Хорошо хоть, никого, кроме Костика, не было дома.

Боря шел по коридору, и с него сильно текло на паркет.

— Угодил под поливалку, — сказал он Костику. — Чтоб маме ни слова. И подотри, пожалуйста.

И стал переодеваться. Быстро выкрутил над ванной одежду и, чтоб не сразу бросилась она маме в глаза, свернул в узел и сунул на дно ящика для грязного белья. Вместо любимой куртки с «молниями» Боря надел тесноватый старый пиджак, переобулся, переложил приборчик и выбежал из дому.

На пруду — ни души, только босые ребячьи следы да оттиснутые на свежем песке собачьи подушечки. Озираясь по сторонам, Боря стал обходить пруд. Он всматривался в воду у берега и, где поглубже, в водоросли: может, лодка запуталась в них, как в войну запутывались подводные лодки в специально расставленных стальных противолодочных сетях.

Нашел палку и стал ковыряться в этих водорослях… Напрасно!

Ни волнения, ни даже ряби на пруду — тихая мертвая гладь. Наверно, лодка перестала двигаться. Где она сейчас лежит? Как ее экипаж — ракетчики, штурманы, командир? Не задохнулись?.

Боря присел на берег, Ох и дела… Ох, ох, ох! Лучше б дома лежала, в коробке под кроватью…

А что, если самому понырять? Он вскочил с земли. Ведь он будет нырять с толком, с умом!

Боря сунул в воду кончики пальцев — их обожгло холодом.

У-у-ух!… Он стал растирать пальцы.

И все тело его стало ломить от одной мысли, что он снова полезет в воду — уже ведь искупался.

Боря походил вокруг пруда, повздыхал, по-прежнему приглядываясь к воде, и побрел к дому. Он был убит. Хотелось плакать, но не было слез.

Придя домой, Боря прикрыл дверь комнатки и нырнул под кровать — коробка с лайнером была на месте. Боря задвинул ее подальше, в угол. В горле запершило: опять одна коробка осталась! Только с час, не дольше, было у пего их две…

Скоро пришла с работы мама, разделась у вешалки и зевнула.

Что это сегодня все такие сонные?

— Мам, я хочу чаю, — сказал Боря.

— И я не прочь. — Мама снова длинно зевнула. — На, отнеси па кухню — покупки — Она протянула ему сумку с хлебом и какими-то кульками. — И поставь, пожалуйста, чайник…

Боря насупился: вот еще новости — он должен ставить чайник!

— А ты что?

— Что-то глаза у меня закрываются и разморило всю — едва голову держу. Пойду-ка я полежу немножко. Ты позови, когда будет готов…

Надув губы, Боря поплелся на кухню.

Вечером, укладываясь спать, Боря, как всегда, положил приборчик под подушку. Когда он проснулся, Костик ворочался на кровати, громко зевал и потягивался, точно был под прицелом Хитрого глаза, а когда Боря в самом деле направил на него через одеяло приборчик, зазевал еще громче и заявил маме, что не пойдет сегодня в школу — надоело; что она должна принести ому в постель завтрак — лень подыматься, а если она хочет, чтоб он соизволил встать, пусть оденет его и зашнурует туфли, потому что он ненавидит эту процедуру из-за слишком узких дырочек.

— Ого, — возмутился Боря и тотчас убрал приборчик, — барин какой! Тебе лакеи нужны?

— Могу обойтись и без лакеев, — сказал Костик, — если ты согласишься завязывать мне бантики на шнурках и подносить еду.

— Да знаешь, что я с тобой сделаю! — Выскочив из-под одеяла, Боря легонько двинул его по заднему месту голой пяткой.

Утром Боря едва плелся в школу. Впереди, как всегда, шли ребята с портфелями, ранцами, сумками. Было поздновато, и они торопились. Но Хитрый глаз заставил их поубавить шаг; воздух огласился зевотой, и Боря быстро обогнал всех. В классе его поразило вот что: со всех сторон доносились кашель и чиханье. Громче всех кашлял Андрей.

Глеб не расставался с носовым платком, так сильно текло у пего из носа. Митя во время разговора усиленно чихал на Витю, а Витя на Митю, и они сердились.

А Стасик совсем не пришел в школу: уж очень он был худенький, слабенький, и, видно, простуда свалила его в постель. На Наташку он не смотрел — просто неловко было вспоминать, как старалась она вчера для него…

И вообще все было очень плохо.

