— Я разумный человек, — сказал упрямо фермер, — но тут не вижу разумных доводов.

— Хорошо, — ответила Зилли, — я попробую объяснить вам суть дела, как если бы вы действительно были разумным существом. Предположим, что вы или ваши соседи стали бы пасти травоядных пнидов вон на тех склонах. Ваши заботы о стадах привели бы к быстрому росту поголовья скота, защищенного от всех хищников, обеспеченного кормами и укрытием зимой. Рано или поздно, может быть, во времена ваших детей или внуков, на склонах, где трава уничтожена длительным выпасом, начнется эрозия, и все больше почвы будет смываться во время каждого сезона дождей. В долине же, где вы пашете землю, возросший сток вызовет наводнения и вымывание ценных веществ из почвы. Но урон этим не ограничится. За наводнениями придут засухи, так как дождевая вода станет стекать, а не просачиваться в почву, как сейчас, благодаря плотному покрову дерна. Несколько засушливых лет усилят процесс эрозии, которая погубит первоклассные пахотные угодья, — установится порочный круг. Теперь вам понятно, почему нельзя разводить стада пнидов?

Морщинистое лицо Моргуса оставалось каменным.

— Вы толкуете, — сказал он, — о событиях, которые могут произойти в отдаленном времени, а могут и вообще не произойти. Я человек практичный, и мне непонятны ваши путаные тагатлийские теории.

— Именно, — ответила Зилли. — Если бы вы их понимали, вы бы сравнялись с тагатлийцами.

— Но зато я понимаю, что нам нужно много мяса, больше того, что можно получить от торговли с отсталыми лесными жителями или охотой, на которую придется отрывать время от обработки земли. Содержание нескольких животных для наших потребностей не принесет вреда. Я не собираюсь от них отказываться!

Зилли вся напряглась. Она смотрела на этого человека ледяным взглядом, маскировавшим неловкость, которую она ощущала уже не в первый раз во время своих контактов с людьми. Однако сейчас ей впервые пришлось столкнуться с открытым неповиновением. Зилли поняла, что кризис наступил, и ощутила радость, сознавая, что у нее в руках есть грозное оружие, подготовленное Психологическим отделом именно для такого исключительного случая.

— Моргус, — сказала она, — ты забываешься, и забываешь, чем твой род обязан моему роду. Ты претендуешь на разум, но твое поведение противоречит твоим словам.

Она выдержала долгую паузу, чтобы значение ее слов дошло до сознания Моргуса, но, произвело ли это впечатление на разозленного фермера, судить было трудно. Мельком, но не без известной доли тщеславия она подумала о той пропасти, которая разделяет в конечном итоге ее народ и людей. Последние, безусловно, обладают высоким интеллектом, о чем свидетельствует их быстрый подъем от культуры каменного века до плавки металлов, а также умение обращаться с сельскохозяйственной техникой, производимой тагатлийцами. Но они все еще смотрят на мир взглядом низших животных, жадно эксплуатируя природную среду и умножая свою численность, не заботясь о возможных последствиях. Тагатлийцы, напротив, интеллигентны в полном смысле слова. Они, и только они обладают пониманием общности, связывающей леса и поля, моря и пустыни, популяции растений и животных, — пониманием экологического единства Тегета. Именно это единство, с иерархией хищников и их жертв, сложной сетью тончайших связей между бесчисленными видами, и есть сущность Тегета — экологическая пирамида. На вершине находятся тагатлийцы — контролирующий разум всепланетной системы, — ибо они понимают, что сами являются неотъемлемой частью ее, не более и не менее важной, чем дождевые черви или связывающие азот бактерии.

Человеческое население Тегета тоже было частью этой пирамиды. Правда, люди сильно расширили свои экологические функции — они обладают удивительной способностью к адаптации. Сначала они полностью вытеснили вымирающего трина, лесного хищника, а теперь поставили на грань исчезновения зги, заменив его в роли земледельца, бесспорно проявляя исключительную изобретательность и высокую эффективность при выполнении этой функции. Однако все это лишь изменения внутри системы, не нарушающие ее целостности. На тот же случай, если ситуация, как в данный момент, будет угрожать нарушением связей, опасным для всей природной среды, и существуют тагатлийцы, готовые вмешаться и выправить положение.

