— Сивитри — имя, данное меня при рождении, — она продолжала. — Я действительно дочь Тиридатеса, хотя он этого не знает. Прежде, чем тот декадентский старый алкоголик отдал предпочтение молодым мальчикам, он держал мою мать как привилегированную наложницу в Шадизаре, я росла там во дворце, но моя мать уделяла мне небольшое внимание, проводя свои дни в наркотическом дурмане и свои ночи в любой кровати, где лучше всего удовлетворяла свои потребности. Она была слаба и в уме и в теле. Я поклялась стать сильной, быть владельцем своего духа и своей плоти. Это стало после того, как я смогла всегда побеждать капитана дворцовой стражи в наших ложных поединках, когда Нефрит… — она остановилась и откашлялась, — когда он, ставший моим наставником, интересовался мной и дал мне цель намного лучше чем я, возможно имела, признай Тиридатес меня непосредственно дочерью.

— Нефрит? — Конан усмехнулся. — Он всего лишь миф. Я воровал всюду от дворцов Немедии в Белверусе до башен Вендии, в Айодхе, и все мужчины знают, что он всего лишь легенда.

— Миф — да, в соответствии с его планом, — ответила Сивитри. — Для чего известность вору? Это приносит нежелательное внимание и возможное крушение.

Конан нахмурился, но не стал возражать, поскольку знал, что это верно.

Лучший вор тот, кто дорожит своей репутацией, сберегая её, так же как и его ценности.

— Не говори о нем, — предостерегла Сивитри. — Те, кто упоминал его имя слишком часто, исчезают. Так или иначе, знай, что его империя более обширна чем у любого короля, многие, из которых двигаются как марионетки, завися от ее обширной сети последователей. Поскольку ее власть простирается от западных королевств Хайбории к Камбуйе юго-восточному углу мира.

— Я знаю о Камбуйе, — пробормотал Конан.

— Возьми Кхитай, Стигию и Черные Королевства, у нее есть гильдии в каждой земле, или, по крайней мере, в каждом городском поселении, имеющим название.

— Гильдии воров? — Конан протер свой подбородок.

— Воры, торговцы, мудрецы… и в Белверусе и Замбуле, гильдии убийц.

Приблизительно триста гильдий убийц во всех, нет, вероятно, значительно больше, что признают её, или платят ей в той или иной форме.

— Одной женщине? — Конан нахмурился.

Прозвучавшее в его словах сомнение зажгло вспышку гнева в глазах Сивитри.

— Будь он мужчиной, я предполагаю, что ты не сомневались бы относительно этого.

Каковы мужчины — чурбаны с развитыми мускулами, с мозгами, расположенными в их задницах? Как легко я использовала тебя, варвара. Несколько взглядов с глазами как у лани на твои мускулы, осторожный показ моего тела, чтобы ты глазел, и твои чувства такие острые на охоте или в сражении, затуманены.

— Будь ты мужчиной, я расколол бы твой череп! — он скрипнул сердито зубами.

Но она говорила достаточно справедливо… Он был глупцом, поддавшись на игру лживой распутной девки. Но какова была ее игра? Он рискнул только предположить, что правда лежит слишком глубоко для того, чтобы понять.

Смех Сивитри резко ворвался в его уши.

— И так лает собака на тигрицу прежде, чем она вырвет ей горло. Вложи в ножны свой меч и свой язык, киммериец, поскольку я клянусь Беллом, Затом, и Деркето, что я не буду пытаться убить тебя. И я знаю достаточно много о тебе и твоих приёмах, способных убедить, что ты свалили бы меня, если только я напала на тебя! Конан разъярился, но не возразил.

— Мы здесь напрасно тратим время. Только глупцы спорят в горящем доме и мы только что предали эту таверну огню. — Она указала на кровавые кучи у их ног. — Вероятно, целая армия будет преследовать нас до Турана, когда узнает об этом.

Нам следует убраться как можно дальше. Я обещаю объяснить тебе мою цель, но не здесь! Конан заворчал и стал обыскивал груду трупов, чтобы забрать их ценности. Он собрал затоптанное золото, которое он выиграл в состязании с Валегом и наполнил им просторный мешок. Он вырвал прекрасно сделанный коринфский длинный меч из жестких пальцев безголового сержанта, все время, следя за Сивитри.

