Так-то, ребятишки… Помните: мудрость жизни — в природе!
Илюша и Степа решили искупаться. Сначала бродили по пояс в воде, ловили Степиными штанами пескарей, потом ныряли на спор: кто дольше просидит под водой. Ребята так заигрались, что забыли про стадо, оно разбрелось по лесу и даже не стало слышно бубенчика Белянки. Не было и Михеича: наверно, искал по лесу коров.
Когда ребята опомнились и нашли Михеича, старик устало сказал подпаску:
— Илья, огрей палкой Богородицу — загоняла меня.
Пастух опустился на землю под старой березой и отстегнул деревяшку. Он стал разматывать на ноге тряпку со следами крови.
Илюша увидел свежую кровь и вспыхнул от стыда: это он виноват, он заставил старика с больной ногой бегать за коровами.
Желая хоть как-нибудь искупить вину, Илюша больше не давал Михеичу сделать ни шагу.
— Дедушка, вы отдыхайте, я один буду пасти!
И тогда узнал Илюша, как это нелегко. Сначала пришлось искать заблудившуюся в лесу телку Каретниковых. Потом куда-то запропастилась поповская корова. Адам еле нашел ее в болоте. К исходу дня Илюша вовсе выбился из сил.
Солнце опускалось за вершины деревьев. Тени от сосен стали длиннее. В вечерних сумерках замелькали майские жуки. Илюша накрыл одного шапкой. Жук был шоколадного цвета, жесткий и сильный. Он царапал ладони колючими лапами, изо всех сил старался освободиться.
— Генерал Илья, выстраивай полки для походного марша по казармам! — скомандовал пастух и поднялся, опираясь на палку.
Стадо шло домой полуголодным. Трава была еще жидкой, но для первого дня и это было хорошо. Уставшие за день коровы мирно брели по дороге к городу. Яченку переходили вброд. Вода в речке была теплая; то здесь, то там квакали лягушки.
Илюша, запорошенный ароматной пыльцой лесных сережек, с трудом плелся за стадом. Он нес в руках букет увядшей медуницы, а через плечо висела сума, набитая сосновыми шишками для самовара.
Войдя в город, коровы растянулись длинной цепочкой. Еще издали Илюша увидел дедушку Никиту, встречавшего у калитки стадо.
На улице ребятишки играли в «чижика». Варька волочила за собой по дорожной пыли старый лапоть на веревочке. В лапте сидела тряпичная кукла без рук и ног. Варька поравнялась с Илюшей, долго раздумывала, сказать или нет, потом таинственно сказала;
— Не дружи с Косым. Лучше со мной. Я тебя в карты научу играть. А целоваться больше не буду, ты не бойся.
— Иди к свиньям… — сказал Илюша, обидевшись не столько за себя, сколько за Степу. — Сама ты косая.
Белянка, входя во двор, с трудом перешагнула высокую подворотню и все-таки зацепилась за доску задним копытом. Устала.
Илюша вспомнил, что нарвал в лесу цветов, и подошел с ними к бабушке. Но та была не в духе и сердито отмахнулась:
— Я, чай, не невеста, что ты мне цветы суешь. Брось корове.
Илюша молча постоял, потом высыпал на землю сосновые шишки и пошел в дом.
Когда бабушка, подоив Белянку, кликнула Илюшу к столу, мальчик не отзывался.
— Оглох, что ли? Иди лопать! — сердито повторила она и заглянула в комнату.
Илюша спал, сидя на табуретке, уронив суму на пол.
Глава десятая
ВОЛКИ
Враг силен! Не беда —
Пропадет без следа,
Коли жаждет господства над нами.
Никогда, никогда,
Никогда, никогда
Коммунары не будут рабами!
Кончились дни знойного мая. В бору давно отцвели дикие груши, опала черемуха, а в усадьбе объездчика под окнами дома догорала лиловыми кострами сирень.
Постепенно Илюша сжился с бором, а потом и полюбил его. Теперь он знал там все дороги и тропинки, угадывал путь по замшелым пням и полянам, смело пробирался сквозь дремучие буреломы. Старый пастух научил его различать по голосам лесных птиц, угадывать погоду по вечерним зорям, разжигать костры на болотах. Он обучил пастушка древнему народному искусству: мастерить лукошки из бересты, плести корзины из ивовых прутьев, вырезать дудочки из веток бузины. Михеич умел так ловко наигрывать, что даже бык Цезарь переставал жевать и слушал.
