Annotation

«Свободная, пламенная муза, вдохновительница Пушкина, приводит в отчаяние диктаторов нашего Парнаса и оседлых критиков нашей словесности. Бедные! Только что успеют они уверить своих клиентов, что в силу такого или такого параграфа пиитики, изданной в таком-то году, поэма Пушкина не поэма и что можно доказать это по всем правилам полемики, новыми рукоплесканиями заглушается охриплый шепот их и всеобщий восторг заботит их снова приискивать доказательств на истертых листочках реченной пиитики!…»

Николай Алексеевич Полевой

Николай Алексеевич Полевой

"Евгений Онегин", роман в стихах. Сочинение Александра Пушкина [1] СПб., в тип. Деп. народ. просв. 1825, in 12. XXII и 60 стран.

* * *

Свободная, пламенная муза, вдохновительница Пушкина, приводит в отчаяние диктаторов нашего Парнаса и оседлых критиков нашей словесности. Бедные! Только что успеют они уверить своих клиентов, что в силу такого или такого параграфа пиитики, изданной в таком-то году, поэма Пушкина не поэма и что можно доказать это по всем правилам полемики, новыми рукоплесканиями заглушается охриплый шепот их и всеобщий восторг заботит их снова приискивать доказательств на истертых листочках реченной пиитики! [2]

В самом деле, на что это похоже? Довольно, что англинские критики не знали, что делать с Бейроном; неужели и русским придет такая же горькая участь от Пушкина? Уже и хвалить его они не смеют: кто боится попасть в кривотолки, кто говорит, что ничего сказать не может, кто просто отмалчивается [3] . – Но пока готовятся безмолвные громы их, поспешим разделить с нашими читателями радость о новом, счастливом событии па Парнасе нашем – о появлении нового поэтического произведения любимца всех русских читателей.

Давно уже с нетерпением ожидала публика «Онегина»; теперь отчасти и вполне удовлетворилось желание читателей: отчасти , ибо издана только первая глава этого поэтического романа; вполне , потому что издание «Онегина» положительно доказывает права Пушкина уже не просто на талант, но на что-то выше.

«Но что такое „Онегин“? – спросят критики. – Что за поэма, в которой есть главы, как в книге? По каким правилам она составлена? К какому роду принадлежит?»

«Онегин», милостивые государи, роман в стихах , следовательно, в романе позволяется употребить разделение на главы; правила, руководствовавшие поэта, заключаются в его творческом воображении; род, к которому принадлежит роман его, есть тот самый, к которому принадлежат поэмы Бейрона и Гете.

«Дон-Жуан» почитается одним из лучших и едва ли не лучшим произведением Бейрона. «Difficile est proprie communia dicere» [4] , – сказал великий сей поэт, издавая «Дон-Жуана» [5] . Он чувствовал, как тяжело было ему бороться с своим предметом, и тем славнее был его подвиг, тем громче торжество.

В угодность привязчивым Аристархам согласимся, что, по существу своему, поэму, подобную «Дон-Жуану» и «Беппо» [6] , поэму, где нет постоянной завязки, хода действий, с начала ведомых к одной главной, ясной цели, где нет эпизодов, гладко вклеенных, нельзя назвать ни эпическою, ни дидактическою поэмою [7] ; по это уже дело холодного рассудка приискивать на досуге, почему написанное не по известным правилам хорошо, и на всякий новый опыт поэзии прибирать лад и меру; не поэту же спрашивать у пиитиков, можно ли делать то или то! Его воображение летает, не спрашиваясь пиитик: падает он, тогда торжествуйте победу школьных правил; если же полет его изумляет, очаровывает сердца и души, дайте нам насладиться новыми торжеством ума человеческого: всякое новое приобретение Бейронов или Пушкиных делает и нам честь, ибо делает честь стране, которой он принадлежит, и веку, в котором живет.

То самое высокое наслаждение, в котором человек, упоенный очаровательным восторгом, не может, не смеет дать самому себе отчета в своих чувствах: все ограниченное , в наслаждениях эстетических, отвращает человека – и в неопределенном, неизъяснимом состоянии сердца человеческого заключена и тайна и причина так называемой романтической поэзии.

