— Громко и ясно.

Связным Гидеона на корабле вызвался стать Гарза, который — хотя и не был самым приятным человеком — являлся одним из самых компетентных. И за это Гидеон был благодарен.

— Мы собираемся погрузить тебя на глубину двадцать футов и провести стандартный список морских контрольных проверок. Ты готов?

— Да. Пока все идет нормально.

Пока глубоководный аппарат висел в воде, все еще удерживаемый кабелями, Гарза пробежал контрольный список. Гидеону было сказано щелкнуть то тем, то этим переключателем, считать показания верхнего циферблата, включить тумблер насоса и через мгновение выключить его, прежде чем Гарза убедился, что все системы работают исправно. Наконец, после еще нескольких манипуляций куратор ему скомандовал:

— «Ринго», будь готов к погружению через одну минуту.

Порядок действий при погружении, который Гидеон уяснил из инструктажа на палубе, состоял из следующих шагов: сперва глубоководный аппарат опускали в воду, после чего он сам постепенно достигал дна, увлекаемый весом своего железного балласта. Внизу балласт надлежало сбросить, что обеспечивало нейтральную плавучесть ГОА. Поскольку акустическая и электромагнитная связь между аппаратом и судном на глубине двух миль была невозможна, во время первого погружения «Ринго» должен был оставаться на связи с Центром управления миссией посредством проводного кабеля, который разматывался по мере погружения аппарата. Если кабель вдруг порвется — по-видимому, это было обычным явлением — автопилот автоматически захватит и вернет «Ринго» на поверхность. Помимо связи кабель также был способен передавать в Центр управления миссией все действия ГОА, видео и данные сонара, так что, если что-то пойдет не так, диспетчеры узнают об этом в режиме реального времени.

— Отсоединение через десять секунд.

Гидеон слушал, как в наушниках голос Гарзы ведет обратный отсчет. Затем он услышал приглушенный щелчок и почувствовал, что начинает тонуть. В обзорных иллюминаторах он видел, как небольшие частицы взвеси стали дрейфовать вверх с неуклонно растущей скоростью. Окружающее море стало темнеть: светло-голубой цвет сменился на синий, а затем и на насыщенный индиго.

— Все системы в норме, — произносил нейтральный, обнадеживающий голос Гарзы каждые две минуты.

Теперь обзорные иллюминаторы представляли собой черные дыры без единого проблеска света. Время от времени что-то — чаще всего это были небольшие плотные скопления твердых частиц — вспыхивало в прожекторах аппарата, двигаясь вверх, в то время как транспортное средство продолжало целенаправленно тонуть.

— Сделай глубокий вдох, Гидеон. Твои жизненные показатели зашкаливают.

Узник батискафа вдруг осознал, что дышит быстро и неглубоко, и что сердце готово выпрыгнуть из груди. Разумеется, они контролировали его жизненные показатели, и он знал, что эта зарождающаяся паника выглядит не очень хорошо. Гидеон постарался взять себя в руки и использовал несколько известных ему приемов, чтобы отрегулировать дыхание и успокоиться, попутно убеждая себя, что эта вылазка гораздо менее опасна, чем пересечение Седьмой авеню в час пик.

— Вот так, сейчас намного лучше, — сказал Гарза.

Гидеон сверился с часами: Господи, прошло всего семь минут. Впереди еще тридцать три. На одном из экранов непрерывной лентой показалось сонарное изображение морского дна, и он сосредоточился на нем, чтобы отвлечься. Изображение постепенно становилось яснее и обрастало деталями. На нем стали проступать два более ярких пятна, представляющие собой две части «Ролваага», лежащие на морском дне. К западу от затонувшего корабля он увидел странное, постоянно колеблющееся, пиксельное облако сонарного отражения, которое скрывало место, где приземлился метеорит.

Двадцать минут. Гидеон огляделся и проверил системы управления, а затем бросил взгляд на глубиномер, постоянно отсчитывающий глубину его погружения. Две тысячи метров, две тысячи десять, две тысячи двадцать…

Сонарный вид обломков постепенно обретал четкость. А вот облако на западе становилось, если вообще такое возможно, все более и более размытым.

