В роли субагента влияния открыто сотрудничал с одним из крупнейших германских политических агентов[226] того времени — Александром (Израилем) Лазаревичем Гельфанд-Парвусом, а также личными агентами последнего — Георгом Скларцем и Карлом Моором. Последние двое одновременно являлись агентами германской военной разведки.

Агентурный псевдоним К. Моора — «Байер». Ленин прекрасно знал эти подробности биографии Радека. И когда возникала «революционная необходимость», как правило, брал его под защиту. Ведь и у самого-то «рыльце» было «в пуху»…

Вот такой персонаж по обвинению в организации «спартаковского восстания» в Германии и причастности к убийству лидеров германской социал-демократии — Карла Либкнехта и Розы Люксембург — 12 февраля 1919 г. якобы угодил в берлинскую тюрьму Моабит. Как утверждают едва ли не до сих пор, до лета 1919 г. он содержался в условиях жесткой изоляции. И вот в этих условиях Радек якобы и проявил чудеса политической ловкости», превратив тюремную камеру в Политический салон», в котором принимал представителей политической, экономической и военной элиты озверевшей от фатального поражения в Первой мировой войне Германии, с которыми обсуждал идею будущего военно-политического и военно-геополитического сотрудничества.

И рад бы поверить в этот «гениальный авантюризм у. Да вот только как быть с тем, что, будучи арестованным за прямое участие в прокоммунистических беспорядках, он, прибывший из ненавистной к тому времени всей Европе, в том числе и Германии, Советской России, еврей по национальности, коммунист, а тогда два этих параметра во всей Европе воспринимались только через знак равенства — еврей-коммунист, и наоборот, коммунист-еврей, но в любом случае первоочередной кандидат на расстрел, — остался жив?!

Ведь те беспорядки, в организации которых он принимал деятельное участие, подавлялись с такой жестокостью, что один из организаторов этого подавления получил от левых печальное прозвище «кровавая собака Носке»! Не говоря уже о том, что демонстрации спартаковцев, а именно они-то и устроили «революционную бузу», тогда разгонялись не столько даже пулеметами, сколько именно шашками. Проще говоря, рубили людей, как капусту, — свидетельство очень авторитетного источника: самого Ф. Э. Дзержинского, лично наблюдавшего подобные сцены подавления германских бунтарей.

Как быть со всем этим, если евреев тогда убивали в первую очередь, если всех, еще только заподозренных в прокоммунистических или проспартаковских симпатиях, убивали тоже в первую очередь, причем сначала убивали, а уж потом, если оставалось время и, самое главное, желание, интересовались, кого же все-таки шлепнули?! Как быть со всем этим?! Ведь он остался жив, хотя взяли его, что называется, с поличным, да еще и по подозрению в таком тяжком преступлении, как убийство, хотя и крайне ненавистных той же «кровавой собаке Носке» лидеров германкой социал-демократии — Карла Либкнехта и Розы Люксембург, — но ведь граждан же Германии?! При таких обстоятельствах избежать жестокой расправы прямо на месте не сможет даже самый гениальный авантюрист — в этом трагическая особенность массовых беспорядков в период так называемых «революций». И вот в такой-то ситуации он не только остался жив и здоров, но еще и проявил «чудеса политической ловкости»! Превратив свою тюремную камеру строгой изоляции в «политический салон» для встреч с именитыми представителями германской элиты, обсуждал с ними глобальные идеи! Думается, что при всем уважении к талантам евреев не следует из тех же немцев делать круглых идиотов! И уж тем более верить брехне самого Радека, описывавшего свое пребывание в кутузке как «тюремно-курортное сидение» якобы на мягкой персидской тахте с поднесением на обед жареных лебедей?![227] Для того чтобы проявить «чудеса политической ловкости», то есть поднять такие серьезные вопросы или хотя бы просто выйти на связь с той же германской элитой, надо было, по меньшей мере, знать, кому и как подать весточку. Не говоря уже о том, что при таком раскладе еще очень большой вопрос — откликнулась бы она, элита-то, выслушала бы его. О мягкой персидской тахте и жареных лебедях на обед уж и не говорю. Давно сгнившая репутация и пухлое досье в германской полиции при таком раскладе явно не располагали к салонно-аристократическим беседам на глобальные темы. Радека слишком хорошо знали в Германии, в том числе и как ближайшего подручного Ленина. Он участвовал во многих промежуточных операциях, прежде чем запломбированный вагон с «кандидатом в гении мирового пролетариата» двинулся через Германию. Соответственно для начала необходимо было каким-то образом вынудить германские власти хотя бы «закрыть глаза» на все его «художества» по части «революционного» бандитизма в Германии. Проще говоря, с какой стороны ни возьми, ситуация была явно не в его пользу. Что бы он ни попытался сказать, реакция была бы однозначной — пытается увильнуть от ответственности, спасает свою шкуру. Откровенно говоря, не самое лучшее начало для серьезного разговора, тем более на глобальную тему. Впрочем, и сама тюрьма строгой изоляции тем более не самое идеальное место как для генерирования глобальных идей (ведь не до идеи же было — шкуру спасать надо было!), так и для авторской инициации серьезного диалога с элитой государства, за подрыв устоев которого его и упекли в кутузку!

