— Да, это потому, что я — красавчик, а ты — боров. Тонкости тебе не хватает и романтизма, — я подмигнул ему так же, как он мне давеча, — И уж если на то пошло, я же — гений, а ты — так, ремесленник, не отпирайся! — и я опять заржал.
Приятелю моему явно не понравился мой ответ, но он тоже заржал и опять вмазал мне по плечу.
— И ведь никогда мне не спустит, бестия! — он даже прослезился от смеха.
В общем, я самодовольно откинулся на спинку сидения и наслаждался мелькающими за окном видами Питера, в пол-уха слушая нескончаемую болтовню приятеля. Наконец мы прибыли в какой-то ресторан, где за уютным столом в углу нас уже ждали ещё два моих новообретённых друга. Одного я узнал — я знал его и в той жизни, мой одноклассник, чьё имя я запамятовал.
— Опять во фраке! Вот выпендряла! — воскликнул он при виде меня, — Извините, господа, но мы вам уже всё заказали. В следующий раз не будете опаздывать!
Я плохо понимал половину из того, о чём мои друзья говорили, но не слишком и старался вникать. Я кайфовал. В ресторане было красиво, уютно и тепло, еда была просто обалденная — раньше я не особо задумывался над тем, что ем, всё равно для меня всё было безвкусным и одинаковым. Сейчас же мне просто снесло крышу — мясо, запечённое в сыре и грибах, маслины, кусочки авокадо, хорошее вино... Да тут ещё сразу три предполагаемых друга, которые всё время смеются — я с готовностью смеялся тоже, даже когда до конца не понимал, о чём речь, сам изредка вставлял какие-то остроумные замечания, в конец обнаглел и осознал, что никогда раньше не был так спокоен и весел. В какой-то момент к нашему столу подошла пожилая женщина, направившаяся прямиком ко мне.
— Извините, что я так вмешиваюсь, но я хотела бы попросить у вас автограф для моей внучки. Вы же тот самый знаменитый художник, правда? Сама я ваших картин, конечно, не понимаю, но моя внучка, студентка, от них просто в восторге! Как вас зовут, простите, память у меня уже не та стала...
— Святополк... — пробормотал я, не понимая, почему мои друзья затряслись от беззвучного смеха.
— Вы не обижайтесь на старуху, совсем память никуда не годится... Распишитесь вот здесь, пожалуйста... "Милой Леночке", и так далее...
Мне никогда раньше не приходилось давать автографы, но мне удалось неуклюже вывести некий замысловатый росчерк. Когда довольная старушка ушла, наш стол взорвался от хохота моих друзей.
— Зачем ты так над старушенцией прикололся? Ха-ха-ха!!
— Вот умора!!! Святополк!!!
— А расписался ты тоже так? Ха-ха-ха! Ну ты и бестия!!!
— Но я не прикалывался! — удивился я. И тут до меня дошло, что я, наверное, не Святополк...
— А, решил псевдоним взять? Так это поздно. Сразу надо было.
— Да и псевдоним какой-то смешной... Надо бы что-нибудь демоническое.
— А чего ты про внучку-то внимательно не расспросил? Про Леночку? Небось, симпатичная и влюблена в тебя по уши.
— Да, Художник, надо бы тебе завести кого-нибудь для вдохновения. Хватит уже трахать натурщиц, это как-то некрасиво.
— Хорошо, больше не буду, — с готовностью ответил я, и все снова заржали, я тоже. Последняя фраза окончательно сбила меня с толку, можно сказать, даже не укладывалась в голове. То ли я реально ничего не понимаю в художниках, то ли этот мир сам по себе какой-то ненормальный, и я ему подстать. Но сегодня мою радость не может омрачить ничто. Я заведу себе кого-нибудь. Обязательно. Я прямо сегодня поеду к ней. И я приду к ней не каким-то неопрятным полоумным с третьего этажа, а знаменитым художником с кучей денег в кармане, красавчиком с маникюром. От этой мысли я стал ещё счастливее. Я откинулся на спинку дивана, затягиваясь дорогой сигарой и смакуя вино.
Едва распрощавшись с друзьями, я сел в такси и назвал свой старый адрес. Мы долго петляли по тёмным улицам, пробираясь на самую окраину города, и я еле сидел на месте от нетерпения. Вот она, уродливая "хрущовка" где я, о счастье, не живу! И ты не будешь здесь жить. Я рванул вверх по лестнице. Наверное, плохо, что я без букета...
Вот он, четвёртый этаж, вот её дверь. Я чуть помедлил, глубоко вздохнул и нажал на кнопку звонка.
— Вы кто и что вам надо? Зачем трезвоните среди ночи? — раздался из-за двери хмурый женский голос.
— Здравствуйте, вы извините, что я так поздно. Мне надо срочно увидеть Катю! — улыбнулся я в глазок.
— Какую такую Катю?
— Светленькую, — у меня упало сердце. Может, она здесь и не жила никогда. Может, она в другом городе или за границей вообще. Как же я теперь найду её?!
Лязгнул замок, и дверь приоткрылась на длину цепочки.
— Одна Катя здесь до меня жила, — высунулась в щель толстая тётка, — да только она утопилась потом. Я и купила эту хату по дешёвке: кому охота жить в доме самоубийцы, а я не впечатлительная, я в морге уборщицей работаю.
— Как — утопилась? — я схватился за сердце. Мгновенный выброс адреналина заставил задрожать всё тело.
— А как топятся? В канал Грибоедова сиганула.
— Зачем? Почему?
— Я откуда знаю. Не я ж её туда сбросила! А вы ей кто, извините, будете? Родственник?
— Я... Старый друг... за границей живу. Вот, приехал ненадолго, хотел увидеться...
— А ты, часом, не Глеб ли? — строго спросила уборщица.
— Кто? Я? Нет, нет, разумеется, я не Глеб! Вроде... — я отчаянно напрягал память. А вдруг я, всё-таки, Глеб?! Да нет, вряд ли. Как назло, друзья ни разу не называли меня по имени, всё "бестией", "художником" или "выпендрялой"...
— А то тут ходили слухи, что её какой-то Глеб до этого довёл! — в полголоса сказала тётка, подавшись вперёд и как бы доверяя мне секрет.— Богатенький красавчик. Она его любила и очень порядочная была девушка, прямо из средневековья как будто. Вот она и написала записочку, мол, мечты прахом, позор, смысла жить больше нет, Глебушка, ты ни в чём не виноват. Да и утопилась... А ты ступай-ка на свежий воздух, по-моему, ты тут сейчас в обморок собрался. Вот ведь мужики малахольные стали! Водички, может, дать тебе?