— Ну, не совсем, — сказал Нэйсмит.
— Не-е-е-т, есть маленькие шрамы и особенности, вызванные обстоятельствами — и привычки, язык, акцент, занятие. Но с точки зрения полиции ты и Доннер являетесь одним и тем же человеком. Как это сделано?
Нэйсмит улыбнулся.
— Сколько мне предложат за эту информацию? — парировал он. — Равно, как и за прочую информацию, которая, как вы понимаете, у меня есть?
— Так. — Глаза Уэйда сузились. — Тебя не захватили — на самом-то деле. Ты сдался.
— Может быть. Вы еще кого-нибудь поймали?
Уэйд переглянулся с офицером Безопасности. Потом, решившись, отрывисто заговорил.
— Час назад мне доложили, что мужчина, отвечающий твоему описанию, был адресован в Миннесоте. Он признался, что он Юхо Лампи из Финляндии, и я склонен поверить ему, хотя мы еще не проверили записи в месте прибытия. Скольких из вас мы еще можем рассчитывать встретить?
— Сколько вам будет угодно, — сказал Нэйсмит. — А может, и больше.
— Хорошо. Ты сдался. Ты должен понимать, что у нас никаких причин щадить твою жизнь — или жизни. Что ты надеешься приобрести?
— Компромисс, — ответил Нэйсмит. — Разумеется, включающий наше освобождение.
— Сколько ты соизволишь нам теперь рассказать?
— Естественно, как можно меньше. Нам придется поторговаться.
Морочь им голову! Морочь им голову, чтобы оттянуть время! Сообщение из Рио должно скоро прийти. Оно должно прийти, иначе мы все мертвецы.
Борроу наклонился над плечом своего хозяина. Голос его был высоким и надтреснутым, он едва заметно заикался.
— Как мы узнаем, что ты говоришь правду?
— А как вы это узнаете, даже если будете меня пытать? — Нэйсмит пожал плечами. — Ваши ищейки должны были доложить, что у меня иммунитет к наркотикам.
— Способы все же есть, — сказал Левин. Его слова тускло падали в заглушающей их тишине. — Префронтальная лоботомия обычно эффективна.
Да, это враг. Это люди тьмы. Это те люди, что в иные времена посылали на костер еретиков, или кормили печи Бельзена, или начиняли ракеты радиоактивной смертью. Теперь они вскрывают черепа, полосуя мозг. Спорь с ними! Пусть они пинают, и бьют, и хлещут тебя, но не дай им узнать…
— Наша сделка может оказаться не имеющей силы, если вы это сделаете.
— Существенным элементом сделки, — напыщенно произнес Уэйд, — является свободная воля и желание обеих сторон. Ты не свободен.
— Но это не так. Вы убили одну из моих ипостасей и захватили двух других. Откуда вам знать количество моих копий, все еще остающихся на свободе, там, в ночи?
Борроу и Дженниингс сверкнули обеспокоенными глазами в сторону гладких голых стен. Женщина вздрогнула, хоть и едва заметно.
— Нам не нужно действовать грубыми методами, — сказал Левин. — Есть детектор лжи, в конце концов. Ценность его ограничена, но этот человек слишком стар, чтобы иметь Синтез-обучение, так что он не сможет слишком уж его одурачить. Потом, есть инструменты, которые заставляют человека жаждать возможности рассказать все. У меня здесь есть генератор хлора. Нэйсмит. Как тебе понравится вдохнуть несколько затяжек хлора?
— Или просто тиски, приложенные к нужному месту, — резко произнесла Дженниингс.
— Прервитесь на минуту, — приказал Уэйд. — Давайте выясним, что он пожелает открыть без подобных методов убеждения.
— Я сказал, что буду торговать информацией, а не отдавать ее, — сказал Нэйсмит.
Он желал бы, чтобы пот не тек по его лицу и телу на виду у всех них. В его ноздрях остро стоял запах примитивного, неуправляемого страха; не страха смерти, но мук и увечий, что зачастую хуже, чем забвение.
— Что ты хочешь знать? — презрительно бросил офицер Безопасности.
— Ну, — сказал Нэйсмит, — первым делом, я хотел бы узнать цели вашей организации.
— Что такое? — Уэйд замигал, обратив к Нэйсмиту тяжелое лицо, на щеках у него выступила краска гнева. — Давай не будем играть в ясельные игры. Ты знаешь, чего мы хотим.
