— Заткнись, — огрызнулась Фрида. — Жорж Борман, нос оторван, вместо носа папироса!
Гога картинно расхохотался.
— Вот она, пролетарская поэзия: Жорж Борман — нос оторван. Изящно, прямо как у Пушкина:
Гогу окружали такие же, как он, «жоржики» — сытые, самодовольные. Их легко можно было отличить от детей бедноты не только по одежде, но и по вызывающему поведению.
— Илья, — обратился Гога к Илюше так громко, чтобы слышали все, — я тебе не советую знаться с этими стрижеными феями. Смотри, увлекут они тебя в омут.
— Катись колбасой, кривляка, — ответила Фрида.
За Гогу вступились его дружки:
— Полегче на поворотах! Это вам не восемнадцатый год…
— Пролетарии лохматые…
— Рвань Парижа…
Школьный звонок прервал перепалку, и самодовольный смех нэпманских сынков смешался с шумом разбегавшихся по местам учеников.
Илюша учился жадно. Каждый урок открывал для него что-нибудь новое. Оказывается, числа можно складывать, делить и умножать. Стоило произнести «пятью пять», как ответ выскакивал сам собой. И потом, сколько ни проверяй, все равно получится двадцать пять. Даже весело!
Придя из школы, Илюша быстро делал уроки и бежал помогать Степе. Хотя он был старше Илюши на два года, ученье давалось ему трудно; он плохо видел, не успевал списывать с доски и отставал. Крестная за это не ругала — лишь бы почаще ходил в церковь да побольше молился. И Степа уже дважды оставался на второй год…
В свободное время Илюша увлекался чтением книг. Одна из них поразила его. Люди придумали пушку, залезли в снаряд и, когда пушка выстрелила, полетели на Луну. Илюша с жаром следил за тем, как бесстрашные люди мчались в безвоздушном пространстве. Весельчак Мишель Ардан все время шутил. А каким смелым был сам председатель Балтиморского пушечного клуба, славный Бабрикен!..
Над страницами затрепанной книжки «Хижина дяди Тома» Илюша плакал. Бабушка водила пальцем по черному лицу старого Тома, нарисованного на обложке, и говорила:
— Ишь, черный лак головешка, а видать, добрый… Так и у нас помещики меняли людей на собак.
Скоро Илюша сделал для себя новое открытие: есть библиотеки, где можно бесплатно прочитать любую книгу, вернуть и взять другую.
Нигде не видел он такого множества книг! Они стояли на полках рядами до самого потолка, и, чтобы достать верхнюю, надо было взбираться по лестнице. Книги манили к себе пестрыми рисунками, красочными обложками и тем захватывающе интересным, о чем говорилось в них.
Илюша читал в постели, за столом, по дороге в школу, на переменках, когда другие ребята играли. Чтение было беспорядочным и бурным. За повестями Гоголя шли романы Майн Рида. Полюбил Илюша озорного и благородного Тома Сойера, с увлечением следил за необычайными приключениями Робинзона Крузо. Былинную повесть о князе Серебряном читали всей семьей. Даже дедушка ходил по комнате на цыпочках, чтобы не мешать общему чтению.
В тот год школы работали нерегулярно: нечем было топить. Вместо уроков старшие школьники и учителя перед-ко запрягались в «дровешки» и отправлялись за хворостом в бор. Тем временем малыши собирали по домам старые газеты для Говардовской бумажной фабрики, только что восстановленной, а рабочие обещали прислать им тетрадки.
Однажды во время урока в класс вошел Синеус, а с ним тетя Даша из деткомиссии Помгола. Она была все в той же потертой кожаной тужурке, сапогах. Кепку она сняла и держала в руках.
Заведующий школой был строже, чем обычно. Его синий казенный сюртук был застегнут на все пуговицы. Высокий стоячий воротник подпирал горло.
Тетя Даша подошла к столу и попросту, негромко спросила:
— Дети, сироты среди вас есть?
Минуту длилось молчание. Потом поднялся Степа и сказал:
— Барабанов сирота. — И он толкнул Илюшу: — Встань!
Тетя Даша с удивлением подошла к Илюше:
— Вот так встреча! Здравствуй! Это ведь ты приносил в Помгол просвирки.
