Восточные мотивы

– Это кто? – полюбопытствовал американский крошка-внук, отвлекая старших от главного сюжета российского ТВ.

– Это Дмитрий Медведев. Скоро он будет президентом.

– А как он знает, что будет президент? – спросил малыш.

Вопросы есть? Новое поколение выбирает «Пепси» и демократические ценности.

Заявил о том, что будет президентом, и Левон Тер-Петросян. Как он об этом знает, я не знаю. Но с большой долей уверенности могу предположить, что президентом он уже не станет. Почему не станет?

Есть два момента, подводящие к сравнению Левона Тер-Петросяна с Мао Цзэдуном. После того как светоч китайской революции угас и страна резво понеслась вперед, интерес и уважение к вождю не стали памятью давно минувших дней. Товарищ Мао, слушавший нас вместе с товарищем Сталиным, в отличие от отца советских народов политическим изгоем не стал. Заслуги и ошибки китайского лидера его соотечественники оценивают в соотношении семьдесят на тридцать. У Тер-Петросяна и его товарищей все ровно наоборот, если не хуже. Значит, семьдесят процентов, а то и больше, отойдут от Левона Акоповича к другим.

Второй момент. Если «великий кормчий» решил оказаться в коммунизме при помощи одного Великого скачка, то и Левон Тер-Петросян намеревался с той же прытью перескочить из недоношенного социализма в процветающий капитализм. И у того, и у другого случился конфуз, ноу другого конфуз был и больше, и очевидней. Потому как в маленькой Армении, в отличие от большого Китая, всё как на ладони.

Большой прыжок в пропасть был совершен у нас в то время, когда жить по-старому уже не могли, а по-новому еще не умели. Впрочем, так выглядел не только армянский полит-экономический пейзаж, то же – по всему бывшему Советскому Союзу. Тут со своей перестройкой Михаил Горбачев и подоспел.

«Старые бедствия устранялись, но новые блага чувствовались слабо. Общество было довольно покоем, но порядок ветшал и портился, неподновляемый и недовершаемый. Делам предоставляли идти, как они заведены были, мало думая о новых потребностях и условиях. Часы заводились, но не проверялись». Василий Ключевский, русский историк. XIX век. О России. Интересно, правда?

Возвращаемся в Армению, где к власти пришел Он. В нужное время занял лучшее место. Детально, во всех подробностях и со смаком осмыслил проклятое прошлое, представшее вскоре чуть ли не земным раем. Вследствие чего народ частично разбежался по миру. «Тиха украинская ночь» – прямо как про Армению времен нашего Недосверхчеловека.

Потом Его ушли. Теперь Он захотел вернуться. Со взбудораженной агрессивностью, как у медведя-шатуна после прерванной спячки, собирается вновь осмыслить прошлое, которое однажды уже было нашим настоящим. Думает, поймут, поверят, простят. На кого надеется? Найдется ли в достаточном количестве легковеров? Очень не хотелось бы выглядеть большим идиотом, чем ты есть на самом деле.

…В советские времена и после были и остаются люди, которым высшая власть категорически противопоказана. Это люди с низкой социальной чувствительностью. У кого порог сострадания начисто отсутствует, а синдром собственного величия заточен до блеска. Такие человеко-машины могут быть использованы в работе, связанной с чем угодно, но только не с людьми. Хороши они, к примеру, при составлении энциклопедических словарей, годятся для изготовления гербариев, уместны при снятии метеорологических показаний… Но чтобы ведать судьбами народов – это им решительно нельзя. Ради гуманизма вообще и во избежание личных трагедий в частности.

Отступление: из восточных тонкостей на заданную тему. Весной 1945 года японский вице-адмирал Ониси сформировал Особый ударный отряд Божественного ветра. В него вошли молодые люди, добровольно согласившиеся стать пилотами-смертниками. Камикадзе заметно помогли японской армии, но переломить ход войны не смогли. И тогда, осознав свою ответственность за гибель более чем тысячи молодых людей, вице-адмирал совершил харакири.

