Кроберг посмотрела наверх и спросила: «Как ваши?». Данилевский с довольным видом ответил, что девочка и мальчик успешно прооперированны. Кровопотери у них были не большими. Органы почти не повреждены. «Идеальные перспективные пациенты», - закончил Данилевский. Кроберг поняла к чему клонит ее шеф. Объект три подтверждал свой уровень на выживаемость. Но Елена настаивала на том, что его нужно спасти. Она указывала на его живучесть, на странную костную структуру, на строение клеток и непонятную возможность жить с одним литром крови. Но Данилевский был неумолим. Он признавал необычность мальчика, впрочем, как и двух других детей. Но одновременно с необычностью никто не знает, как спасти ему жизнь. Монии слишком мало изучены и то, что они видят на операционном столе никому непонятно. «То, что непонятно нужно исследовать мертвым», - закончил Данилевский и направился к выходу. Костюм начинал душить его, что делало его раздражительным.

Кроберг была повержена. Она стояла над маленьким телом и видела как сильно и часто бьется его маленькое сердце. Елена помотала головой. Всем было ясно – она не будет его отключать. Пусть Данилевскому наплевать, но это ее ребенок и она решит когда его отключить. Она убедила коллег в том, что если они не могут обеспечить мальчику операционное лечение, то хотя бы дадим ему шанс выкарабкаться самому. Если ему дано еще десять часов пока не откажут все его органы – пусть будет так. Мальчика оставили в операционной. Кроберг организовала дежурство. Сама она заходила к своему маленькому пациенту каждые полчаса. Она гладила его по голове. Вместе с медсестрами обтирала его тело от крови, одновременно слушая сообщения об эпидемии в Екатеринодаре. И сердце ее сжималось больше от того, что перед ней лежит удивительное чудо, которое медленно как свеча угасает. Кроберг с особой скрупулезностью исследовала структуру свернувшихся кровеносных телец. Тщательный анализ показал необычную деформацию красных кровяных клеток. Кроберг клонила голову над столом. Она всем своим естеством желала спасти мальчика, но ей не хватало знаний сделать это. Она чувствовала себя как ребенок перед конструктором, который видит впервые: непонятные детали или уже известные, но почему-то выполняющие иную функцию нежели всегда. Кроберг стукнула по столу, испугав дежуривших медсестер. Через пару минут из коридора донесся шум. Елена велела узнать, что там происходит. Вернувшаяся медсестра взволнованно сообщила, что прооперированным мальчику и девочке стало хуже – их везут в операционные. На лице Кроберг появилась мучительная улыбка. Она решила посмотреть на тех детей, который Данилевский считал лучшими.

Объекты один и два находились в одной операционной. Ими занимались Данилевский и Сармонт со своими командами. Кроберг стояла сверху и с другими учеными наблюдала через купол за другой борьбой за другие жизни. Елена спрашивала у коллег про кровь девочки и мальчика. Кроберг передали копии анализов: они были похожи. У всех троих одинаковое сходство по составу крови. Кроберг, чувствуя, что вот-вот нащупает нить, попросила показать ей строение клеток крови объекта один и два. Тем временем внизу Данилевский расписывался в собственном бессилии. Нервные системы девочки и мальчика умирали. Те органы, что были успешно прооперированы несколько часов назад, переставали работать. Центральная нервная система словно за неуплату отключалась. Кроберг принесли результаты строения кровяных клеток. В этот момент ее словно прострелило молнией. Она нажала на кнопку связи с операционной и произнесла: «Хватит их убивать!». Данилевский, не понимая ее, посмотрел наверх. Но Кроберг уже не было. Через минуту она вошла в операционную. На ее лице висела маска победителя. Данилевский прищурился. Кроберг поделилась своей догадкой:

- Организмы этих детей, несмотря на некоторые отличия в строении моний работают по одному принципу, не считаете?

- Что ты имеешь в виду? – интересовался Сармонт.

- Тот факт, что мы никак не можем удачно прооперировать тело объекта три, говорит нам о том, что оно работает по-другому. Его организм отличается от нашего принципом своей работы. И мы не знаем как его собрать заново…

- И что?! – не выдержал Данилевский.

