— Ну, что там? — теребили ребята Илюшу.
— Гады они, и больше никто… Царь денег себе нахапал, а рабочие должны отдавать.
— Учитель рассказывал нам, — вступил в разговор Левка, — что буржуи съехались на какую-то конференцию, в общем на собрание, и требуют, чтобы мы туда денежки привезли. А дулю они не хотят?
— Где эта… конференция? — спросила Варька, как будто собиралась поехать туда и поговорить с буржуями. — Жалко, нельзя по Степкиному ящику сказать им: должны, не спорим, отдадим не скоро. Мне вон Бориска две лепешки должен и то не отдает. А тут…
Продолжая слушать, Илюша на миг оторвался от наушников и скороговоркой сообщил ребятам:
— Требуют, чтобы сам Ленин приехал на Генуэзскую конференцию…
— Не пустим Ленина. За него Чичерин поедет, — сказал Левка.
— Почему Чичерин? — спросил Кащей.
— Потому что буржуи давно собираются Ленина убить. Уже стреляли в него.
— Да еще ядовитыми пулями.
— Не боимся никаких пуль, — не соглашался Егорка. — Заграничные рабочие, все, как один, заступятся за Ленина.
— Все равно нельзя ему ехать, — заключил Илюша. — Буржуи знаете как ненавидят нас! Если ты бедный и придешь с поклоном, буржуй ни крошки тебе не даст. А захочешь отнять, он за шашку и скорее руки тебе отрубит, но не отдаст своей собственности. — Илюша покосился на Врангеля и передал ему наушник. — Возьми послушай, сам узнаешь, какие они, твои друзья нэпманы…
Врангель с опаской взял трубку, приложил ее к уху и долго слушал. Ребята ждали, что скажет Врангель. Но он молча положил наушник и решительно поднялся.
— Куда ты? — спросил Левка.
— Дело есть…
— За иконами?
— Нет… Пойду набью морду Гоге Каретникову.
С того дня Илюша собирал своих безбожников на чердаке нардома. Они читали книги, потихоньку разучивали песни, ловили по Степиному приемнику голоса из Москвы. Но Илюша думал о другом: как заговорить с ребятами о коммуне, как создать ее, чтобы жить по-новому, как живут в той коммуне, в которую записывает Ленин.
Однажды газеты принесли нерадостную весть: серьезно заболел Ленин. Ребята до дыр протерли газету, читая и перечитывая печальное сообщение о том, как в больнице вынули из плеча Ленина отравленную пулю — она торчала там четыре года и ее трудно и опасно было вырезать. После операции Ленину стало лучше, а потом с ним случился удар — расстроилась речь, перестала действовать рука. Миллионы писем со всех концов республики и со всего мира шли в Москву. В них выражалось сочувствие вождю мирового пролетариата. Писали ему дети, шахтеры, крестьяне, железнодорожники, женщины-работницы, и все желали Ленину выздоровления. Об этом каждый день писали в газетах.
— Если хотим помочь товарищу Ленину, — с волнением сказал однажды Илюша, — то надо создать коммуну.
Слова Илюши озадачили и заинтересовали ребят. Они слушали внимательно, лица у всех были серьезные и решительные.
— Чтобы у нас все было общее, — объяснял Илюша. — Соберем у кого что есть и сложим в одном месте. Захочешь, к примеру, ты, Левка, надеть мою рубаху, бери и носи. Разобьются у Егорки башмаки — надевай мои, не стесняйся.
Ребята молчали, не зная, что сказать.
— А если я свое платье отдам, кто его наденет? — настораживаясь, спросила Варька.
— У кого нет, тот и возьмет, — отвечал ей брат Егорка, — или какой-нибудь сиротке отдадим в детский дом.
— Хитрый… А я в чем буду ходить?
— Чудачка ты, — сказал Илюша. — Платье никто у тебя не отнимет. Оно будет твое и не твое.
— Чье же?
— Общее.
Варька никак не могла понять и не соглашалась.
— Мне его мамка из венчального платья перешила, а я отдам кому-то за здорово живешь.
— Буржуйка ты, — заключил Егорка с обидой, — самая настоящая буржуйка. Заладила: «твое — мое», «мое — твое»… Илюшка что сказал? Это при царе люди так неправильно жили, каждый старался себе заграбастывать. Пора бросать царские привычки…
— Стойте! — воскликнул Левка. — Давайте проголосуем: кто скажет «мое», тот…
— Опять щелчок по лбу? — спросил Илюша, а сам думал, как убедить Варьку.
