— А больше ты ничего не хочешь?

У Бори приоткрылся рот. Он перестал дышать, горло что-то сдавило.

Это мог сказать любой — любой, но не мама! Она понимала его, и куда больше, чем отец или Костик, не говоря уже о мальчишках; ей было интересно все, что он говорит, что он делает и думает. И деньги-то чаще давала она — она, а не отец! — на все его танки и торпедные катера… И когда он болел, брала больничный лист и не отходила от его постели; касалась своей прохладной шершавой ладонью его лба и словно вбирала весь жар, и голова не так болела, и он скорее выздоравливал. Случалось даже, когда в самый разгар «войны» Костик удирал от него во двор, мама принимала на себя командование бронетанковыми или морскими силами противника и так азартно играла, ползая по полу или сидя на краю ванны, мокрая от брызг, с растрепанными волосами — на дне валялись шпильки, — что Боря забывал, что она старше его. Не мама, а малыш номер три! Но несмотря на это и на ее боевой азарт, Борины соединения всегда одерживали верх, и мама не расстраивалась, как Костик, и он после сражений чувствовал себя настоящим полководцем.

И вдруг мама сказала такое…

Горка поджаристых оладий на тарелке росла, из большой банки на столе тянуло душистым клубничным вареньем, и Боря едва успевал глотать слюнки.

Он стоял посреди кухни и не знал, что делать. Надуться? Заплакать? Уйти?

Внезапно появился отец. Боря был так раздосадован и обижен, что не услышал, как звякнул в двери ключ. Отец пристально посмотрел на Борю, лицо его потемнело, на лбу и на щеках обозначились морщинки, а глаза его все уменьшались, словно тонули, прикрываясь веками. А руки медленно, как черепахи, поползли к карманам.

— Подойди сюда, — сухо сказал отец, и Боря понял, что кто-то опять нажаловался на пего.

Боря не смог стронуться с места. Ему вдруг стало не по себе.

— Ты, я вижу, совсем не знаешь, как достаются деньги… Ловко ты вчера подкатился ко мне!…

— Я…, я не подкатывался. — Боря поперхнулся и отступил от отца.

— А кто у меня деньги выклянчил?

И не успел Боря пикнуть, как отец сгреб его и поставил перед собой. Руки нырнули в его карманы — вначале в брюки, потом в куртку, — и в них очутился Борин кошелек.

Боря застыл. Отцовские пальцы быстро извлекли старательно сложенные драгоценные бумажки, подделка которых, как о том написано на них крошечными буковками, преследуется по закону, и спрятали деньги в бумажник.

Лицо Бори напряглось, сморщилось, покраснело — вот-вот брызнут слезы.

Он вырвался из отцовских рук, бросился в ванную и заперся на щеколду. И крепился. Изо всех сил крепился, чтоб не зареветь. Нечаянно он наткнулся локтем на что-то твердое на груди: приборчик…

Так вот что виной всему!

Боря тут же вытащил его из кармана и наугад с силой нажал белую кнопку с черной цифрой «6».

И спрятал приборчик в карман ковбойки, застегнул клапан на пуговку и глянул в зеркало над полочкой. На него смотрело грустное, несчастное лицо.

Боря глубоко вздохнул и…, и побежал в комнатку, где Костик рисовал цветными карандашами. Другого выхода не было: лишь на секунду, на миг посмотрит на Костика Хитрый глаз…

Однако мама помешала Боре.

— Мальчики, ужинать! — позвала она.

Боря переложил приборчик в задний карман брюк: в этом положении он совершенно безопасен, даже нечаянно не заденет он теперь маму с отцом…

Ужин прошел легко и весело, точно и не случилось ничего. Глаза отца уже не прятались под веки, а смотрели открыто и добро, а мама только и успевала подкладывать на их тарелки горячие еще, похрустывающие, пропитанные маслом оладьи. Боря взял уже, наверно, десятую оладью и, макая в пахучее варенье, с превеликим удовольствием съел ее. Время от времени он искоса поглядывал то на маму, то на отца — особенно на отца: как мог он отобрать им же данные деньги! Попросить бы их обратно, но язык не поворачивался: ведь отец-то, собственно говоря, и дал ему эти деньги нехотя, под воздействием приборчика, и отобрал их по приказу Хитрого глаза… Кто же виноват?