- А то, что если мы не знаем как работает организм объекта три, мы понятия не имеем как работают и эти, - Кроберг указала на мальчика и девочку. – Вы перелили им кровь, собрали поврежденные органы, сшили сосуды, а верно ли вы поступили?

- Ты намекаешь на то, что мы совершили ошибку, зашив их? – не понимал Сармонт.

- Вы не изучили их. Мы понятия не имеем, как их лечить и своим вмешательством вы убили их, - Кроберг кивнула в сторону приборов сигнализирующих об отказе органов.

Данилевский выругался. Он облокотился на стол и провел рукой по лицевой маске.

- Ты так страстно веришь в свои слова…

- Я не верю, я знаю. И если вы отключите свои эмоции и поразмыслите, то поймете что я права.

- В твоих словах есть логика… - Данилевский не желал сдаваться.

- О какой логике идет речь? Вы хотите сказать, что мы не знаем как зашивать ткани и сращивать конечности? – Сармонт вспылил.

- Много ли вы прооперировали больных «белой язвой»? – Кроберг сжимала кулаки.

- Мы заражали мониями десятки спортсменов и не тебе тыкать мне о непонимании принципов «белой язвы».

- Именно мне, - Кроберг улыбалась змеиной улыбкой.

- Хватит, - прервал Данилевский, предвидя, во что может вылиться перепалка. – Заражать мониями и быть модифицированным ими как эти дети не одно и то же.

- Отдайте мне их, - твердо произнесла Кроберг.

- Что? – Данилевский решил, что он не так понял эти слова. Но в мыслях он уже начал разгадывать их истинный смысл.

- Мой объект борется за жизнь, так, как ваши не борются, - Кроберг походила на львицу. Она четко выговаривала каждое слово. Она скалилась будто не человек, но зверь, готовящийся кинуться на врага.

- Твой ребенок труп уже давным-давно. Эти дети не умирают! – парировал Сармонт.

- Труп не борется со смертью 18 часов подряд, - грозно возразила Кроберг. – Вот результаты анализов их крови и строения клеток. Они идентичны. Их мутация одинаковая. Мне нужны их органы, кровь и руки для пересадки, чтобы мой ребенок жил.

Данилевский смотрел на нее и не понимал: то ли она сошла сума от того, что не могла спасти мальчика, то ли действительно верит в то что говорит.

- Вскоре центральная нервная система превратит их в овощи, - настаивала Кроберг, - без нервных импульсов монии умрут. Для исследований они будут нам не нужны. Но у нас еще есть другой ребенок. Ты лучше меня знаешь, что сейчас творится в Екатеринодаре. Нам нельзя потерять его. Признай свою ошибку: мой ребенок имеет шансы на выживание выше.

Сармонт смотрел на Данилевского. На лице их шефа было смятение. Тень брезгливости и отвращения была на нем.

- Они тоже имеют шансы на жизнь, но ты хочешь их отобрать, – Данилевский использовал последний аргумент, но он сам не верил в него. – Ты хочешь разрезать их на кусочки. Ты понимаешь, о чем ты говоришь? Ты уговариваешь меня убить их в угоду твоей одержимости «белой язвой».

- Не надо вешать на меня свои грехи. Детей убили вы – поставив на них цифру один и два. Их убила ваша поспешность и самолюбие. Тому ребенку нужны детали, которые есть только у них. А нам нужен объект для исследований. Моя цель – дать ему жизнь, - Кроберг сделала шаг вперед. Данилевский не сопротивлялся. Елена посмотрела наверх, где стояли члены ее команды. Кивком головы она скомандовала: «Вниз!». Санитары и врачи бегом ворвались в операционную.

Уходя из операционной, Данилевский бросил последний взгляд на Кроберг. Он не верил тому, что видел, не мог поверить, что молча, согласился с ее планом. Но Елена не заметила этого, она командовала людьми, напоминая им о том, как именно нужно сделать разрезы, чтобы руки и ноги подошли для ее мальчика. Она взяла у медсестры данные о состоянии органов. Данилевский направлялся к себе в кабинет, когда Кроберг отдала приказ об извлечении органов. У девочки она взяла легкие, почки и руки; у мальчика желудок, печень и ноги.