А та, как назло, не отступала:
— В «Долой монахов!» я записалась, а в коммуну не пойду.
— Почему?
— Вам надо все отдавать… а я воровать люблю.
По Варькиному хитрому взгляду Илюша догадался, что это — каприз. Он знал, что характер у девчонки добрый и стоит поговорить с ней ласково, как она поймет.
— Варя, если ты не понимаешь, то слушай, — начал Илюша. — Раньше, при царе, хозяйчики были. А теперь все народное. И нужно не ломать вещи, всякие загородки или деревья, а беречь. Не выбрасывать добро, а собирать. Не требовать — хочу, мол, и точка, а помогать другим. Сначала голодного накорми, а потом сам ешь.
— Вот ты и покажи, как это надо делать, — неожиданно съязвил Кащей. — Говорить мы все умеем, а ты покажи, какая она есть, коммуна.
Ребята с интересом глядели на Илюшу. Они были на его стороне, но вопрос Кащея заинтересовал всех. А Илюша не знал, как ответить Кащею.
— Ну, чего молчишь? — подзадорил тот.
Лицо Илюши зарделось от волнения. Как сделать, чтобы все поняли, как это красиво — жить коммуной! И вдруг его осенила мысль.
— Хочешь знать? Вот, смотри! — Илюша рванул через голову рубаху и протянул ее Кащею. — Бери!
— Зачем она мне?
— Отдаю в коммуну, на общую пользу. Если хочешь — надевай. Рубаха не моя, она для всех.
Никто из ребят не сказал ни слова. Левка торопливо стал расшнуровывать свои ботинки. Он снял их и поставил на балку, где лежала Илюшина рубаха.
— Принимайте и мои штиблеты в коммуну, — сказал он.
— А ты? — с удивлением спросила Варька.
— Босиком прохожу, — бодро отозвался Левка и, чтобы никто не подумал, что ему хоть капельку жалко своих ботинок, вышел вперед и стал выбивать чечетку. — Так еще легче.
— А зимой?
— До зимы далеко, — беззаботно ответил Левка.
— Тогда и я отдаю в коммуну свое говорящее радио, — объявил Степа и подвинул к Левкиным ботинкам самодельный аппарат.
— Вот и есть у нас коммуна, — радостно заключил Илюша. — Теперь ты понял?
Кащей молчал.
— А я как же? — растерянно проговорила Варька. — Мне сейчас нечего отдать в коммуну.
— Отвыкнешь говорить «твое — мое» и сразу найдешь, что принести, — строго сказал брат.
Илюшина мечта так захватила ребят, что уже на другой день собралось столько вещей, что их некуда было складывать — завалили весь угол чердака. Левка где-то раздобыл черный котелок, старинную шапку, какие раньше носили купцы. Степа прибавил к говорящему аппарату валяные опорки, правда чиненые, но еще годные. Егорка отдал свой картуз. Он был без козырька, зато походил на матросскую бескозырку. Кащей приволок старое пальто с облезлым меховым воротником — пригодилось и оно.
Всех удивила Варька. Она отдала на общую пользу новое платье.
Вещи аккуратно расставили в два ряда. Илюшину сатиновую рубаху и Варькино платье повесили на самом видном месте на стропилах, которые украсили зелеными ветками. Над коммуной укрепили красный флаг и сами удивились, до чего получилось красиво!
— Давайте напишем письмо Ленину, — предложила Варька. — Скажем, что у нас есть своя коммуна, и пускай дрожат теперь буржуи!
Ребята с уважением смотрели на Варьку: вот ведь кикимора — никому не пришла в голову такая хорошая мысль, а девчонка придумала. Письмо Ленину! Конечно же, надо написать.
Илюша вынул из-за пазухи тетрадку, у Левки нашелся огрызок химического карандаша, и все задумались: о чем и как писать.
— Ну, чего ждешь? — спросила Варька. — Пиши: «Дорогой дедушка Ленин!»
— Не годится, — возразил Левка. — Что еще за дедушка? Ленин — народный комиссар и вождь пролетариата. Надо писать: «Владимир Ильич, товарищ Ленин!»
— Так взрослые пишут, — не соглашалась Варька, — а мы дети.
Спорили долго, вспоминали строчки из газет, придумывали новые и скоро сочинили длинное сбивчивое письмо: