Образцом строго доказательной науки, основанной на синтетическом методе, Гоббс считает геометрию, ибо именно в геометрии «люди начинают с установления значения своих слов, которое они называют дефинициями» (3, II, 70). Синтетический метод находит также свое применение в «первой философии». Здесь он является единственно возможным, поскольку первая философия призвана «логически обосновать вещи, которые непосредственно следуют из самых общих определений» (3, I, 122). Исходя из этих определений, являющихся, согласно Гоббсу, первыми принципами познания, первая философия выводит синтетическим путем знания о пространстве, времени, теле, его акциденциях. Используется синтетический метод и в философии государства, а также в философии морали, но только в том случае, если мы исходим из предварительно сформулированных нами общих принципов, которые служат масштабом при исследовании того, что является справедливым или несправедливым, добром или злом. Когда же мы приходим к познанию этих общих принципов, опираясь на собственный опыт, то в этом случае, как отмечалось выше, используется аналитический метод.

Итак, синтетический метод состоит в том, что «мы при помощи основных определений создаем принципы всех умозаключений, истинность которых находит обоснование в существующем между нами согласии относительно названий вещей» (3, I, 184). Это высказывание Гоббса примечательно не только тем, что в нем раскрывается сущность синтетического метода, но и тем, что английский философ связывает здесь характеристику названного метода со своей теорией языка. Обратим внимание и на то, что синтетический метод, если подходить к нему под углом зрения исследования причинно-следственных связей, это метод восхождения от известных причин к предполагаемым следствиям (действиям).

Если аналитический метод носит вероятностно-гипотетический характер, то синтетический обеспечивает, как уже говорилось, истинное, достоверное знание. Это достигается, по Гоббсу, тем, что в последнем случае мы дедуцируем из общих принципов, которые нами же самими постулируются, такие положения, которые не могут не быть истинными, если мы рассуждаем правильно, т. е. строго логически. Но, как известно, правильное заключение предполагает не только соблюдение правил умозаключения, но и истинность посылок. И это относится в первую очередь к исходной посылке, в роли которой призваны выступать, согласно Гоббсу, общие принципы.

Вопрос об отношении аналитического и синтетического методов решается Гоббсом достаточно определенно. Из приведенных выше высказываний философа видно, что связь между анализом и синтезом была ему вполне ясна. Характеризуя процесс исследования причин какого-нибудь явления (например, света), Гоббс указывает, что для этого приходится пользоваться отчасти аналитическим, а отчасти синтетическим методам. «Аналитическим методом мы пользуемся для установления отдельных предпосылок следствия, синтетическим же методом — для определения совокупного результата всего того, что производится каждой отдельно взятой предпосылкой» (3, I, 115). Мы выделили это место потому, что здесь наиболее отчетливо выражена идея связи анализа и синтеза, их единства. Правда, это единство не всегда понимается Гоббсом как внутренняя органическая взаимосвязь аналитического и синтетического методов познания. Чаще они рассматриваются философом лишь как сопутствующие друг другу или дополняющие друг друга пути исследования причинных связей. Но временами Гоббс приближается и к более глубокому пониманию соотношения этих двух методов познавательной деятельности, используемых наукой.

То, что синтетический метод есть метод логической дедукции, не вызывает никаких сомнений. Об этом убедительно свидетельствуют многочисленные высказывания Гоббса. Синтетический метод, будучи одним из методов исследования, служит вместе с тем, согласно Гоббсу, единственно возможным методом доказательства (демонстрации). В ходе доказательства, отмечает Гоббс, «мы применяем целиком синтетический метод, а именно исходим из первых, или наиболее общих предложений, которые сами собой разумеются, а затем, последовательно образуя из суждений силлогизмы, продолжаем операции до тех пор, пока, наконец, обучающийся не убедится в истинности заключения» (3, I, 116). Как видно, Гоббс и здесь фактически отождествляет свой синтетический метод с дедукцией. Однако в данном высказывании явственно выступает существенная особенность синтетического метода. Речь идет у Гоббса о том, что, применяя названный метод, мы исходим из общих принципов, «которые сами собой разумеются», т. е. самоочевидны. То, что это именно так, подтверждает следующее замечание Гоббса: «Причины общих свойств... сами по себе очевидны или (как обычно говорят) известны от природы, так что для их познания вообще нет нужды ни в каком методе» (там же, 107).

Можно ли считать, что Гоббс имел здесь в виду не что иное, как декартовскую интуицию? Или, быть может, он подразумевал тот «естественный разум», который отождествлял с философским сознанием и считал врожденным даром каждого человека? Четкий ответ на эти вопросы нам вряд ли удастся дать, и причина этого заключается в том, что у самого Гоббса не было полной ясности в понимании происхождения и природы тех «общих принципов», с которых призван был начинать его синтетически-дедуктивный путь познания. С одной стороны, явно тяготея к рационалистическому истолкованию синтетического метода, Гоббс характеризует его как «демонстративное познание a priori» (3, I, 236). В этой связи самоочевидность общих принципов может быть истолкована в духе естественного разума, т. е. чисто рационалистически. С другой стороны, говоря о самоочевидности общих принципов, Гоббс подчеркивает: «Их единственной и всеобщей причиной является движение» (там же, 107). Движение, и только движение порождает, по Гоббсу, разнообразие всяких форм и свойств, служит источником многообразия чувственно воспринимаемых качеств и причиной всяких изменений. В этом случае общие принципы, которые так или иначе вытекают из движения, теряют свой априорный характер и становятся результатом чувственного опыта.

Таким образом, синтетический метод выступает у Гоббса как метод научной дедукции. Но при этом остается не ясным, выводятся ли исходные общие принципы, подвергаемые логическому определению, априорным путем или же они являются результатом выведения из чувственных восприятий посредством аналитического метода. Гоббс, видимо, допускал оба варианта, и поэтому правильнее будет считать, что он лишь пытался выяснить внутреннее единство анализа и синтеза, а также их связь с индукцией и дедукцией. Но разрешить до конца эту задачу он не смог в силу метафизической ограниченности своей методологии. Примечательно, что Гоббс сам был вынужден констатировать тот разрыв между анализом и синтезом, индукцией и дедукцией, который имел место в его методологии и который он безуспешно пытался преодолеть[7]. В посвящении ко второй части своей философской системы — сочинению «О человеке» — он писал: «Получилось так, что в данный раздел вошли две части, совсем непохожие друг на друга. Ибо одна из них очень трудна, а другая очень легка; одна опирается на дедуктивные выводы, а другая — на опыт; одну смогут понять лишь немногие, а другую — все. Следовательно, между этими частями как бы простирается бездна. Но этого нельзя было избежать, ибо таково было требование метода, которому я следовал во всем своем труде» (3, I, 217).

И все же Гоббс склонялся скорее к рационалистическому, чем к опытно-индуктивному толкованию происхождения и природы общих принципов.

Образцом строго логического и вместе с тем достоверного знания Гоббс объявляет геометрию. Это обусловлено тем обстоятельством, что мы сами создаем геометрические фигуры. Поскольку начертание фигур зависит, таким образом, «от нашей воли», постольку «для познания любого свойства фигуры требуется лишь, чтобы мы сделали все выводы из той конструкции, которую сами построили при начертании фигуры» (3, I, 236).