Кроме того, благодаря помощи подручного, лучник не рисковал потерять во время боя поводья, которые могли соскользнуть с головы лошади при скачке — ведь повод был тогда слишком короток, чтобы, подняв лук, удерживать его в руках. Лишь позже, начиная со второй половины 8 в. до н. э. ассирийцы стали применять кисть-наузду — прообраз мартингала — посредством которой достигалось фиксирование повода, путём пропускания его через ремень кисти (228, с. 84).

Помимо луков и стрел, лучники были вооружены мечами, либо иным холодным оружием; часто снабжались шлемами и нагрудными доспехами. Ни наручей, ни поножей они не носили, поскольку вступать в рукопашную в их задачу не входило. Доспехи же нужны были для защиты от стрел. Лошади снабжались грудными доспехами — войлочными или кожаными, обшитыми металлическими бляхами. Ни копий, ни щитов лучники не имели.

Гипоаконтисты на барельефах всегда изображены как подручные стрелков, но, вероятно, они выполняли и самостоятельные боевые задачи. Снаряжение их лошадей было таки же, как снаряжение лошадей стрелков[25], но что касается вооружения, тут вопрос сложнее. На барельефах метатели дротиков всегда на втором плане, позади лучников, поэтому элементы их вооружения трудно различимы. Не вызывает сомнения наличие одного или нескольких дротиков и шлема, возможно, меча или другого холодного оружия, наличие же щитов трудноопределимо. Логично будет предположить, что и у ассирийцев щит использовался в зависимости от уровня мастерства воина и был допустим, так как, метая дротики одной рукой, второй он мог держать щит и управлять лошадью. Думается, что в силу манеры боя гипоаконтистов (в отличие от лучников, им приходилось приближаться к противнику на гораздо более короткие расстояния, а соответственно, и подвергаться большей опасности), такая существенная деталь, как щит была для них вполне уместна, тем более, что доспехов они, видимо, не использовали, чтобы свободнее выполнять движения корпусом.

К 8 в. до н. э. посадка ассирийских всадников изменилась. Она стала близка к современной. С этого времени ассирийцы начинают создавать собственную тяжёлую кавалерию, умеющую вести бой в плотных построениях. Скорее всего, тому способствовала волна кочевников-киммирийцев, пришедших в Ближнюю Азию.

Как правило, воин тяжёлой конницы ассирийцев изображается вооружённый копьём длиной от 2,5 до 3 метров, а некоторые из них имеют колчаны и луки, которые забрасывают за спину, когда ведут бой копьём (352, с. 162—163, 169; 228, с. 90). Щитов оба вида всадников не имеют. Лошадей покрывают попонами, чтобы предохранить от конского пота чувствительную кожу человека.

Охарактеризовать ассирийское конное построение можно следующим образом:

В первую шеренгу ставились наиболее защищенные воины и лошади. На ноги воины часто надевали толстые сапоги с высокой шнуровкой. Вооружались они луком и стрелами, коротким холодным оружием и копьями. Конями управляли при помощи плетей. За ними следовали всадники, вооружённые попроще, часто без нагрудной защиты и без луков. Их основным оружием были копья и мечи.

Количество шеренг в ассирийском строю неизвестно. Можно допустить, что оно было таким же, как в античные времена. Тактика использовалась, подобная скифской.

Любопытно, что ассирийские изображения, очень подробные и точные, не дают никаких свидетельств о применении кожаных петель на длинных копьях латников, одна из которых должна была находиться рядом с пяткой оружия, чтобы вдевать в неё стопу, а другая — на уровне плеча, чтобы забрасывать копьё за спину для удобства выпускания стрел из лука. В противном случае непонятно, как пользовались копьём и куда его убирали, когда надо было вести стрелковый бой. Остановившись, копьё, разумеется можно было воткнуть рядом с собой в землю, но во время движения держать его в руках, при этом манипулируя луком и стрелами, было бы весьма затруднительно.