В бору у Илюши были любимые тайные места: дупло кряжистого дуба, куда он забирался и сидел, как в домике. На мшистой поляне отдыхал, лежа на глубоком мху, как на перине. Подложив руки под голову и глядя в синее небо, думал о брате Ване, о Степе, о всей своей невеселой сиротской жизни. Высоко над головой проплывали облака. Вот бы написать на облаке огромными буквами: «Ваня, я живу в Калуге, приезжай ко мне!» Поплыли бы эти облака над городами, поселками, деревнями. Глянул бы Ваня, прочитал и обрадовался, а потом сел на паровоз и приехал.
Накануне праздника троицы в бор пришел Степа. Он дожидался, когда пастухи пригонят стадо из леса, сидел на пеньке и, глядя в землю, прислушивался к звукам: по ним он отлично угадывал, что происходит вокруг.
По глазам Степы Илюша сразу понял, что у него какая-то новость, а может быть, тайна, хотя сам Степа объяснил, что пришел наломать березовых веток для украшения церкви.
— Ну, как поживаешь? — начал Степа издалека, и чувствовалось, что он на что-то намекает.
— Ничего, спасибо, хорошо живем, — ответил Илюша.
— Волков не боишься?
— Адам любого волка заест.
— Смотря какой волк попадется, — с усмешкой проговорил Степа и полез за пазуху. — Бывают такие волки, что глянешь и душа замрет.
Степа достал из-под рубахи конверт и подал товарищу.
На конверте была кем-то нарисована оскаленная пасть волка. А надпись гласила: «Илье Барабанову. Вручить лично». В конверте была записка не менее загадочная:
«Волчонок! Серые братья ждут тебя на Скале Совета завтра в два часа пятьдесят девять минут пополудни. Вожак стаи Акела».
— Кто тебе дал письмо?
— Фоня. Встретил меня и говорит: «Не могу застать дома Барабанова…» Ну я и взялся передать. Что там написано?
Не успел Илюша ответить, как позади раздвинулись ветки и выглянула из чащи хитрая рожица Варьки.
— Что, голубчики, попались? А я знаю, кто письмо прислал.
— Чур тебя! — проговорил Степа, отступая. — Откуда ты взялась, ведьма?
— Я за тобой от самого города шла. И письмо тебе передал не Фоня. — У Варьки были испуганно вытаращены глаза. — Сатана тебе письмо прислал.
— Выдумаешь еще… — сказал Степа уныло.
— А вот и нет. Я могу рассказать одну историю, а ты, если не дурак, поймешь, к чему рассказ. Одному человеку тоже прислали письмо, и в нем было сказано: «Приходи в бор на Тихоновскую дорогу, между трех сосен найдешь клад». Дождался он ночи, взял лопату и пошел. Только начал копать, а из-за дерева леший выходит. У человека чуть сердце не разорвалось, бросил лопату и драла из бора. А леший хохочет… Брось письмо и плюнь три раза. Это нечистая сила. Не веришь? Погляди сам, как нечистая сила зубы оскалила. — И Варька ткнула пальцем в нарисованную волчью пасть.
— Что ты мелешь? — возмутился Степа. — Побойся бога…
— Это ты бойся, Косой. Ты с сатаной водишься. Погляди, не зря у тебя глаза затуманенные…
— Тьфу, шальная! — досадовал Степа.
— Плюйся, плюйся, а я все равно знаю, что ты в церкви просвирки воруешь.
— Катись отсюда! — рассвирепел Степа.
Варька бросилась бежать, зацепилась юбкой за сучок и чуть не шлепнулась.
Друзья рассмеялись и снова стали разглядывать волка на конверте. Степа сорвал с дерева листик и с неожиданной завистью сказал:
— Фоня говорил, что тебя собираются в скауты принять. Счастливый ты…
— Почему?
— У них форма красивая: штаны до колен, шляпа с ремешком и гимнастерка с двумя карманами.
— Я лучше в комсомол пойду, — сказал Илюша задумчиво.
— Комсомольцы в бога не веруют, — сказал Степа. — А потом, комсомол у нас давно, а скауты только появились.
— Ну и что?
— Интересно… Ну, мне пора, а то батюшка меня заждался с березками. Завтра троица…
Степа связал зеленые ветки, взвалил их на спину и, попрощавшись с пастухами, пошел, сгорбившись.