии как представитель ЦК. Ее номинальный председатель Дзержинский и его помощники — Менжинский, Ягода, Лацис, Бокий — были ставленниками Сталина. С первых же дней создания этого страшного учреждения и до своей смерти Сталин не выпускал его из своих рук. Сталин раньше и лучше всех лидеров большевизма понял, что чекизм есть душа и тело коммунистического режима.

Поскольку Сталин свою личную безопасность отождествлял с безопасностью государства, то он и пришел к выводу, что прочность советской системы правления — следствие прочности и неуязвимости его личной власти. Отсюда — идея организации личного кабинета Сталина как легального органа в системе ЦК под невинным названием «секретариат т. Сталина». Но легальный орган, превращенный в руководящий политический механизм, стал постепенно нелегальным: во-первых, по уставу партии, во-вторых, потому, что, будучи на бумаге техническим органом аппарата ЦК, он на деле был поставлен и над ЦК, и над государством. Это случилось не в один день. Процесс превращения этой технической канцелярии Сталина в надпартийную силу продолжался пятнадцать лет (1922–1937).

Во время войны, когда Сталин, охваченный паникой, отказался на время от всякой власти, пострадал и «внутренний кабинет», а Политбюро и Секретариат ЦК вновь приобрели свою старую уставную власть. Но после перелома и победоносного окончания войны Сталин решил вернуться к старой практике правления. Однако он очень скоро убедился, что это не так просто и едва ли осуществимо в прежнем масштабе: во-первых, из-за Берия и Маленкова, во-вторых, из-за послевоенной атмосферы и прихода новых людей, которые выросли в войне и из войны. Но Сталин не был бы Сталиным, если бы не решился это сделать, хотя и в другой форме и окольными путями.

Сталин временно перенес центр тяжести с институции («внутренний кабинет») на личности. Он снимал с руководящих постов в государстве «политиков» и полководцев первого ранга (хотя и преданных ему, но видевших его во время паники и дезертирства), заменяя их «неличностями», лишенными всяких политических и бонапартистских амбиций. Что будут думать о нем лишенные власти военные лидеры — Сталина мало беспокоило, а чтобы «политики» не «взбунтовались», но и не могли сосредоточить в своих руках хоть какую-нибудь власть, Сталин, назначал их своими «заместителями» по правительству (иначе говоря, делал их министрами без портфелей). Вот после этого Сталин начал постепенно восстанавливать власть «внутреннего кабинета». Два человека вновь приобретают свое былое значение: генерал-лейтенант А. Н. Поскребышев и генерал-лейтенант Н. с. Власик. Никто не может иметь доступ к Сталину, минуя этих лиц, даже члены Политбюро. Исключения бывали, если Сталин сам вызывал кого-нибудь, чаще всего на обеды-попойки. Сталин не только управлял текущими делами через этих двух лиц, но им он доверил и свою личную безопасность. Посторонняя сила могла подкрасться к Сталину только через кризис этой идеальной службы его личной безопасности. Иначе говоря, никто не мог бы убрать Сталина раньше, чем не уберет этих двух лиц. Но убрать их тоже никто не мог, кроме самого Сталина.