Я так любила отца. И была счастлива, узнав, что его вполне устраивает его семья. Какую ревность я бы испытывала, если бы была вынуждена делить его с другой семьей.
Мама ничем не походила на отца. Если он смеялся, она хмурилась. А с годами ее лицо стало совсем серьезным и строгим. Мои детские друзья побаивались ее и всегда старались вести себя хорошо, если мама находилась где-то поблизости. Несмотря на снисходительность, проявляемую ею к своим упрямым и непослушным дочерям, пока они были маленькими, с годами стало ясно, что у ее терпения есть границы. Она любила своих девочек, но могла быть суровой и легко выходила из себя.
Меня очень баловали в детстве, и, когда я подросла, маме пришлось очень потрудиться, чтобы вернуть меня в берега. Всякий раз, когда я огорчала ее, она пронзала меня суровым взглядом. А потом переставала обращать на меня внимание, отказываясь разговаривать до тех пор, пока я не принесу свои извинения, чаще всего в форме длинного письма, в котором я должна была раскаяться в своих проступках и выразить сожаление за доставленные маме неприятности. Только тогда она раскрывала объятия и восклицала:
— Мариам, дорогая. Пойди сюда! Твоя мама любит тебя.
При росте в пять футов и шесть дюймов моя мать считалась высокой женщиной по тем временам. Ее каштановые волосы с рыжеватым оттенком были слишком тонкими, поэтому ей приходилось постоянно зачесывать их наверх, чтобы прикрыть макушку. Мамино настроение поднималось, если родные или друзья отпускали ей комплименты, особенно когда говорили, что она похожа на чувственную итальянскую кинозвезду Софи Лорен. Мама стала рано ложиться спать, потому что прочитала где-то, что Софи Лорен считала свою красоту следствием длительного отдыха. Поэтому каждый вечер ровно в девять мама говорила:
— Я должна пожелать всем спокойной ночи. Софи много спит, и я должна следовать ее примеру.
Каждый день мама рано вставала, чтобы успеть сделать зарядку.
— Хотя у Софи и пышный бюст, фигура у нее стройная, — повторяла она.
Помню, как она прижимала к животу чашку с кофе, утверждая, что теплое полезно для ее желудка. Согрев живот, она массировала его. Потом я наблюдала за тем, как она отбирала разнообразные фрукты и овощи, резала их пополам и натирала ими лицо и шею.
— Девочки, послушайте свою мать, — говорила она, — лицо женщины тоже нуждается в пище.
Это звучало убедительно, хотя я так и не решилась спросить, кормит ли свое лицо Софи Лорен.
Ее желание подражать Софи Лорен стало влиять на ее макияж и выбор одежды. Мама утверждала, что Софи Лорен никогда не появляется на публике без макияжа и красивых нарядов. Поэтому мама проявляла исключительную заботу о своем внешнем виде и никогда не покидала дом без легкого слоя пудры на лице. Ее брови были модно выщипаны, а губы подведены помадой любимого темно-розового оттенка. Она не носила туфель на плоской подошве и всегда выходила из дому в шелковых чулках и на высоких каблуках.
Моя бабушка по маминой линии умерла за год или два до моего рождения, поэтому я не знаю, унаследовала ли мама свои манеры от нее, хотя подозреваю, что это так. Мне неизвестно, как умерла бабушка, но полагаю, что от старости. Много лет спустя я узнала, что бабушка ненавидела своего мужа, несмотря на многолетний брак и его постоянные попытки завоевать ее любовь. Было очевидно, что дедушка Хассен страстно любил свою умную и волевую жену, поэтому я была потрясена, когда узнала об этих необычных отношениях любви-ненависти между ними. Я выросла в представлении, что если семью отца преследовали беды, то семья матери, напротив, благоденствовала. Но теперь я знала, что в каждой семье хранятся свои секреты.
