Письма в центр НТС в эмиграции посылайте по адресу:

POSTBUS 902, ROTTERDAM, NEDERLAND

Брошюра «Война в Афганистане», составленная из статей в журнале «Посев», разошлась за «железным занавесом» четырьмя тиражами. Хоть что-то было сделано, чтобы разрушить железобетонную стену лжи, которая окружала все, что было связано с этим конфликтом.

Польша начала восьмидесятых. Из-за роста цен на мясо в этой социалистической стране начались так называемые «мясные забастовки». Движение охватило всю страну, к экономическим требованиям прибавились политические. Возник первый в Восточной Европе свободный профсоюз «Солидарность». После тот как польская официозная пресса начала писать о «происках антисоциалистических элементов», польские студенты начали открыто носить футболки с надписью: «Я — антисоциалистический элемент!» Советская пресса бьется в истерике, пытаясь объяснить, как это рабочие бастуют и борются за свои права против рабочего государства! В самых разных газетах печатались статьи под заголовками вроде «Кто солидарен с “Солидарностью”?» Смысл один: все эти забастовки — дело рук западных подрывных центров. Про НТС тоже не забывали.

НТС не мог остаться в стороне от этих событий. При всей симпатии к полякам было понятно, что в отдельно взятой стране Восточного блока антикоммунистическая революция победить не может. Или победит, как в Венгрии в 1956-м, а йотом будет раздавлена советскими танками. Победа над большевизмом может быть достигнута только там, откуда большевизм начался.

Очень опасались тою, что антисоветские настроения перерастут в антирусские. Особенно если, следуя «Доктрине Брежнева», Советы введут в Польшу войска. Цель НТС была в том, чтобы добиться поддержки «Солидарности» в СССР, чтобы инициировать развитие свободного профсоюзною движения в нашей стране.

Контакт с поляками был установлен довольно быстро, здесь скорее была инициатива с их стороны. Они понимали ситуацию не хуже нас.

В «Посеве» был издан сборник «Солидарность», содержащий большую подборку документов про свободный польский профсоюз и историю его становления. Разошлось несколько тиражей. Часть — через Польшу.

Когда все ждали советского вторжения в Польшу, я предложил заранее издать листовку, обращенную к советским солдатам и офицерам, которых туда направят. Ее написал Назаров, и вскоре она была переправлена за «железный занавес». Через некоторое время ее опубликовали в полуподпольном бюллетене «Солидарности» — «Бюллетень далыюшленски». Пунктиром была указана линия отреза. К вторжению готовились все.

Потом в польской коммунистической газете появилась статья с фотографией этой листовки. Про НТС было написано: «Эти контрреволюционеры отличаются от наших, во многом — просто болтливых. В решительные минуты они бывают беспощадны! Взявший в руки такое оружие рискует сам об него пораниться».

Но советского вторжения не последовало. В 1981 году подавлять «Солидарность» двинулись польские танки. По всей стране погибло около двухсот человек. Те из активистов «Солидарности», кто не успел уйти в подполье, были свезены в так называемые «лагеря интернированных». Поначалу поляки даже не поверили: не могут поляки стрелять в поляков! Наверняка это были переодетые русские.

Но потом пришлось смириться с мыслью, что национальность коммуниста — вещь относительная.

Диктатура генерала Ярузельского была какой-то странной, показной. Поляки продолжали ездить на Запад. Па конвертах писем польская госбезопасность СБ ставила откровенный штамп: «Оцензуровано» или «Не оцензуровано». Знакомые ноляки рассказывали, что при наборе телефонного номера автоматически включался голос с телефонной станции: «Ваш разговор будет прослушиваться». Наши гебисты об этом никогда не предупреждали. Во многом жизнь в Польше при военном режиме была свободнее, чем в СССР, где никакого военного положения не вводили. Про «Солидарность» тогда говорили, что «она находится в подполье, но там уже не умещается!» Да и просуществовать режиму Ярузельского пришлось недолго.