Что касается конниц таких государств, как Урарту, Элам и Вавилон, можно сказать, что организовывались и вооружались они идентичным способом, отличаясь только деталями снаряжения и декором отделки.

Если положиться на созданное Ксенофонтом произведение «Киропедия» и принять на веру всё, о чём в нем рассказывается, то следует считать, что кавалерия у персов появилась лишь с началом завоевательной эпопеи Кира Великого, что до неё персы понятия не имели о езде верхом и что их армия состояла сплошь из пехоты, причём организованной по эллинскому образцу. Между тем, первые прямые упоминания о тяжёлой персидской пехоте и её плотных построениях мы находим только в работе Аммиана Марцеллина (4 в. н. э.).

Если согласиться с «Киропедией» Ксенофонта, то получится, что основой для создания персами собственной конницы послужили следующие факты, изложенные автором как бы от имени Кира:

«В лагере врагов мы захватили множество коней, уздечек, которыми они взнуздываются и много другого снаряжения для кавалерии. Есть у нас и оружие, в котором нуждаются всадники: панцири для защиты тела, копья, которые мы можем метать или использовать для ближнего боя».

«Разве не приятнее отправляться в дорогу верхом на коне, чем идти пешком? И разве не приятно быстро прибыть к другу, когда необходимо срочно его увидеть? Или, во время преследования быстро настигнуть человека или зверя? И разве это не удобно, что конь не только несёт человека, но и его оружие, в то время, как пеший воин вынужден сам тащить его на себе? Ведь это не одно и то же — держать оружие и нести его. А если кто-нибудь боится, что нам придётся вступить в бой верхом на коне прежде, чем мы в совершенстве овладеем искусством верховой езды, и что, перестав быть пехотинцами, мы не окажемся тогда и всадниками хорошими, то и из этого положения можно найти выход: стоит нам только захотеть, и мы сразу же спешимся и так станем продолжать бой: ведь обучаясь искусству сражаться в конном строю, мы не забудем службы в пехоте» (57, с. 93).

Бесспорно, подобные рассуждения слишком поверхностны и наивны для характеристики такого сложного исторического процесса, как создание конницы.

Мидийцев и персов относят к индоиранским народам, основным занятием которых было скотоводство и, в частности, коневодство. Считается, что они заселили Иранское плато в IX—VIII в. в. до н. э., смешавшись с местными племенами (199, с. 140). Вначале персы занимали подчинённое положение в образовавшемся в VII в. до н. э. под предводительством царя Киаскара, Мидийском государстве, но в 558 г. до н. э. Кир II объединил персов, а в 550 — разбил царя мидов Астиага и завоевал всю территорию, принадлежавшую ранее Мидии. Ситуация изменилась, теперь уже миды (или меды) стали зависимы от персов (199, с. 142; 175 т. 3, с. 286-287).

Так что версия об образовании конницы у персов, выдвинутая Ксенофонтом, по-видимому, вымышлена самим автором.

Геродот говорил, что персы ценили в человеке три качества, и старались привить их своим детям: искусство ездить верхом, умение стрелять из лука и честность (146, с. 352). Верховая езда в этом перечне стоит на первом месте. То же самое рассказывает Страбон о молодых персидских воинах — кардаках, которых Ксенофонт на греческий манер называет эфебами:

«С пятилетнего возраста до 24 лет дети упражняются в стрельбе из лука, в метании дротика, верховой езде и борьбе» (128, с. 681).

Ксенофонт сам же себе противоречит, описывая систему воспитания персидской молодёжи. Военное обучение «эфебы» проходили исключительно верхом:

«Выезжающие в поле вместе с царём должны иметь при себе лук и около колчана меч в ножнах или секиру, кроме того ещё плетёный щит и два копья, из которых одно — метательное, а второе, если надо, употребляется для рукопашного боя» (57, с. 8).