Зилли неохотно обнажила свое тайное оружие:

— А где твои грамоты на владение землей, Моргус?

Обветренное лицо фермера покрылось смертельной бледностью. Только теперь, когда уже было поздно, он увидел нависшую над ним угрозу и осознал и свою непредусмотрительность, и свое бессилие перед бедой.

— Где грамоты?

Желваки на скулах Моргуса заиграли, на лбу напряглись жилы. Глаза под густыми бровями забегали, остановились на мгновение на скрещенных над камином копьях, а затем медленно и неохотно взгляд обратился на неподвижную фигуру тагатлийки. Неожиданно плечи фермера поникли, и он медленно, как-то сразу постарев, отвернулся. Юноша со страхом смотрел на отца.

Этот хитрый план был выработан Психологическим отделом Бюро Экологии. Когда люди стали выходить из лесов и вытеснять зги с пахотных земель, Бюро сделало прогноз, что смена местообитания будет сопровождаться глубокими психологическими изменениями. Механизм табу и суеверий, сдерживающий охотничьи племена в границах определенного поведения, не годился для их нового образа жизни при частых контактах с тагатлийцами. Психологи обнаружили спонтанное возникновение новой системы отношений, основанной на принципах частной собственности, и они воспользовались ими, поощряя развитие в нужном для себя направлении. Тагатлийцы создали законы, установив на их основе собственность на землю, закрепляя ее символическими грамотами, выдававшимися с учетом психометрических тестов, причем выдача и хранение этих документов полностью находились в руках психологов.

Фермер почуял, что поколебалась самая основа бытия.

— Одну минуточку, Координатор, — сказал он, заикаясь, — я… я поищу грамоты.

— В этом нет необходимости, — резко ответила Зилли. Сцена была ей неприятна. — Но тебе придется отказаться от домашних пнидов.

Моргус бросил на нее быстрый взгляд и тут же опустил глаза:

— Слушаюсь, Координатор.

— И еще, — Зилли уже направлялась к двери, — аэрофотосъемка установила, что кое-кто из членов твоего клана засевает земли, предназначенные под залежь. Это надо прекратить.

— Слушаюсь, Координатор, — пробормотал Моргус. Он не поднял глаз даже тогда, когда шорох колес за окном стих.

Сын Моргуса спросил почти шепотом:

— Они что же, принимают нас за зги?

— Какое это имеет значение! — Моргус с трудом поднял голову. — Позвони в колокол и созови братьев. Надо готовиться к забою скотины.

Юноша шагнул к выходу, чтобы выполнить распоряжение отца, и остановился в нерешительности.

— Отец, мне бы хотелось посмотреть на те грамоты, о которых говорила тагатлийка.

— Зачем?

— Возможно, там написано совсем не то, что они говорят.

— Предположим, что ты прав, но ведь сила-то все равно у них. Да и ни один человек их прочесть не может, так как они написаны по-тагатлийски!

Юноша закусил губу, но настаивал:

— Может, когда-нибудь я с этим справлюсь. Думаю, что в основе их письменности лежат значки, соответствующие отдельным звукам.

— Что ж, попытайся, — безразлично ответил отец.

Юноша ударил в колокол, висевший снаружи. В ожидании прихода остальных членов семьи он стоял на крыльце, глядя на восток. А за спиной, за домом, за лесистыми холмами, где бродят одетые в шкуры охотники, уже садилось солнце. Восточный край неба затягивала мгла. На темном фоне, милях в двадцати отсюда, громоздились, позлащенные лучами заходящего солнца, белые башни города тагатлийцев.

Зилли вышла из кабины автоматического лифта и медленно двинулась по тихому коридору. Ее старые суставы потрескивали, дыхание прерывалось — последние пятьдесят лет ей постоянно не хватало воздуха.