Ел Боря быстро, торопливо. Он даже в варенье макал не очень старательно. Скорей, скорей узнать, что это за цифра «6»! Наконец он оторвался от оладий и встал. Между тем Костик и не думал вставать. Его губы были вымазаны вареньем, и он весело заглатывал очередную оладью, точно пеликан лягушку, только с еще большим аппетитом. Боря даже немножко рассердился: сколько же можно?

— Смотри, лопнешь.

— А тебе жалко? — спросил отец.

— Вот еще! — Боря примолк.

Когда мама с отцом вышли, Боря сказал:

— Кончай! Слышишь?

— Я сейчас.

И Боря еще минут пятнадцать глотал слюну, глядя, как этот хитрец в отсутствие мамы загребает прямо из вазочки ложку за ложкой варенье и толстым слоем размазывает на оладьях. И когда все терпение вышло, Боря схватил брата за руку и повел из кухни в их комнатку. Костик со смехом стал вырываться, и в коридоре Боря отпустил его. Брат очутился против кармана с Хитрым глазом.

— Борь, а Борь! — крикнул Костик и подпрыгнул, и у Бори от испуга екнуло сердце и отдалось где-то в лопатке: брат взлетел чуть не на метр. Боря спросил в смятении:

— Что, что, Костик?

И увидел сияющее курносое лицо и большие серые глаза, из которых так и брызгало веселье.

— Идем посмотрим, что я нарисовал! Ну идем же, идем же! — Костик схватил его за руку и силой потащил в комнатку.

И это было так странно. Значит, этой кнопки нечего бояться!

— Ну идем же! Идем же! — Костик втащил его в комнатку, все время высоко подпрыгивая, и раза два даже Боря взлетел с ним в воздух.

Чему он так радуется?

— Смотри! — Костик протянул ему раскрытый альбом, на страницах которого цветными карандашами были нарисованы какие-то круглоголовые фигурки с гибкими прутиками вместо хохолков на голове.

— Что это? — спросил Боря — Головастики какие-то! А что это у них за прутики?

— Ничего не понимаешь! — Костик забегал вокруг Бори — нет, не забегал, он, точнее сказать, стал летать вокруг него в воздухе, слегка перебирая ногами.

— А что ж это?

— Это жители Венеры, а на голове у них не прутья, а антенны для радиосвязи. Они могут переговариваться с другими планетами!… — Крикнув это, Костик опустился рядом с Борей.

— Может, и с пашей планетой? И с тобой лично?

— А то как же! Я часто переговариваюсь с ними, и знаешь, о чем они все время спрашивают?

— Знаю, — сказал Боря.

Ему почему-то вдруг стали неприятны эти прыжки в воздухе и восторги брата, может, потому, что сам он не мог так прыгать, да и восторгов особых пока что не испытывал. Какие там восторги — сплошные неудачи преследовали его.

— Давай лучше испытаем нашу установку и запустим ракету с ядерной боеголовкой! — предложил он Костику, и тот не отказался, а еще радостней запрыгал, залетал по комнате:

— Давай!

— И знаешь куда?

— Куда? — На него смотрели полные удивления и восторга глаза.

— Хоть на твою Венеру!

— А если там живут люди?

— Чудак! Это ведь игра! — Боря достал из угла серебристую трубу на круглой подставке; труба была жестяная, с сильной пружиной и кнопкой для пуска — Хочешь нажать? Ракета уже внутри и установка на взводе… Давай палец. — И Боря потянул маленький, испачканный синей краской палец брата к кнопке.

Но Костик отдернул руку.

— Не хочу! — Он отпрыгнул от него, взвился в воздух, и Боря сам нажал кнопку.

В потолок ринулась ракета, раздался оглушительный звон, на них дождем посыпались осколки электрической лампочки, и они вобрали головы в плечи.

— Хорошо! Хорошо! — закричал Костик и так высоко подпрыгнул, что Боря едва не поймал его за туфлю.

— Чего ж здесь хорошего? Лампочку раскокали, и, если у мамы нет запасной, будем сегодня сидеть во тьме… Ты чему радуешься?

— Люди на Венере будут живы!

— Нет там людей, — сказал Боря, — Там такая температура, что все люди погибли бы…