— Поезжай с этим человеком. Ты знаешь нашу машину. А когда колесо будет установлено, возвращайтесь за нами в город.

Водитель радостно схватил меня за руку и потащил к грузовику. Я решила, что он просто торопится.

Однако мою сестру Надию, которой в то время было пятнадцать лет, вдруг охватили дурные предчувствия, и она дернула папу за руку:

— Не отправляй Мариам с этим грязным водителем. Случится что-то плохое.

Но папа лишь пожал плечами, решив, что Надия преувеличивает.

Но тут даже хозяин мастерской, наблюдавший за происходящим, понял, что меня собираются похитить: в последнее время в области было раскрыто несколько дел по перепродаже мальчиков в сексуальных целях, так как этот трафик был чрезвычайно прибыльным делом. Хозяин бросился в папе, который уже сел в такси, собираясь с мамой и Надией вернуться в центр города. Он замахал руками и закричал:

— Если вы сейчас отпустите своего сына с этим водителем, вы больше его никогда не увидите! Подозреваю, что он собирается его похитить и продать в Пакистан.

— Папа! — в ужасе закричала Надия. — Пойди забери Мариам!

Моя бедная мама окаменела — ее давние опасения, что нас похитят, начинали сбываться.

Папа выскочил из такси и бросился к грузовику:

— Стой! — закричал он. — Я передумал. Мы поступим иначе.

— Если вы хотите, чтобы ваше колесо было поставлено на машину, то предоставьте этим заняться мне! — грубо ответил водитель. — А если вы не пошлете своего мальчика со мной, я не стану этим заниматься, — помолчав добавил он.

— Вылезай из грузовика! — закричал мне папа.

Водитель выскочил из грузовика и, сжав кулаки, принялся отталкивать моего отца. Я была потрясена и в то же время польщена тем, что водитель так хотел видеть меня в качестве своего спутника. Вокруг начали собираться люди. Папа крикнул, чтобы позвали полицию. Надия и мама кричали мне, чтобы я вылезала из машины и убегала.

Я была в полной растерянности и не могла понять, что произошло с моими родными. Я так радовалась тому, что меня приняли за мальчика и поручили настоящее мужское дело, что теперь была крайне недовольна происходящим: мои родные хотели все испортить.

— Оставьте меня в покое! Я поеду! — закричала я.

И тогда Надия, перекрывая общий шум, крикнула:

— Мариам — девочка! Она не мальчик!

Обескураженный водитель замер и другими глазами начал изучать мою маленькую фигурку. В этот момент появились полицейские, и он, вырвавшись из рук отца, бросился прочь, как испуганная лошадь. Вскоре его и след простыл.

— Никогда не доверяйте своих детей незнакомцам, — убеждал хозяин мастерской папу. — Этот водитель просто хотел поразвлечься с маленьким мальчиком. А как только он обнаружил бы, что это девочка, он бы убил ее или продал в танцовщицы.

Потрясенный папа заплатил крупную сумму, чтобы такси доставило нас обратно к нашей машине.

Так что посещение святилища не принесло нам удачи, о которой мы мечтали. Я едва спаслась. Голод продолжался, унося все большее количество жизней, в стране начались волнения. Бедная сиротка, найденная мамой, была так перепугана, что от всех шарахалась. Когда мама попыталась взять ее на руки, она бросилась прочь и отказалась идти с ней. Позднее мы узнали, что ее вместе с тысячами других детей, утративших обоих родителей, поместили в нищий сиротский дом.

В 1973 году в Афганистане, как в оранжерее, процветали несчастья. Вскоре после нашего возвращения из паломничества родители получили сообщение из психиатрической клиники, где находилась одна из дочерей Шера, моя кузина Амина. Она была старше меня всего на пару лет, но уже была замужем и имела двоих детей. Она недавно поступила в больницу, и теперь администрация просила забрать ее.

Я знала Амину с самого детства и всегда восхищалась ее привлекательной внешностью и ярко-зелеными глазами. Однако с отцом ей не повезло. Шер не позволял своим дочерям учиться и получать образование. Он воспринимал их как собственность, которой можно было торговать, и продавал их, когда они были еще совсем юными. С Аминой он обошелся ничуть не лучше, чем с бабушкой Майаной.