В классе засмеялись.
— Это, наверно, Степка Бакунин. Он у нас святой.
Но тетя Даша и сама уже узнала Степу и перед всеми ребятами похвалила дружков.
Двое сирот, Илюша и девочка, сидевшая на дальней парте, получили по новенькой, еще клейкой от типографской краски книге. Тетя Даша объяснила, что городской отдел народного образования выдает бесплатно учебники в первую очередь сиротам.
— Царская гимназия была школой для богатых, — сказала тетя Даша, — туда не пускали пролетарских детей. Поэтому многие из них оставались неграмотными.
Заведующий школой нахмурился. А тетя Даша продолжала:
— Революция принесла нам свободу. Мы куем счастье будущего, и в первых рядах вы, молодые кузнецы, кто раньше терпел нужду и горе. В стране сейчас трудно с хлебом, и все же мы решили предоставить бесплатные завтраки нуждающимся детям.
Эта новость была встречена радостным гулом.
Синеус гневно стукнул куском мела по столу и в полной тишине отчеканил:
— Не забывайте, что в школе нельзя вести себя как на базаре. Буду строго наказывать за нарушение дисциплины. На этот счет я имею разрешение губнаробраза. Продолжайте урок!
И он пошел из класса, стуча каблуками.
Столовую оборудовали в подвале. Родительский комитет нанял повариху. В учкоме долго спорили: всем выдавать завтраки или только бедным? Решили — всем, потому что дети есть дети и все хотят есть. Пусть придется понемногу, зато получит каждый — так заключил председатель учкома Гога Каретников.
На другой день ученики явились в школу каждый со своей посудой. Каких только котелков, банок, тарелок, чугунков не было здесь! В партах гремели ложки, судки, эмалированные кастрюльки; то здесь, то там кто-нибудь ронял крышку на пол, и на него шикали.
На большой перемене выстроилась длинная очередь. Кто принес слишком объемистую посуду, пожалел об этом, потому что выдавали по две вареные картошки и по осьмушке черного хлеба.
Дети бывших купчиков, царских чиновников, служителей культа не очень охотно ели «нищие» завтраки. Одна девочка, гримасничая, жеманно поклонилась Шурику Золотареву и произнесла:
— Сударь, позвольте угостить вас пролетарским пирожным, потому что черная икра с омарами еще не прибыла.
— Мне ихний завтрак ни к чему, поросенка мы зарезали, — сказал Шурик и оглянулся по сторонам, кому уступить картошку.
Подскочил Врангель, съел «подарок» Шурика, и глаза его плутовато забегали: у кого еще подстрелить?
Возмущенная наглым поведением нэпманских сынков, Валя Азарова в другом конце столовой стала агитировать своих ребят отдать завтраки голодным детям.
— А мы обойдемся, — заявила она.
Илюша крепко сжал руку Степы: «Молодец Валя, хорошо придумала!»
Весь багровый от гнева, прибежал Синеус: кто-то уже донес ему.
— Это что, забастовка? — подступил он к Вале. — Вам дали завтрак?
— Дали.
— Вот и ешьте, иначе вовсе отберем.
Фрида, всегда шумная и боевая, взобралась на подоконник и открыла «митинг».
— Не хотим старорежимных порядков в советской школе! Не будем учить про царей! Нет нам дела до Иванов Грозных и Петров Первых! Пойдем спасать от голода беспризорных детей!
Горячий призыв Фриды всколыхнул остальных. Ученики взяли книги, прихватили с собой завтраки, и школа опустела.
Еще не забылась «забастовка», а школу взбудоражило другое событие. В стенной газете «Красный школьник» был помещен список гимназистов, которые в 1918 году записались добровольцами в белую гвардию. Кто-то наткнулся на этот список среди бумажного хлама на чердаке школы. В списке заинтересовала всех одна фамилия — Олег Каретников. Как скоро стало известно, это был родной брат председателя учкома Гоги Каретникова. Кроме списка, были приведены выдержки из призыва генерала Деникина «К верным сынам России» и предложение вступить в «добровольческую армию», «пожертвовать собой за веру, царя и отечество».