— Я вижу, — она покачала головой. — Ты хочешь избавиться от меня? Ты убьёшь меня так, чтобы я не могла последовать за тобой? Судьба — хозяйка, которая выбирает своих собственных партнеров, Конан, и она сковала нас цепью вместе специально для данного случая.

— Я не буду вредить тебе, но мы разъедемся сегодня вечером. Я ничего не должен тебе! Он снял широкий пояс с талии офицера и осмотрел его критически.

— Я оставлю тебя связанной! Дверь скрипнула, и их головы повернулись к ней вовремя, чтобы заметить поспешный отъезд владельца гостиницы.

— Кости Крома! — Конан выразил раздражение клятвой. — Собака, должно быть, скрылся в подвале и выполз, в то время как ты отвлекала меня. Я не оставлю тебя мстительным солдатам, поскольку, хотя ты и навлекли это сражение на нас, ты собственноручно помогла этим вечером уладить проблему.

— Я пыталась помешать тебе убить того неотесанного генерала, — парировала Сивитри.

Конан заворчал в ответ и шагнул к двери.

— Когда владелец гостиницы приведёт подкрепление, я буду далеко. Если ты останешься в этой скотобойне, то я не буду виноват в твоей смерти. Следуй за мной, если ты должна…И если ты можешь.

Он резко вскочил и бросился в открытую дверь.

— Что?… — начал он прежде, чем слова удивления застыли в его горле. Он остановился настолько внезапно, что почти упал, столь неожиданным был вид, представший перед его расширившимися глазами.

«Виноград и Чертополох» располагался на гребне низкого холма, предоставляя южную часть поселения. Там горели огни, и дым вздымался в вечернее небо. В свете пламени он видел заполненные воинами ассири предместья. Они гнали, очевидно, обескураженную толпу воинов Рейдна, которые падали как зрелое зерно под мечами захватчиков. Сражение напоминало резню.

Конан понял сразу, что Вархия падет.

Толпа воинов, преследуемых конниками, разбегалась вдоль улицы к гостинице. Они указывали на Конана и вопили. Он слышал их голоса, но расстояние искажало смысл слов. Как раз когда они приблизились, шум сражения нарушил неестественную тишину улицы.

— Приближаются всадники Балвадека! — Конан кричал через плечо.

Он бросился к конюшне, надеясь, что он сможет уехать далеко прежде, чем ассири достигнут северной части. Конан выбил тяжелую деревянную дверь, почти швырнув себя через неё. Aрен, верный данным словам, бережно отнёсся к их лошадям. Пока Конан торопливо накидывал упряжь на лошадь, Сивитри появилась в разрушенном дверном проеме.

— Шесть ассири направляются к нам, — она задыхалась. — Они убили нескольких пеших перед ними.

— Слишком много для одного из нас, — сказал Конан недовольно. — Кажется, что мы еще не должны расстаться.

— Еще, — Сивитри согласилась.

Она накинула одеяло на свою лошадь, схватила упряжь, и торопливо прилаживала её на место.

Они миновали переулок с обнаженными мечами. Жар отдаленных огней осветил узкую улицу, по которой неслись налетчики ассири.

— Мы никогда, возможно, не расстанемся, киммериец, — спокойный тон Сивитри не соответствовал их опасному трудному положению. — Мы можем гореть вместе всегда, в любом Аду ждут нас.

Нервный смех сорвался с ее губ.

— Ты когда-то сказал, что скорее окажешься перед армией ассири, чем вынесешь мой язык. Боги исполнили твоё желание! Лицо Конана выразило тревогу, когда он сосчитал врагов. Не шесть ассири, а трижды превышающие это количество надвигалось на них. Переулок не давал выхода для прорыва через плотные ряды воинов. Усталость обрушилась на его плечи как мешок камней, и каждый мускул от головы до пальца ноги, болел. Но он был киммерийцем, с огнем в своих венах и сталью в руке. Он должен заплатить перевозчику смерти, по крайней мере, одним шемитом.

— Кром! — Конан промычал хрипло.

Даже для военного клича, казалось, не осталось сил.

— Кром и сталь! Он шлепнул по крестцу коня плашмя своим лезвием и помчался уставший, но вызывающей, в пасть смерти. Сивитри сделала глубокий вдох, высоко подняв волнистую саблю, и погнала свою лошадь за ним.