В женском вопросе время словно остановилось в Афганистане.

Помню, как мы вошли в унылое помещение, где нас ожидала Амина. Бедняжка лишилась своей красоты, хотя я сразу узнала ее по зеленым глазам, которые теперь горели диким огнем. Я даже не успела поздороваться, как она, плача, бросилась осыпать меня поцелуями.

Я смутилась, так как она слишком демонстративно проявляла свои чувства и не владела связной речью.

— Что случилось? — спросила я маму. — Я не понимаю ее.

Лицо мамы заволокла печаль:

— Мариам, муж Амины бил ее по ушам и причинил ее слуху такой вред, что она теперь живет в беззвучном мире. Она оглохла.

Я пришла в такую ярость, что решительно заявила:

— Если мой муж станет меня бить, я сама оторву ему уши!

Я знала о том, что многие афганские мужчины жестоки, но наивно полагала, что если дать им сдачи, то все можно уладить. Думаю, я так считала, потому что жила с мягким и нежным отцом, который никогда не поднимал руку на свою жену и дочерей.

— Так, значит, Амина не сошла с ума? — изумленно спросила я, недоумевая, зачем ее тогда заперли в сумасшедшем доме. Некоторые его обитатели так громко кричали, что их крики даже проникали сквозь толстые стены туда, где мы находились.

— Нет, Мариам, Амина не сумасшедшая, — печально улыбнулась мама, — хотя она очень расстроилась, когда ее муж взял вторую жену. А когда она начала протестовать, муж избил ее. И тогда Амину поместили сюда, чтобы за ней не надо было ухаживать.

До меня донеслись новые отчаянные женские голоса, взывающие о помощи, и я вздрогнула. Скольких здоровых женщин поместили сюда неудовлетворенные мужья? Неудивительно, что моя бедная кузина стремилась сбежать из этого жуткого места.

Мы осторожно усадили Амину рядом со мной на заднем сиденье машины. Я старалась не смотреть на печальное зрелище, которое представляла собой моя когда-то красивая и оживленная двоюродная сестра, однако отвести взгляд от страдальческого выражения ее лица было довольно трудно. Она провела в психиатрической больнице полгода, и за все это время персонал ни разу не позволил ей принять ванну или вымыть голову. От нее так пахло, что этот запах тут же заполнил нашу машину, а кожа была такой грязной, что выглядела гораздо темнее привычного оливкового цвета. Волосы Амины свалялись в колтуны. Платье было грязным и рваным.

Когда мы добрались до дому, мама провела Амину в ванную и позволила мне остаться с ними, пока она раздевала и мыла мою двоюродную сестру.

Амина прожила с нами месяц, но с каждым днем ей становилось все хуже и хуже, так как она тосковала по своему маленькому сыну и крохотной дочке и опасалась, что вторая жена ее мужа жестоко с ними обращается. Ее дети должны были разделить ее судьбу — ни на что не годной женщины, которую можно было содержать лишь в сумасшедшем доме. Никто не мог защитить ее детей, даже ее могущественный отец, придерживавшийся традиции, что после замужества дочь переходила в полное владение мужа, и тот мог поступать с ней как заблагорассудится. К тому же, зная отношение Шер-хана к женщинам, можно было не сомневаться в том, что он и думать забыл об Амине.

Через месяц родители неохотно согласились отвезти Амину к ее мужу и его новой жене. Его отношение к ней не изменилось в лучшую сторону. При виде Амины он зарычал и тут же поднял на нее руку. Он наверняка снова избил бы ее, если бы рядом не было моих родителей.

У меня сердце кровью обливалось при мысли, что нам придется оставить Амину в доме ее мужа-злодея. Но бедняжка ничего не могла поделать, так как любила своих детей. Позднее мы слышали, что ее жизнь представляла собой череду побоев и оскорблений, но ничто не могло заставить ее бросить беспомощных детей.

Во время этой драмы родственники моей матери получили приглашение на пиршество, которое устраивалось в доме свекра Амины. Он был состоятельным землевладельцем, и все знали, что он владеет одной из самых красивых ферм под Кабулом.