И действительно, Захир-шах оказался последним единоличным властителем Афганистана. Вместо того чтобы вернуться на родину и вступить в борьбу за престол, он предпочел остаться в Европе. Возможно, он понимал, что мир меняется и монархии выходят из моды.

Хотя переворот 1973 года был практически бескровным, большая часть афганцев была крайне обеспокоена, так как правительственный переворот является серьезным делом в стране, которая разделена не только реками и горными кряжами, но и разными вероисповеданиями и принадлежностью к различным племенам, за верность которым их члены готовы были драться до последней капли крови. Однако после недавних волнений, вызванных голодом, коррупцией и столкновениями на границе с Пакистаном, афганские племена миролюбиво отреагировали на перемены в ожидании того, не принесет ли им новое правительство каких-нибудь благ.

После первых нескольких дней возбуждения переворот 1973 года мало чем повлиял на нашу ежедневную жизнь. Вскоре вернулся папа, который чувствовал себя настолько хорошо, что впервые за много лет начал подыскивать себе работу. Он организовал частное предприятие с одним французом, с которым познакомился за рубежом, по продаже афганских ковров и ремесленных изделий. Папе потребовались фотомодели для демонстрации фасонов национальной одежды, и мы с Надией позировали ему, что было чрезвычайно увлекательным занятием для двух девочек-подростков.

Наша семья снова начинала процветать, так как у нас появились деньги. Мне показалось, что меня посетил мой ангел-хранитель, когда папа сообщил, что мы все на два месяца уезжаем в Индию — нам с Надией впервые предстояло оказаться за рубежом.

И хотя в дальнейшем я много путешествовала по свету, я никогда не забуду тот волшебный день, когда мы выехали из Кабула, — это было 2 января 1974 года, через год после переворота.

Я была так возбуждена, что всю ночь перед отъездом не могла заснуть. Я лежала, рассматривая паспорт с пакистанской и индийской визами, и представляла себе, что они дадут мне возможность уехать в Америку. По какой-то причине я считала, что должна жить в Нью-Йорке.

Я была еще ребенком и ничего не знала ни о Нью-Йорке, ни об Америке, кроме того, что слышала от взрослых: именно благодаря им я решила, что Нью-Йорк — это рай на земле, что все его жители прекрасны и богаты, что они возлежат на тончайших шелках и едят экзотическую пищу с китайского фарфора. Мне казалось, что лучше этого места и придумать невозможно.

Я нервничала и боялась, что что-нибудь случится и помешает нашему отъезду. Поэтому усердно молилась Аллаху, чтобы он беспрепятственно позволил бы нам выехать из Афганистана.

Погода была холодной, как обычно в Афганистане в январе. Мама настояла на том, чтобы я надела старое пальто, и я была в отчаянии оттого, что окружающие будут лицезреть меня отнюдь не в модном одеянии. Однако, когда к дому подъехало такси, которое должно было доставить нас на автобусную станцию, мое внимание переключилось на более насущные проблемы. На автобусной станции нас окружила толпа возбужденных друзей и родственников. Казалось, весь наш род собрался, чтобы проводить нас. Тетушки и двоюродные сестры вручили нам корзины с продовольствием, чтобы мы не проголодались в дороге. Даже наш бывший наставник, простив маме необдуманные слова, произнесенные ею в день переворота, стоял расплывшись в широкой улыбке.

Папа приобрел билеты на автобус, и я сразу же бросилась в салон выбирать лучшие места. Потом появился водитель, двери закрылись, и мы тронулись. Прощальные приветствия, выкрикиваемые нашими родственниками, долетали до меня на протяжении еще целого квартала.

К счастью, Кабул и Джелалабад связывала одна из лучших дорог в стране. Мы беспрепятственно выбрались из города и начали петлять между покрытых снегом скал. Я следила за ручьями, струящимися по иссохшей земле, и птицами с ярким оперением, которые перепархивали в зеленых кустах.

Я наблюдала за складками холмов, перераставших в горы, и думала о том, сколько людей видело это уже до меня. Вскоре мы поднялись настолько высоко, что оказались среди облаков. Мама была так напугана опасными поворотами, что закрывала глаза, чтобы не видеть, как дорога извилистой лентой спускается вниз.