Ясное дело, ребята ничего не помнят. Смотрят обычно, не очень, конечно, нежно и ласково — этого никогда еще не было! — но и не очень сердито. В общем, равнодушно. И ни о чем не догадываются.

Ну хорошо, он вроде бы сильнее их… А толку? Чего он добился? Лодка, его великолепная лодка до сих пор лежит па дне этого проклятого пиявочного пруда! А то, что все они кашляют, сморкаются и вздыхают, а Стасик совсем слег — разве это победа? Бить его за это надо, и хорошенько бить!

Внезапно к Боре подошел Глеб.

— Слушай, ты не знаешь, где мой лайнер? — тихо спросил он.

— Откуда же мне знать?

— Весь дом перерыл — нет. Он мне так нужен. И тут Боря не вытерпел:

— Зачем нужен? Чтоб ржавел?

— Нет. И запомни: если он у тебя, жалеть потом будешь! — зло блеснул глазами Глеб и сжал кулаки.

Он еще грозит ему, он, которого Боря с такой легкостью превратил в последнего труса!

И Боря слегка провел по Глебу карманом, и кулаки у того сразу разжались и губы растянулись от длинной зевоты.

И Андрей, наверно, не страшен ему теперь.

Боря спросил у него с наигранной веселостью:

— Ну, как делишки?

— Так себе. — Андрей с вялой улыбкой потянулся, хотя обычно не только не вступал с Борей в разговоры, но и вообще старался не смотреть па него. А теперь он говорил доверчиво, дружелюбно. Вон как потеплели его глаза! И с лица исчезла всякая натянутость. Хоть возьми и расскажи ему, в чем дело… Но разве можно! А если подтрунить над ним — не обидится?

— А как твоя куртка? — спросил Боря.

— А что?

— Ты счастливец, что имеешь ее.

— Почему?

— А потому, что если вдруг будешь когда-нибудь умирать с голоду, сваришь ее в котле с водой, она как-никак немножко съедобная, и будешь жевать — надолго хватит!

Андрей расхохотался.

Его губы утратили твердость, стали мягкими, беспечно добрыми, и это было так непривычно, что Боря даже огорчился: Андрей немножко перестал быть Андреем — поскучнел, поглупел. А Наташка… Подумать только, Наташка посапывала на своей парте, и довольно громко, и ее никто не будил.

И они ничего не помнят, ничего-ничего! Они даже забыли про вчерашнюю катастрофу на пруду! И, вспомнив о лодке, Боря так расстроился, вот-вот слезы потекут… Но плакать, владея таким мощным Хитрым глазом, — разве это не позор?

— А вы знаете, — крикнул он в отчаянии, — что подводная лодка не вернулась на базу и утонула в пруду?! Вы это знаете?

— Ты разыгрываешь нас! — сказал Глеб и обернулся к Андрею, точно тот был его лучшим другом.

Неужели этот проклятый Хитрый глаз так смягчил, сгладил, отменил их вражду?

— Честное слово, нет! — Боря ударил себя кулаком в грудь. — Она утонула. Утонула, потому что Геннадий забыл запрограммировать возвращение ее и не правильно передвинул какие-то рычажки управления…

— Ну и остряк ты стал! — Андрей зевнул, подмигнул Глебу, положил голову на плечо и, кажется, уснул.

— Захотел нас подурачить? — сказал Митя. — Но…

— Но не выйдет! — продолжил Витя.

Боря отошел от них. Он говорил им правду, а они не верили. Дурачил — верили, а сказал правду — не хотят верить, и еще засыпают у него на глазах. А ведь без них не достать лодки!

— Вы люди или нет? — крикнул Боря.

— А ты? — спросил кто-то.

— Она на дне пруда, эта лодка, — устало, со вздохом сказал Боря, — и надо достать ее… Помогли бы… Одному ведь трудно. Понимаете?

В классе раздался хохот. Боря схватил с парты портфель и выскочил из класса, потом из школы. Он больше не мог. Им даже лень противоречить, спорить! Ненавидеть! Они ничему не верят, ничего не хотят. И даже если ты будешь погибать, им, наверно, лень будет шевельнуть пальцем!…

Боря бежал по тротуару. Люди перед ним едва тащились и мешали ему, а одна старушка, с картошкой в авоське, почти остановилась, преградив ему путь. Боря хотел обойти ее справа, но она тоже подвинулась вправо, он подался влево, и она передвинулась влево.