— Посильнее, чем у меня, — заметил Грэхем.

Профессор сложил вырезки в ящик, потушил свет и вернулся на свое место.

— Сила бывает разной. Илга Кирпс — витонский гибрид. Экстрасенсорное восприятие — чисто витонское качество.

— ЧТО?!! — Грэхем весь напрягся, пальцы его вцепились в ручки кресла.

— Это витонское качество, — невозмутимо повторил Бич. — Илга Кирпс — весьма удачный результат эксперимента, поставленного витонами. Ваш случай менее показателен, возможно, потому, что операция была проведена внутриутробно.

— Внутриутробно? Господи, уж не думаете ли вы? — Я давно вышел из того возраста, когда говорят не то, что думают, — заверил его Бич. — И когда я говорю «внутриутробно», то имею в виду именно это. Я хочу сказать, что не будь этих проклятых светил, мы сегодня не знали бы многочисленных осложнений, связанных с родами… Когда они бывают неудачными, дело вовсе не в несчастном случае, как обычно полагают! Грэхем, теперь я допускаю возможность явления, которое отвергал всю свою жизнь, считая его чистой воды абсурдом, — возможность непорочного зачатия. Я допускаю, что могли быть случаи, когда беспомощные, ни о чем не подозревающие жертвы подвергались искусственному оплодотворению… Витоны постоянно вмешиваются в нашу жизнь, ставя на нас, своих космических подопытных животных, тончайшие хирургические эксперименты!

— Но зачем, зачем?

— Чтобы выяснить, возможно ли привить человеку витонские качества. — Помолчав мгновение, Бич сухо добавил: — Зачем люди учат тюленей жонглировать мячами, попугаев — ругаться, обезьян — курить папиросы и ездить на велосипеде? Зачем они пытаются вывести говорящих собак и заставляют слонов выполнять дурацкие фокусы?

— Улавливаю параллель, — мрачно согласился Грэхем.

— У меня здесь еще тысячи вырезок, где говорится о людях, наделенных нечеловеческими способностями, страдающих от неестественных или сверхъестественных дефектов, рождающих жутких уродов, которых сразу же умерщвляли или прятали подальше от посторонних глаз. И о многих других, ставших жертвами непонятных экспериментов или необычной судьбы. Помните случай с Дэниелом Данглассом Хоумом, который на глазах у изумленной публики вылетел, как птица, из окна первого этажа? Это подлинный случай, когда человек обладал способностью левитации, а ведь именно так передвигаются витоны! Вам нужно прочитать книгу «Триумф чародея», там как раз говорится о Хоуме. Он обладал и другими таинственными силами. Только он вовсе не был чародеем. Он был витоночеловек!

— Силы небесные!

— Еще был Каспар Хаузер, человек из ниоткуда, — как ни в чем не бывало продолжал Бич. — Ничто не появляется из вакуума, так что Хаузер, как и все остальные, тоже где-то родился. Скорее всего, в лаборатории витонов. Быть может, такая же таинственная участь постигла и Бенджамена Бэтхерста, чрезвычайного посла Великобритании в Вене. 25 ноября 1809 года он скрылся за парой лошадей — и бесследно исчез.

— Я не совсем улавливаю связь, — возразил Грэхем. — Какого черта эти супертвари заставляют людей исчезать?

Даже сквозь темноту он уловил холодную, безжалостную усмешку Бича.

— А почему студенты-медики заставляют исчезать бездомных кошек? Из каких ничего не ведающих болот исчезают лягушки, которых потом препарируют? Кто тащит из морга труп бродяги, так что кишки волочатся по мостовой?

— Брр! — Грэхем поежился от омерзения.

— Исчезновение — самое обычное дело. Что, например, случилось с экипажем «Марии Целесты»? Или с экипажем «Розали»? Не были ли они подходящими лягушками; которых вытащили из ближнего болота? Что случилось с «Уаратой»? Не был ли человек, который в последний момент передумал плыть на «Уарате», наделен экстрасенсорным восприятием, или же он получил подсознательное предупреждение, поскольку оказался неподходящей лягушкой? Что делает одного человека подходящим, а другого — нет? Неужели первый живет под бременем постоянной опасности, а второй может всю жизнь наслаждаться покоем? Неужели в каждом из нас есть нечто особое, неуловимое, что означает: я обречен на смерть, а вы останетесь невредимы?

