Остатки нашего полка, который находился со дня восстания на фронте в беспрерывных боях и пользовался боевой славой, также пришли1 2 в поселок Романовский. Казаки упали духом и были настрое

1 Некоторые части успели отойти от города Актюбинска на юг, по линии Ташкентской ж[елезной] д[ороги], до станций Джурун и Эмба, где от них также откололись многие части. Остатки этих частей, которые пожелали пойти через Тургайские степи на Сибирь, соединились с нами уже между Иргизом и Тургаем.

2 В оригинале ошибочно - «пришел» - А.Г.

Голодный поход Оренбургской армии

207

ны весьма тревожно. Командир нашего полка донес по начальству: «Полк находится второй год в беспрерывной боевой деятельности, а за последнее время особенно, в исключительно трудных условиях, переутомлен и упал духом. У казаков нет не только обуви и теплого обмундирования, но у многих нет даже шинелей, а приобретение таковых не предвидится еще на неопределенное время, несмотря на приближающиеся холода и начало сентября месяца. Дальнейшее движение к юго-востоку от Актюбинска, в связи с большею и большею разреженностью населения и ночлегами в чистом поле, в плохой одежонке, при недостатке фуража и продовольствия, заставляло казаков задумываться о дальнейшем пути и предстоящих лишениях. В поселке Романовском часть казаков заявила, что они дальше не пойдут, одновременно с этим потребовали выдачи авансов для обратного следования домой, т.е. в сторону красных; в противном случае, грозили оставить у себя обоз и денежный ящик. Получив отказ, они привели свою угрозу в исполнение. Многие казаки отказались от подчинения»1.

Тревожное настроение в частях нарастало с каждым часом. По пути отхода солдаты и казаки бросали и жгли оружие; все чаще и чаще повторялись угрозы командному составу. Особенно это замечалось в пехотных частях, где открыто велась разлагающая агитация. Представители одного митингующего N-ro пехотного полка явились и в наш полк.

Явившиеся солдаты созвали вокруг себя казаков нашего полка и заявили: «Все части решили сдаться большевикам, вместе с оружием, и выдать офицеров, так как отступать больше некуда, ибо пойдут дальше Тургайские степи, а потому мы требуем немедленного ареста офицеров». Хотя часть казаков нашего полка категорически отказалась отступать дальше, но ни одному казаку не приходило даже мысли выдавать офицеров своего полка, с которыми они были братьями по бранному полю и, связанные одной общей идеей, переносили вместе так долго голод, холод и разные лишения.

В требовании явившимся было отказано, но все же казаки боялись, как бы этим не вооружить против себя бунтующие другие части, и, в связи с этим, держались индифферентно.

1 Настоящим я помещаю только самую незначительную выписку из рапортов командира нашего полка, как документов, имеющих в будущем важное историческое значение. Эти рапорты были затребованы от командиров всех частей Южной армии командующим этой же армией генерал-майором Беловым; от командира каждой части требовалось мнение об основных причинах разложения частей и сдачи казаков и солдат красным. Все рапорты командиров частей имеют почти тождественный характер между собою.

208

И. Еловский

Видя такое поведение казаков нашего полка, явившиеся солдаты заявили, что они сами арестуют офицеров и под своим конвоем доставят, куда нужно. Одновременно с этим солдаты стали между собою препираться, кому первому войти к офицерам полка, сидевшим в маленькой хохлацкой избенке, и объявить им о своем намерении. Первым войти никто не соглашался. Тогда решили бросить жребий, который пал на двух из шести пришедших солдат. Последние сразу же отказались, говоря: «С офицером плохая шутка: отсечет голову тебе, а ведь все же нужно идти домой. Все время воевали и живы остались, а тут ни за что погибнешь».

Один из солдат заявил, что он зайдет к офицерам, но без оружия и под каким-либо предлогом. «Если я пойду с оружием или все сразу, то мы выдадим себя, офицеры догадаются, в чем дело, и примут миры защиты» - так объяснял солдат.