Мама однажды рассказала мне, что ненависть бабушки была следствием того, что уже в тринадцать лет ее выдали замуж за абсолютно неизвестного ей человека. Всю свою юность она вынашивала детей, произведя на свет семь дочерей и трех сыновей. Однако в промежутках между родами она по-прежнему интересовалась внешним миром и охотно училась. Острый ум и начитанность отличали ее от всех остальных афганок. Более того, она потребовала, чтобы ее дочери получили образование. Сама она ходила по дому, повторяя, словно мантру: «Лучшие друзья в жизни — это твои книги. Лучшие друзья в жизни — это твои книги». Однако ее ум представлял собой обоюдоострое оружие. Хотя сама бабушка происходила из прогрессивной семьи, жизнь женщины в Афганистане оставалась чрезвычайно ограниченной, и образованность лишь раскрыла ей глаза на царившую несправедливость.
Ее муж, мой дедушка, был высоким и красивым мужчиной. Он занимал руководящие посты в афганском правительстве и находился в близких отношениях с одним из успешнейших эмиров Хабибуллой-ханом. Сохранилось множество историй из захватывающей жизни дедушки в годы его службы доверенным лицом у самого влиятельного человека в стране.
Дедушка Хассен дружил с молодым принцем Хабибуллой еще до того, как тот стал эмиром. Затем он без всяких усилий сделался его правой рукой, когда Хабибулла начал править после смерти своего отца, Абдурахмана, мирно почившего в 1901 году. Это был тот редкий случай в истории Афганистана, когда шах наследовал трон в спокойной обстановке и к власти пришел человек, способный управлять страной. Отец обучил его науке власти, так что, когда трон перешел к нему, он оказался готовым к выполнению возложенных на него обязанностей.
В период правления эмира Хабибуллы дедушку Хассена назначили послом в Россию. Высокий пост обязывал его поселиться в России, однако, ко всеобщему удивлению, он отказался покидать Кабул. Каким-то образом дедушке Хассену удалось убедить эмира в том, что он может быть полезнее Афганистану, если останется на родине, и он выполнял свои обязанности посла, ни разу не посетив Россию.
При эмире Хабибулле Афганистан избегал серьезных политических потрясений на протяжении восемнадцати лет. Но хорошие времена не длятся вечно. В феврале 1919 года по пути на охоту на рябчиков эмир Хабибулла с сопровождающими его лицами, среди которых был и мой дедушка, остановился во дворце Джелалабада. Той же ночью в эмира стреляли, и он умер не приходя в сознание.
Весь мир бурлил от предположений, гадая, кто стоит за убийством эмира. Лондонские газеты утверждали, что убийство было совершено по приказу Ленина, сообщая следующее: «Известно, что Ленин и его товарищи придают колоссальное значение пропаганде в Британской Индии. До последнего времени их усилия оставались безрезультатными, поскольку эмир Афганистана перекрывал путь советским агентам, как во время войны он не пропускал агентов из Германии».
Это событие представляло огромный политический интерес для всего мира, в особенности для Англии, России и Индии, но для моего деда и других афганцев утрата эмира стала личным горем. Худшие опасения сбылись, когда последовавшие волнения привели к власти нового главу государства. Со всех сторон на нового эмира обрушилась критика. И поскольку ничто так не укрепляет государство, как война, Афганистан вступил в четырехмесячные военные действия с Великобританией. Эта война дорого обошлась семье моего отца, именно тогда погиб мой дедушка Ахмед-хан.
Ко времени моего рождения дедушка Хассен начал терять память и не мог поделиться со мной всеми своими захватывающими историями о службе при дворе эмира. Помню, как вместе с двоюродными братьями и сестрами проскальзывала в его комнату и он радостно встречал нас, принимая за своих старых знакомых. Он оживленно описывал красную форму жандармов, рассказывая, что сам участвовал в выборе специального обмундирования. Он сплетничал о правительственных интригах, которые играли такую большую роль в эпоху правления эмира Хабибуллы. И что нас особенно развлекало, иногда звал воображаемых слуг: «Седлайте моего коня! Я еду на охоту с эмиром!» Мы подыгрывали ему, делая вид, что седлаем коня, а сами клали седло на стул и помогали ему сесть в него. Несколько раз он приводил нас в смущение, заявляя, что отправляется на тайное свидание.
— Скорей, скорей! Меня ждет танцовщица Лейла, — объявлял он.