— Это покажет только время.

— Время! — презрительно фыркнул Бич. — Может быть, уже миллион лет мы таскаем на своем горбу дьявола и только сейчас, наконец, начинаем прозревать. Гомо сапиенс — человек, несущий бремя беды! — Он что-то пробормотал про себя, потом продолжил: — Только сегодня утром я изучал один случай, разгадать который не могут вот уже десять лет. Подробности опубликованы в лондонской «Ивнинг Стандарт» за 16 мая 1938 года и несколькими днями позже в британской «Дейли Телеграф». Судно Англо-Австралийской линии водоизмещением 5466 тонн исчезло в единый миг. Современный, надежный корабль, спокойное море. И вдруг — ни корабля, ни экипажа из тридцати восьми человек. Они испарились посреди Атлантики, в пятидесяти милях от других судов, незадолго до этого отправив радиограмму, подтверждавшую, что все у них в полном порядке… Спрашивается, куда они все подевались? И где большинство из тех тысяч, которых годами ищет Бюро розыска пропавших без вести?

— Кому вы говорите! — Грэхем безуспешно пытался разглядеть в темноте спасительный экран. Он где-то там, на своем посту, охраняет их, как безмолвный часовой, но он способен лишь подать молниеносный сигнал о вторжении противника. А уж обороняться им придется самим.

— Ответ мне не известен, — признался Бич. — Да и никому не известен. Единственное, что можно сказать; их захватили силы, о которых мы только начинаем понемногу узнавать, силы неведомые, но ни в коем случае не сверхъестественные. А зачем их взяли — можно разве что догадываться. Они исчезли, как исчезали многие с незапамятных времен и как будут исчезать впредь. Вернулись единицы: что с ними сделали — так никто и не уразумел. Это те, кого потом распяли, сожгли на костре, расстреляли серебряными пулями и закопали, присыпав чесноком, или же упрятали в психушку.

— Может быть, — скептически заметил Грэхем. — Все может быть.

— Всего месяц назад стратоплан Нью-Йорк — Рио скрылся за облаками над Порт-оф-Спейн, что на острове Тринидад, и пропал. Только что его видели тысячи глаз, секунда — и никакого следа. С тех пор о нем никто не слышал. Девять месяцев назад точно так же исчез новый лайнер Москва — Владивосток. О нем тоже никаких сведений. Длинная череда похожих случаев тянется с самого зарождения аэронавтики.

— Припоминаю некоторые из них.

— А что случилось с Амелией Эрхард и Фредом Нунаном, с лейтенантом Оскаром Омдалом, с Брайсом Голдсборо и миссис Ф. У. Грейсон, с капитаном Теренсом Талли и лейтенантом Джеймсом Медкафом, с Нангессером и Коли? Возможно, кто-то из них потерпел крушение, но остальные-то нет, нимало в этом не сомневаюсь. Их похитили, как уже давно похищают людей: поодиночке, группами, целыми партиями.

— Нужно предупредить мир, — торжественно произнес Грэхем. — Открыть людям глаза.

— Вы полагаете, кому-то удастся предупредить, открыть миру глаза и остаться в живых? — язвительно осведомился Бич. — Сколько таких потенциальных открывателей уже сомкнуло уста и легло в могилу? И сколько еще тысяч витоны столь же успешно сумеют утихомирить навеки? Сказать — значит подумать, подумать — значит выдать себя, а выдать себя — значит погибнуть. Даже здесь, в этом уединенном убежище, какой-нибудь бродячий невидимка может нас обнаружить, подслушать и заставить поплатиться за то, что мы слишком много знаем. Вот цена неумения скрывать свое знание. Витоны безжалостны, абсолютно беспощадны, об этом свидетельствует тот страшный факт, что они взорвали к черту весь Силвер Сити, как только узнали, что нам удалось их сфотографировать.

— И все равно мир нужно предупредить, — упрямо твердил Грэхем. — Может быть, неведение и есть благо, зато знание — оружие. Человечество должно узнать своих угнетателей, чтобы сбросить их иго!

— Прекрасно сказано, — насмешливо отозвался профессор. — Я восхищен вашей силой духа, только дух — это еще не все. Вы слишком мало знаете, чтобы понять: то, что вы предлагаете, невыполнимо.