– Ну, Игорек, ну, молодец, удружил. Теперь, если будешь в Кабуле, приезжай только к нам. Мы люди гостеприимные, приютим, обогреем, – широко улыбался на прощание Сироткин.Ващенко при этом снял очки и кивнул головой: " Это точно, приезжай".

Вот и в этот раз Стоцкого встретили как лучшего друга, сразу определив ночевать на свободную койку в трехместной комнате.

– Так, значит, план на вечер такой, – уверенно заявил Сироткин. Сейчас идем на ужин в офицерскую столовую, затем пару часов посидим "за приезд", при этом он выразительно щелкнулсебя пальцами по кадыку, – а потом пойдем в открытый клуб кино смотреть, привезли чего-то новое. Дальше видно будет.

В столовой Стоцкого определили на свободное место, выдав за своего. Давали ячневую кашу, называемую в народе "генеральской", с тушеным мясом, напоминавшим говядину, но снесколько странным вкусом. Сидя напротив Стоцкого, Сироткин то и дело с ухмылкой поглядывал на него.

– Ну как тебе мясо? Ел когда-нибудь такое? – хитро улыбаясь, спросил Сироткин.

– Странное какое-то. Верблюжатину я ел, она не такая, конина вроде бы тоже не то. Не знаю, что за "зверь", но есть можно, – старательно пережевывая, ответил Стоцкий.

– Вот никогда не угадаешь! Кенгурятина это австралийская, – с гордостью неизвестно за кого заявил Сироткин.

– Не бреши, – у Стоцкого даже рот открылся, – откуда ты знаешь?

– А мы тут дежурными по столовой ходим. Вот первый раз, когда это мясо давали, я как раз дежурил. Смотрю, говядина какая-то странная. Задние лапищи здоровенные, и как у зайцаростом с теленка, а передние калечные обрубки какие-то. Мы всей толпой эту тушу изучали, сами штамп австралийский видели.

– Все равно не поверю, но мясо съем, не дождетесь, весело погрозил кулаком Стоцкий, доедая кашу.

* * *

После ужина все удобно разместились за столом в комнате. Неяркий свет самодельных светильников с абажурами из жестяных банок создавал какой-то минимум уюта. На столе почетноеместо занимала купленная вскладчину бутылка "Русской", а вокруг в казенных тарелках красовалась немудреная закуска. Тут была и "красная" рыба (бычки в томате), и "голубая" рыба (сельдьиваси в масле), и икра "красная" (кабачковая). Не поскупились хозяева даже на пару банок маринованных венгерских огурчиков и помидоров. Когда все новости друг-другу былирассказаны, а "Русская" почти улетучилась, Стоцкий, потянувшись, спросил: "Мужики, а с вами в комнате жил Николай, здоровый такой лейтенант, на руках еще со всеми боролся. То липловец, то ли борец – не помню. Что-то его не видно. Перевели что пи куда?" После этих слов в комнате как будто подул холодный ветер.

– Нет больше Николая, погиб он, – серьезным тоном ответил враз погрустневший Сироткин, – помянем молча по маленькой.

– Вот беда, как это случилось? – выдержав положенную паузу, спросил Игорь.

– Утонул Коля, – как обычно теребя в руках очки, мрачно ответил Ващенко.

– Да где ж он в Афгане столько воды нашел? – развел руками Стоцкий.

– А ты во дворе у нас бассейн видел? Вот там он и утонул. Как только потеплело, командир наш приказал бассейн помыть, почистить и наполнить водой, чтобы желающие моглиокунуться после зарядки. Желающих, правда, было всего человек пять, таких примерно как Николай здоровяков. Вскоре после этого у кого-то день рождения был. Гудели всю ночь, часа втри только стали расходиться. А в пять утра дежурный вышел покурить, смотрит – Николай в бассейне плавает.

Ну плавает, да и ладно, хотя прохладно еще было. Через полчаса дежурный опять вышел, а Николай в том же бассейне, только неживой уже. Шум подняли, бегом доставать, а откачиватьуже бесполезно. Классный был парень, недолго тут прослужил, а домой в "Черном тюльпане", в цинковом ящике улетел.

– Вот действительно судьба, кому суждено утонуть, тот не повесится. Никто не знает, что кому на роду написано, – невесело подытожил Игорь, – это ж угодно было судьбе загнатьчеловека за тысячи верст от дома в страну, где и воды-то не хватает, засуха, чтобы умереть не в бою, а в бассейне утонуть.