Тридцать минут. Он был почти на месте.

— Далее медленный спуск: пятьдесят метров в минуту, — информировал Гарза.

Гидеон почувствовал перемену. Или, возможно, это было только его воображение? Теперь на экране сонара он мог видеть «Ролвааг» вплоть до мельчайших деталей. Танкер лежал на морском дне, разорванный пополам, с разбросанными вокруг него обломками, занимавшими целое поле. Обе части корабля — каждая из которых невероятно огромная — лежали на боку под углом примерно сто двадцать градусов к друг другу. Кроме этого, во всех направлениях вплоть до границ зоны охвата радара простиралось морское дно — за исключением площади около ста метров в диаметре в том месте, где по расчетам приземлился метеорит. Это слепое пятно представляло собой размытое смещающееся облако пикселей — этакое неопределенное отражение сонара.

Область крушения увеличивалась до тех пор, пока не заполнила собой весь экран и все еще продолжала расти. Гидеон видел, что батискаф нацелился на точку на морском дне, примерно, в пятидесяти метрах от кормы корабля.

— Замедление спуска до двадцати метров в минуту, — сообщил Гарза. — Гидеон, дальность прожекторов «Ринго» до ста метров. В любой момент ты можешь увидеть «Ролвааг» вживую в иллюминатор.

— Понял тебя, — Гидеон не сводил глаз с обзорного окна.

— Автопилот сам опустит тебя на морское дно, — продолжил Гарза. — Там аппарат автоматически продует балластные цистерны, чтобы достичь нейтральной плавучести, а затем автопилот поднимет тебя метров на десять. Надеюсь, что все эти манипуляции не всколыхнут слишком большое количество ила, но если это все же произойдет, ты поймаешь течение у корабля и будешь стоять на месте, пока ил не осядет.

— Понятно.

Если говорить серьезно, то до сих пор Гидеон палец о палец не ударил. Вся его деятельность сводилась к простому наблюдению: он смотрел либо на мониторы, либо в иллюминатор. Вот и сейчас, уставившись в обзорное окно, он наконец-то смог увидеть детали приближающегося дна, неясного и блеклого в свете огней аппарата. Это была гладкая илистая поверхность с несколькими рассеянными тут и там рельефными впадинами и обломками нераспознаваемого мусора. Само место крушения по-прежнему оставалось вне поля зрения.

Аппарат настолько медленно опустился, что у Гидеона создалось впечатление, как будто дно само приподнялось к нему на встречу. Потревоженная грязь заслонила окно нижнего обзора, и он стал смотреть в боковые иллюминаторы. С первого же взгляда брошенного вправо, он понял, что видит тусклые очертания кормы «Ролваага», с двумя гигантскими, искореженными винтами, прикрепленными к тому, что когда-то, видимо, было грузовым отсеком. Смятый корпус, словно консервным ножом разорванный по заклепочным швам, уходил в черноту. От созерцания этого впечатляющего зрелища Гидеона отвлек голос Гарзы, пришедший по телекоммуникационному кабелю:

— Готов к продувке цистерн?

— Да, готов.

Далее новоявленный Немо почувствовал серию толчков и увидел взлетевшее облако ила, закрывшее ему весь обзор. Аппарат немного поднялся и снова стал неподвижным. Обзорные окна оставались полностью закрытыми взвесью ила, которая экранировала свет прожекторов назад в батискаф, создавая внутри сферы яркое освещение.

— Мы ждем, пока облако ила унесет течением, — вещал Гарза.

В течение двух минут видимость снова вернулась в норму. Батискаф висел, как и обещал Гарза, примерно в тридцати футах над дном. Теперь Гидеон намного лучше видел «Ролвааг», хотя его контуры все еще оставались нечеткими, пребывая на границе проникновения света прожектора. Как это ни странно, поблизости не наблюдалось никаких признаков глубоководной жизни — ни рыб, ни других морских существ, ни донных падальщиков — ничто на дне океана не охраняло разбросанные куски и обломки судна.

— «Ринго», аппарат твой. Начинай разведку.