Несмотря на то что Польша была периферией «социалистического лагеря», НТС потратил на помощь польской оппозиции немало сил. Это было оправданно — поляки показали всей Восточной Европе хороший пример того, как можно совершать «революцию без единого разбитого стекла».

Евгений Романович Романов. Настоящая фамилия — Островский. Седовласый бородатый старик. Часто — хмурый. Но было это не от природной угрюмости, а от постоянной задумчивости.

Многолетний председатель Исполнительного бюро Совета НТС. В его руках была сосредоточена вся исполнительная власть в организации. Он контролировал средства, и средства немалые. Но не на этом базировался его непререкаемый авторитет.

Он родился в Днепропетровске. Одно из первых воспоминаний детства — обыск, который петлюровцы проводили в их доме. Отец ушел с Добровольческой армией. Семья осталась в Советской России.

Ярослав Александрович Трушнович рассказывал, что как-то Романыч рассказывал о своем отце. Зинаида Никаноровна, мать Трушновича, задумалась и спросила: «Островский. Раненный в глаз?»

Романыч вскочил и от радости забегал по комнате кругами. Оказывается, во время Гражданской войны она, будучи медсестрой в госпитале, ухаживала за его раненым отцом!

Он с детства увлекался шахматами. В конце тридцатых даже тренировал одного из будущих советских гроссмейстеров. Потом мы с ним несколько раз спорили — на что больше похожа политика, на шахматы или на карты? Он, конечно, утверждал, что на шахматы. Я говорил, что скорее на покер или на переводного дурака.

Во время первой встречи, которая состоялась в югославском ресторанчике в Эшборне, пригороде Франкфурта, я сказал ему, что хотел бы вернуться домой. Он пожал плечами:

— Ну что ж, иди в советское посольство…

— Нет, только в российское.

— Вот за это мы и боремся. За то, чтобы все советские посольства стали российскими…

Когда я начал рассказывать ему про свое увлечение оружием и про пули со смещенным центром тяжести, он махнул рукой:

— Я в этом ничего не понимаю. Я всегда считал, что хорошая идея сама обрастет пулеметами…

Он был очень властен. Шутка ли — управлять организацией, чьи люди разбросаны по разным странам и сотрудничают с ней лишь по убеждениям! «Холодная война». Постоянные попытки инфильтрации, провокации со стороны КГБ. У правительств стран, с территории которых ей приходилось действовать, — свои собственные интересы, зачастую не совпадающие с интересами НТС и с интересами той самой свободной России, которая многим представлялась всего лишь наивной мечтой.

Но он почт никогда не повышал голос. Ему это было не нужно.

С НТС он познакомился в Днепропетровске во время немецкой оккупации. Тогда в этот город прибыли люди, завербовавшиеся в немецкие фирмы, работавшие на оккупированной территории. Они начали там отстройку подпольной группы Союза, в которую и был принят Евгений Романович.

Во время войны подпольная группа НТС сотрудничала с советским подпольем — немцы были врагами и для тех и для других. Но один из советских проболтался девушке, входившей в группу НТС, что списки уже составлены и что, как только в город войдут советские войска, все энтээсовцы будут арестованы. Группе пришлось уходить вместе с отступающими немецкими войсками.

В Берлине Евгений Романович работал в русскоязычной газете «Новое слово», пока не начались аресты членов НТС. Он сидел в тюрьме на Александрплац, потом, когда здание тюрьмы было повреждено бомбардировкой союзников, их перевели в тюрьму Плотцензее.

— В здании работала гильотина. Со мной в одной камере сидел парнишка, латыш, из латышского легиона СС. Ему отрубили голову.

— Евгений Романович, — спросил я, — а вам тоже должны были отрубить голову?

Старик хмыкнул.

— Андрей, гильотина считалась «благородной казнью». Только для истинных арийцев. А для нас, как для «унтерменшей» (недочеловеков), предназначались лагеря смерти…