Пушкин обещает своим критикам написать поэму в 25 песен, в которой будут выполнены все условия, предписанные покойным Баттё [8] . Тогда и мы обещаемся написать рецензию, которую начнем полным и обстоятельным разбором всех эпических поэм, исследуем все подробности, как-то: правильно ли превращение кораблей Энеевых в нимф; сколько раз должен был обежать Гектор Трою, чтобы утомить сына Пелеева; а кончим верными доказательствами, что никто из новых не сравнится даже и с Аполлонием Родосским [9] . Разумеется, что в таком случае не должно забывать избитых эпиграфов: vos exemplaria Graeca и проч. и проч. [10]

Между тем, верно, никто из самых задорных критиков Пушкина, прочитавши новую поэму его, не откажет ему в истинном, неподложном таланте. Зачем не пишет он поэм в силу правил эпопеи? Та беда, что и поэт не волен в направлении своего восторга; что ему поется, то он поет…

В очерках Рафаэля виден художник, способный к великому: его воля приняться за кисть – и великое изумит наши взоры; не хочет он – и никакие угрозы критика не заставят его писать, что хотят другие.

В музыке есть особый род произведений, называемых capriccio [11] , – и в поэзии есть они – таковы «Дон-Жуан» и «Беппо» Бейрона, таков и «Онегин» Пушкина. Вы слышите очаровательные звуки: они льются, изменяются, говорят воображению и заставляют удивляться силе и искусству поэта. Соглашаемся, что по отрывку нельзя судить о целом [12] ; но кто в произведениях Пушкина не находит поэзии, с тем не будем ничего говорить о поэзии.

Содержание первой главы «Онегина» составляет ряд картин чудной красоты, разнообразных, всегда прелестных, живых. Герой романа есть только связь описаний.

С самого начала Онегин скачет на почтовых в деревню своего дяди, богача, умирающего, который оставляет племяннику все свое имение. Тут поэт сказывает, кто такой Онегин, описывает его воспитание, знания, свойства, день прежней петербургской его жизни, обед у Талона, приезд в театр, туалет Онегина, мимоходом бал, грусть, необходимое последствие рассеянной жизни, и свое знакомство с недовольным жизнию Онегиным, который получает письмо о болезни дяди, едет к нему в деревню, не застает его в живых и, получив богатство, не перестает скучать. – Поэт кончит шуткою.

Читатели видят, что «Онегин» принадлежит к тому роду стихотворений, в котором доныне у нас не было ничего сколько-нибудь сносного. Шуточные поэмы наших стихотворцев сбивались в плоскости, шутки их оскорбляли благопристойность, улыбка походила на хохот тех героев, которых они описывали, как-то: трактирщиков, карточных игроков или пьяниц(Некто А. Н. не постыдился поставить «Руслана и Людмилу» в ряд с «Елисеем» [13] Майкова и с «Энеидой наизнанку». Неверующие могут прочесть в «Mercure du XIX siecle», 77 livraison, 1824, от стр. 505 – статью «Замечания россиянина, живущего ныне в Париже, на антологию Сен-Мора». Помнится, что эта статья была в «Вестнике Европы» без оговорок г-на редактора: кто молчит, тот соглашается , говорит пословица; к счастию, есть другая: дело мастера боится – это доказывает «Вестник Европы» [14] .); видно, Пушкину суждено быть первым и в исполнении поэм и в изобретении предмета своих поэм. Надобно сказать, что вообще новые поэты в сочинениях сего рода открыли новые стороны, неизвестные старинным сочинителям: «Налой» или «Похищенный локон» однообразны, поэт только смешит [15] ; но Бейрон не смешит только, но идет гораздо далее. Среди самых шутливых описаний он резким стансом обнаруживает сердце человека, веселость его сливается с унылостью, улыбка с насмешкою, и в таком же положении, как Бейрон к Попу, Пушкин находится к прежним сочинителям шуточных русских поэм. Он не кривляется, надувая эпическую трубу, не пародирует эпопеи, не сходит в толпу черни: выбрав героя из высшего звания общества, он только рисует с неподражаемым искусством различные положения и отношения его с окружающими предметами – и здесь тайна прелести поэмы Пушкина. Но не смех возбуждает поэт; он освещает перед нами общество и человека: герой его – шалун с умом, ветреник с сердцем, он знаком нам, мы любим его!