Все эти разговоры, происходившие за открытым окном избы, где сидели офицеры нашего полка, последние слышали, а потому, приготовив оружие, ждали, что будет. Солдат несколько раз обошел вокруг избенки, а затем постучал в дверь и попросил разрешение войти. Солдату было разрешено войти. Он по всем правилам строевого устава отдал честь и, не убирая руку, отрапортовал, что он прислан в наш полк от такой-то части узнать, какой наш полк имеет маршрут. Конечно, офицеры знали действительную цель посещения, но все же сказали солдату, что еще никаких распоряжений не получено. Солдат с подобающей вежливостью хотел уходить, но к нему подошел подъесаул Фокин и сказал: «Вы хотите идти домой, мы вас не задерживаем - не мешайте и нам ехать домой или туда, куда мы хотим». Пришедший хотел что-то возразить, но, посмотрев на здоровую фигуру Фокина и видя его вооруженным, убедился, что действительно, пожалуй, лучше не мешать офицерам, и ушел. Вслед за этим мы узнали, что один из полковых командиров*, полковник Богданов1, объединяет казаков и солдат, возвращающихся домой, объявив, чтобы все оставались на своих местах, так как все в целом пойдут к красным.

В эту же ночь, т.е. с 5 на 6 сентября 1919 года, офицеры всех находившихся тут частей, казаки и солдаты, пожелавшие пойти через Тур- гайские степи на Сибирь, для соединения с Сибирской армией, успели организоваться в маленькие группы и выехать из поселка Романовского. К ним присоединились и семьи беженцев.

1 Речь идет о командире 2-й Отдельной Оренбургской казачьей бригады полковнике Филиппе Архиповиче Богданове, перешедшем позднее вместе с бригадой на сторону красных. - А.Г.

Голодный поход Оренбургской армии

209

Стража, выставленная, по приказанию полковника Богданова, для задержания всех едущих из поселка, была мало бдительна или не обращала никакого внимания на происходящее. Во время нашего отъезда в поселке Романовском происходило что-то ужасное: возвращающиеся домой жгли патроны, оружие, казенные и офицерские вещи; стоял крик, шум; слышались стрельба, музыка и пение. Всюду виднелись большие костры огня, поселок горел в двух местах.

Так перестала существовать в целом Южная армия, героически боровшаяся с численно превосходившим противником. Мне пришлось быть свидетелем трагической агонии этой славной когда-то армии и вместе с остатками ее совершить большой и трудный переход вплоть до китайской границы.

Все остатки частей Южной армии, разбившиеся на разные группы, вышедшие из поселка Романовского, перевалив Мугоджарский хребет, оказались в степи Иргизского уезда Тургайской области. Специального обоза не имелось, так как запасов продовольствия и фуража не было. И раньше ощущался в этом большой недостаток, а теперь, при поспешном выезде, было и негде достать, да и некогда. Людям было объявлено, что каждый будет получать продовольствие - 2 фунта сырой баранины. Хлеба и других продуктов, за полным отсутствием таковых, выдаваться не будет.

Все движущиеся по Тургайской степи группы представляли из себя то длинную живую ленту, то отдыхающую на лоне степи пеструю толпу. Все спешили, чего-то боялись, нервничали, ссорились, бросали вещи и даже лишнюю одежду, лишь бы не утомлять лишним грузом себя и свою лошадь. Много казаков, солдат и беженцев отстали от своих частей и групп, а потому пробирались от одной группы к другой. Каждый пуще смерти боялся остаться без лошади, а последние очень часто исчезали во время остановок.

С каждым днем наши запасы истощались. Доставать продуктов было негде, так как в пустынной, безводной, песчаной и совершенно лишенной растительности степи не было населения. Если где и ночевали киргизы, то, услыхав, что идут русские, откочевывали куда-нибудь подальше от пути нашего следования. Благодаря питанию одним мясом, начались массовые желудочные заболевания. Смертность сильно повышалась. Были частые солнечные удары, со смертельным исходом. В первую же неделю пути пало много лошадей, в особенности кровных. Многие были оставлены на пути, как отказавшиеся идти далее от изнурения. По всей дороге целыми рядами стояли и лежали лошади, обреченные на верную гибель. Жаль было смотреть на этих