– Ну так что, в кино идем? – разрядил обстановку Сироткин.

В открытом полевом кинотеатре на дощатых скамейках в разных местах сидели человек 50, причем часто можно было заметить и женские головки. Вольнонаемных женщин в крупномгородке штаба армии хватало. Кастелянши, библиотекари, продавцы и другая обслуга ехали в Афган за "длинным" рублем, шмотками, мужьями, да мало ли еще зачем. Системараспределения по гарнизонам в основном ориентировалась на внешность кандидаток. Чем выше начальство, чем престижнее военный городок, тем более красивые женщины тамоставались. Хотя, как говорят поэты, некрасивых женщин не бывает, однако встретить настоящую красавицу в далеком захолустном гарнизоне было так же тяжело, как негра в украинскомселе.

На экране герои советского фильма упорно боролись за увеличение выплавки чугуна и на этом фоне сходились и расходились, страстно любили и ненавидели друг друга. "Я люблю тебя,обними меня, милый", – томно промурлыкала с экрана героиня. При этом рядом сидящая парочка подозрительно зашуршала. Внезапно далеко впереди за экраном на высоком склоне горывспыхнул костер. Издали пламя выглядело не больше горящей спички. Тут же к пламени потянулись огненные прочерки трассирующих пуль, и рядом расцвели розетки снарядныхразрывов. На таком расстоянии и вспышки и пухканье выстрелов выглядели какими-то игрушечными, киношными.

– Хотелось бы, чтобы вся эта пальба была ненастоящей, однако я сам так костры на склонах тушил, когда в артиллерии служил, – шепотом прокомментировал Стоцкий.

– Это еще ерунда, – махнул рукой Сироткин. – Вот у нас тут среди бела дня городок обстреляли. Знатоки говорят, что из миномета. Я как раз в городке был. Откуда стреляли, я не видел.Вначале хлопок, потом то ли жужжит, то ли шелестит что-то, и почти сразу в саду за модулями ка-ак шарахнет! Дым, пламя, ветки летят. Никогда раньше так близко разрывов не видел.Трижды по саду бахнули впустую. Потом, минут через пять, еще раз. Ну тут уже постарались "духи" проклятые. В аккурат в угол женского модуля угодили. Всю комнату развернуло, хорошоеще, что не было там никого. Шифер, фанера, деревяшки летали, как листья на ветру. Пожар быстро потушили, а крику, визгу было – ужас. Комнату восстановили, но жить в ней никто больше не хочет, там теперь белье постельное хранится.

– Все это душманские хитрости. Они на легковую "Тойоту"- пикапчик ставят миномет или базуку, или легкую установку реактивную. Тентом закрывают и ездят. Как охрана зазевается, ониуже тут как тут. Моментально расчехляют, пальнут несколько раз и быстро сматываются, пока не накрыли.

* * *

Утром после завтрака Стоцкий тепло попрощался с гостеприимными топогеодезистами, с трудом победив искушение остаться по просьбе хозяев еще на денек. Игорь, конечно с радостьюбы остался, однако близость замены, а значит и возвращение с войны домой заставляли спешить.

Выйдя из КПП штабного городка, Стоцкий вновь оказался предоставлен сам себе. Иди куда хочешь, даром, что война кругом, никому, кроме редких патрулей, до тебя дела нет. Как тыбудешь добираться из пункта А в пункт Б никого не волнует, хоть пешком иди, хоть афганскую машину останавливай. Но это было настолько опасно, что так никто не делал. Оставалосьтолько голосовать своим попуткам. Останавливались не все. "Проголосовав" пару часов, Стоцкий все же добрался до аэродрома. Дальнейший маршрут Игорь спланировал еще по дороге вКабул. Лучше всего было добираться до Хайратона по воздуху. Военно-транспортные самолеты и вертушки летали часто, билетов на них покупать не надо, добираться быстро и удобно.Вот только попробуй попасть на нужный "борт", как назывались все летающие средства. От самолета до самолета можно было ходить не один день. Повезет – возьмут, а не повезет -голосуй дальше. Но Игорю такой расклад не грозил. Около полугода назад во время очередной командировки он случайно познакомился с земляком Петром Ткаченко. Прапорщик Ткачёнкобыл родом из одной с Игорем области и оказался очень компанейским мужиком. Служил он стрелком-радистом на 4-х моторном военно-транспортном самолете Ан-12 и пару раз помогалИгорю улететь в нужную ему сторону. Игорь тогда служил в Кундузе и добираться туда было нелегко.