— Нет, серьезно, я озадачен. — Нэйсмит заставил голос смягчить интонации, — я понимаю, что вам не нравится статус кво и вы хотите его изменить. Но вы все сейчас хорошо обеспечены. Что вы надеетесь получить?
— Что… Вот что! — Уэйд сделал жест офицеру, и голова Нэйсмита зазвенела от удара. — У нас нет времени слушать твои дурацкие шуточки.
Нэйсмит злобно ухмыльнулся. Если он сумеет довести их до безумия, поиграть на их искаженных эмоциях, пока над ними не возьмет верх нерассуждающий таламус — ему, конечно, придется нелегко, но это отсрочит их настоящие намерения.
— О, я догадываюсь, — сказал он. — Это личное, да? Никто из вас на самом деле не знает, что движет вами, если не считать тех тупых шакалов, кто присоединился к вам просто потому, что это оплачивается лучше, чем любая работа, которую они могли бы получить по своим способностям. Вроде тебя, например. — Он взглянул на безопасника и нарочно презрительно усмехнулся.
— Заткнись. — На этот раз удар пришелся в челюсть.
Изо рта побежала кровь, и он слегка обмяк на держащих его ремнях. Но его голос дразняще возвысился.
— Возьмем, к примеру, мисс Дженнингс. Хотя я этого не сделаю, даже если мне заплатят. Ты внутри вся скрученная, правда? Слишком уродлива, чтобы заполучить мужика, слишком запугала сама себя, чтобы пройти хирургическое ремоделирование. Ты пытаешься сублимировать свой неуклюжий комплекс в патриотизм — и что за символ на флаге? Замечу, что именно ты высказала это чрезвычайно личное предложение насчет того, как меня пытать.
Она отпрянула, с яростью бичуемого животного. Безопасник извлек кусок шланга, но Уэйд жестом велел ему отойти. Лицо вождя одеревенело.
— Или Левин — еще один случай психотической фрустрации. — Нэйсмит улыбнулся врачу, не разжимая губ. Улыбка на разбитых губах была неприятной. — Ручаюсь, если бы тебя не наняли, тебе бы пришлось работать задаром. У грошового садиста в наше время проблемы с поиском рынков сбыта.
— Теперь перейдем к Родни Борроу.
— Заткнись! — завопил худой мужчина. Он рванулся вперед. Уэйд отшвырнул его назад тяжелой рукой.
— Экзоген! — Улыбка Нэйсмита потеплела, став почти сочувствующей. — Слишком плохо, что человеческий экзогенез развивался во время Годов Безумия, когда моральные устои полетели к чертям, а ученые были такими же фанатиками, как и все прочие. Он вырастили тебя в резервуаре, Борроу, и твоя жизнь до рождения, которая, согласно всем унаследованным инстинктам, должна была быть теплой, темной и защищенной, была кромешным изучением — яркий свет, зонды, микропробы, взятие из твоих тканей. Они узнали кучу всего о человеческом плоде, но им следовало бы убить тебя, вместо того, чтобы позволять этой патетически трепещущей массе агрессивных психозов разгуливать живьем. Если это можно назвать жизнью, Экзоген.
Борроу ринулся мимо Уэйда. С губ его стекала слюна, он нацеливался скрюченными пальцами в глаза Нэйсмиту. Безопасник оттащил его назад и он внезапно рухнул в истерических рыданиях. Нэйсмит содрогнулся. Милостивый Боже…
— А как насчет меня? — спросил Уэйд. — Этот любительский анализ весьма забавен. Пожалуйста, продолжай.
— Стимул вины. Сверхкомпенсация. Служба расследовала твою подноготную детских и юношеских лет и…
— И?
«Давай, Роджер. Это весело. Это ничуть не больно».
Большой мужчина застыл в неподвижности, словно железная балка. Долгое мгновение не было ничего, ни единого звука, кроме всхлипываний Борроу, ни единого движения. Лицо Уэйда посерело.
Когда он заговорил, голос его звучал, словно он задыхается:
— Думаю, тебе лучше включить тот генератор хлора, Левин.
— С удовольствием!
Нэйсмит покачал головой.
— И вы, люди, хотите управлять действительностью, — пробормотал он. — Предполагалось, что мы перевернем мир медленно, восстанавливая его нормальную психику для таких, как вы.
Генератор зашипел и забулькал за его спиной. Он мог бы повернуть голову, чтобы увидеть его, но это было бы поражением. А он нуждался в каждом обрывке гордости, оставаясь в этом последнем одиночестве.