Мы разглядывали газелей, вскидывавших высоко в воздух свои изящные тела, и несколько одичавших гончих. Дорога в основном пролегала вдоль реки, которая становилась все шире и синее. Мое внимание больше всего привлекали крепостные сооружения, с помощью которых сельские жители охраняли свои поселения, оставляя в башнях расщелины для винтовок.

Хромой ослик, брошенный на обочине дороги умирать, заставил меня прослезиться. Это было горестное зрелище. У меня на родине охромевших животных бросают на дороге. Афганцы не убивают животных, избавляя их от страданий, они препоручают их Аллаху, чтобы тот принял решение — жить им или умереть. Поэтому я лишь вздохнула и отвернулась — я ничего не могла поделать.

Вскоре солнце опустилось за горы, придав белому снегу розовый оттенок, а теням цвет яркого индиго. Как раз в этот момент папа сообщил, что мы пересекли границу с Пакистаном. Мы вышли из нашего роскошного автобуса и погрузились в такое ветхое такси, что мне показалось, оно рассыпется, не доехав до Пешавара.

Внезапно улицы заполонили толпы людей. Никогда в жизни я еще не видела такого количества народу. Я почувствовала себя неуверенно, ибо привыкла к малонаселенной стране, но стоило нам выйти из такси, как мое внимание привлек поезд, на котором мы должны были добраться до Нью-Дели. Я еще никогда раньше не ездила на поезде.

— Почему это Пакистан гораздо более развит по сравнению с Афганистаном? — спросила я отца.

— Англичане, оккупируя страну, занимаются ее развитием, — терпеливо пояснил папа. — Они строят дороги, поезда, правительственные здания, школы и организуют торговые предприятия.

— Тогда мне жаль, что англичане не оккупировали Афганистан, — вздохнула я, зная, что британцы неоднократно пытались это сделать, но ничего не получилось. Мне было горько видеть, что моя родина на много лет отставала от нашего ближайшего соседа.

— Дочь моя, — с грустью откликнулся папа, — неужто ты хочешь жить под флагом чужого государства?

— Нет, — вынуждена была согласиться я.

Я гордилась тем, что никому не удавалось завоевать Афганистан. Наши отважные и свирепые воины готовы были дать отпор любому завоевателю. Самые многочисленные и хорошо выученные армии мира не могли подчинить себе Афганистан.

— Вот и хорошо, — с довольным видом кивнул папа. — Вот и гордись тем, что ты — афганка. Ты свободна и живешь под флагом своей родины.

«Свободна быть бедной и отсталой», — подумала я, но ничего не сказала, так как папа явно гордился тем, что афганским воинам удавалось противостоять всем завоевателям.

Поездка в поезде до Дели стала незабываемой. У нас было отдельное купе с откидными полками и широким сиденьем. Я часами смотрела в окошко, знакомясь с новым миром, о существовании которого и не подозревала. А мама кормила нас вкуснейшими бутербродами, которые принесли нам в дорогу родственники, и поила чаем.

Ночь мы провели в поезде, а проснувшись, я первым делом бросилась искать туалет. Тут-то я и поняла, что в Пакистане не все так замечательно. Туалет в поезде оказался настолько грязным, что никто из членов моей семьи не решился им воспользоваться. И когда поезд остановился в Лахоре, я уже скакала на одной ноге. Папа сказал, что мы быстро доберемся до гостиницы, но в действительности дорога заняла полчаса. Когда мы добрались до гостиницы, я уже не могла терпеть и тут же бросилась внутрь. Администратор быстро заполнил необходимые документы, и я со всех ног помчалась в номер в поисках туалета.

На следующий день мы снова сели на поезд, который должен был доставить нас к конечному пункту нашего путешествия — в Нью-Дели. Когда мы добрались до места, я попросила папу выйти со мной погулять. Однако путешествие так его утомило, что он решил вздремнуть. Однако мои мольбы были столь красноречивы, что мама согласилась ненадолго выйти со мной посмотреть город.