История жизни и смерти Ониси-сана пересказана не для того, чтобы воспринимать ее линейно. Вспарывать живот после провалов в личной жизни и общественно-политической деятельности совсем не обязательно, но и смущать народ победоносным «Банзай!», в то время как задумываться надо над другим, тоже не дело.

Что автор понимает под «другим»? А вот что. Время, когда в Японии распускается сакура и наливаются багрянцем клены, а в Армении цветет абрикос и курс доллар стремится вниз – лучшее для раздумий о себе и своей роли в истории. Сидишь под фруктовым деревом, и в голову приходят разные мысли. Вспомнишь, например, из записной книжки Ильфа вот это: «Иванов решает нанести визит королю. Узнав об этом, король отрекся от престола».

Тут вам на голову падает абрикос, после чего фраза звучит немного по-другому. «Узнав, что король собирается вернуться на престол, народ отрекся от короля».

Дерево продолжает цвести. Мы не уходим, сидим под ним. И думаем…

Дорогая моя Москва

Кто по свету немало хаживал, тот видел много городов и знает им цену. Но пусть вы и не завзятый путешественник, но ведь наверняка помните, что Асунсьон – это столица Парагвая. Правда, вы можете не знать, что это и самый дешевый город на свете. А вот Москва, которая вам ближе, – город самый дорогой, и это вам хорошо известно. В рейтинге на заданную тему Еревана нет, и пока не станет ясно, кому от этого повезло, любимый город может спать спокойно.

Стоимость жизни в том или ином городе устанавливается с учетом более чем двухсот показателей: это аренда жилья, проезд на общественном транспорте, необходимый набор продуктов питания и одежды, оплаты культурно-развлекательных мероприятий и т. д. Выясняется, например, что самые дорогие гамбургеры продаются в Копенгагене. Очень может быть. Между тем, тот же гамбургер, за ту же цену, но на Рублевке, навевал бы воспоминания о гуманитарной помощи. Все дело в том, что на Рублевке, которая как восклицательный знак в дорогостоящей Москве, такой ерундой, как гамбургеры, не торгуют.

Продвигаясь по Рублевскому шоссе от Барвихи к Жуковке, вы проедете «Bentley», припаркуетесь у «Armani», пройдете пешком через ювелирную площадь, где «Chopard», и «De Grisogono», и затем «Dolce & Gabbana». Далее, въехав в Жуковку, увидите билборд, предлагающий домработниц из Филиппин, а если повезет, то и «джентльменов удачи» и, как полагает коллега Алексей Зимин, уже этого достаточно, чтобы вызвать у читательниц «Vogue» эротический сон. Но это, конечно, не вся, а только видимая часть поля чудес, и неудобно даже думать, что оно для всех, что «сектор приз» выпадает всем подряд.

Вернемся, однако, из элитного пригорода в Москву, где число легковых автомашин уже сегодня подобралось к трем миллионам и прирастает по 500 штук за день. И вот здесь, по числу иномарок на квадратный метр площади сравнение Еревана с Москвой кажется уместным, но если так пойдет и дальше, то моторизованные полчища вскоре оккупируют все двадцать девять тысяч квадратных километров армянской земли, и куда в таком случае двигаться дальше? Мы, конечно, могли бы показать куда, да принцип территориальной неделимости не дает. Потому лучше думать о том, как поступить в сложившихся географических координатах.

Что следует из того, что Москва вышла в самые дорогие столицы мира? Богатство, как автору кажется, уже вызывает не столько классовую ненависть, зовущую к бунтам и революциям, а стимулирует работоспособность, ведущую к улучшению материального благосостояния. Иначе говоря, постепенно приходит понимание того, что зависть – контрпродуктивна, а перспективно – энергичное участие в строительстве личного благополучия.

Другой нюанс. Московский крупнокалиберный бизнес, сплотивший в столице ударников капиталистического труда из бывших советских республик, так или иначе – медленно ли, быстро ли, а неуклонно интернационализируется. Нерусские фамилии известных предпринимателей по частоте упоминаний уже сопоставимы с русскими, и это в лишний раз доказывает, что большой бизнес не знает национальностей, и если вас, к примеру, интересует, возможно ли армяно-азербайджанское сотрудничество, то не поленитесь заглянуть в какой-нибудь престижный московский лобби-бар.