Но это, если следовать логике нормальных людей. Мы же имеем дело с тем случаем, который в рамки присущей нормальным людям логики не укладывается. Это тот самый случай, о котором почти за семь десятилетий до него Бенджамен Дизраэли, лорд Биконсфилд, говорил: «В союз с коммунистами вступают самые умелые дельцы и манипуляторы собственности; самые необычные и выдающиеся люди действуют рука об руку с подонками низших слоев Европы». Если исходить из этого, то тогда все встанет на свои места. Тогда даже и тюрьма — идеальное место, потому как со всеми своими строгостями за высокими стенами и решетками она надежно скрывала все то, что происходило в камере арестанта по кличке Крадек. Потому как что может быть лучше для надежного сокрытия от посторонних глаз и ушей самого факта начала особо секретных переговоров по особо важной геополитической проблеме, чем помещение одного из главных переговорщиков в кутузку по обвинению в подрывной деятельности и убийстве?! Идеальней и не придумаешь. Ведь главная-то цель «революционной командировки» «гениального» авантюриста с «умнейшей и хитрейшей головой в большой политике своего времени» в Германию заключалась совершенно в ином. Оказание содействия «спартаковскому восстанию» — это ширма.

Незадолго до его командировки в Германию там провалилось со своей подрывной «революционной» деятельностью советское посольство во главе с давним клиентом лучших психиатров А. А. Иоффе[228]. У него было все — и люди, и мешки с золотом, с бриллиантами, с валютой, в изобилии подрывная литература на немецком языке, явки и связи в левых кругах, даже оружие, которое раздавали прямо в посольстве. И тем не менее провалились так, что еле ноги унесли из Германии. И что же, Радек, выходит, в одиночку должен был сделать то, что не смогла сделать целая свора присланных из Москвы «дипломатов» -подпольщиков?! Нет, естественно. Суть его задания в том и заключалась, чтобы организовать убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург, а сделать это можно было, только войдя в непосредственное соприкосновение с беснующимися спартаковскими бузотерами. А вот затем Радек должен был «благополучно» сесть в тюрьму! Естественно, тут же возникает вопрос — а что, тевтоны сами не могли прикончить этих «революционеров»?! Сомневаться не приходится — могли. Тогда в чем же дело? А в том, что убийство этих «революционеров» было заранее четко обусловленным авансом, который должен был «уплатить» «гениальный вождь мирового пролетариата» — Ульянов-Ленин. «Уплатить» как обязательную прелюдию к намеченному очень серьезному разговору, ради которого Радек и должен был якобы сесть в тюрьму. За всем этим стоял очень хитроумный совместный план германской разведки, наиболее авторитетных и влиятельных представителей тайной дипломатии Германии, некоторых германских тайных обществ и верхушки большевиков. Чуть ниже мы вернемся к нему, а сейчас несколько слов о генерале Гансе фон Секте.