Год назад Раечка провалилась на вступительных экзаменах в медицинский институт. Отец ее со свойственной ему грубоватой прямолинейностью объяснил это так: «Редкая форма легкомыслия и безответственности, осложненная фантастической ленью. Иного от нее и не ждал». Раечка плакала навзрыд, уткнувшись в подушку. Мама тоже плакала, давала ей успокоительные капли, пила их сама и укоризненно смотрела на отца.

Раечка собиралась пропустить год и снова сдавать экзамены. Но отец решительно заявил: «Хватит. Пусть ума сначала наберется и жизнь узнает. Я не вечен».

И вот она очутилась в этом конструкторском бюро. Первое время у Раечки буквально голова распухала от ненавистных чертежей, от всех этих деталировок, ^лов, нормалей, проекций, разверток, аксонометрий. И только природная ее жизнерадостность да еще тайное покровительство матери позволяли ей сравнительно легко переносить все неприятности.

Знакомые мальчишки наперебой приглашали ее на танцы и вечеринки, ухаживали там за ней, и Раечка веселилась, забывая обо всем.

Когда-то в школе ей нравилось затевать походы, участвовать в горячих диспутах, играть в драмкружке. В школе она чувствовала себя равной со всеми и всем нужной. Ее энтузиазм и увлеченность зажигали других, и Раечка все время что-то придумывала и организовывала. Здесь же, в конструкторском бюро, все были старше и серьезнее ее, здесь она чувствовала себя маленькой и неопытной. Она не решалась просить поручений, и ей не решались их давать, ведь поручение — это ответственность, это серьезное дело. Ну, а разве можно что-то серьезное поручить этой легкомысленной девочке?

Так разделилась у Раечки жизнь на нудную, противную работу среди взрослых, неинтересных, снисходительных, очень скучных людей и на влекущую радость вечеринок, танцев, где все были свои, и мальчишки и девчонки, веселые, влюбленные, беспечные.

Однажды на танцах она познакомилась с высокой белокурой девушкой, очень красивой, очень уверенной и смелой, веселой и циничной, знавшей и испытавшей, как вскоре поняла Раечка, многое такое, чего ей еще неизвестно и что ей страстно хотелось узнать. Она с удивлением и радостью увидела, как заинтересовалась ею эта девушка. Так возникло знакомство. Раечкой при этом двигало любопытство, ее новой подруге было приятно это любопытство удовлетворять. Они теперь часто появлялись вместе. Внешне девушки были так несхожи, что это удачно оттеняло привлекательность каждой из них, и Раечка это инстинктивно чувствовала.

В тот день Галя, так звали ее новую подругу, позвонила ей на работу и весело сказала:

— Раек, освободи сегодня вечер. Надо вскружить голову одному мальчику. Только ты это можешь. В общем, повеселимся.

Раечка обрадованно прощебетала:

— Чудесно! Мы так давно не болтали с тобой.

Только что она получила новый «влет» от руководителя группы за не вовремя сданный чертеж и ощущала острую потребность повеселиться.

...Они встретились в центре, возле большого кинотеатра. Раечка с подругой и трое парней, из которых один сразу обратил на себя ее внимание — высокий, чуть сутулый, лицо тонкое, умное, со смелым разлетом бровей и темными, загадочными глазами. Парня звали Толей. Он решительно, даже развязно, хотя и не очень умело, взял ее под руку. Они ушли немного вперед, и Карцев, наклонившись, со снисходительной усмешкой спросил:

— Нельзя ли узнать, в какой области лежат ваши интересы?

— А ваши? — смутившись, спросила Раечка.

— В области внешних сношений.

— Вы дипломат? — робко спросила она.

— О нет.— Карцев снова усмехнулся.— Я, видите ли, свободный художник. Почти абстракционист. Вас это не пугает?

Раечке стало весело, и она кокетливо стрельнула глазками.

— Совсем не пугает. Даже наоборот.

— Привлекает?

— Ну, пожалуй, если вам так хочется.

— Да, самое главное чуть не забыл,— иронично произнес Карцев,— вы ведь, кажется, собираетесь кружить мне голову? Каким именно способом?

«Какой он оригинальный»,— подумала Раечка и лукаво спросила:

— Откуда вы это взяли?

— Абстракционисты основывают свое искусство на впечатлении, непонятном для окружающих. Разве я ошибся?

Девушка все больше ему нравилась, и Карцев изо всех сил стремился произвести впечатление.

— Возможно, что и ошиблись,—кокетливо улыбнулась Раечка.

— Очень жаль. Мне так давно не кружили голову.

Потом они сидели в ресторане. Кашвв бцл в ударе и непрерывно острил. Девушки хохотали, Розовый в восторге хлопал себя по коленям, а Пашка все больше мрачнел.

— Предлагаю выпить за теплое отношение к женщине!— кричал Карцев.

Он был уже изрядно пьян, но все же заметил, как Раечка покраснела и опустила глаза. «Я пошляк,— вдруг совершенно отчетливо пронеслось у него в мозгу.— Боже мой, какой я пошляк!» Он сбился на полуслове, а потом с неестественной поспешностью объявил:

— Всем танцевать! Джентльмены, приглашайте дам!

И протянул Раечке руку.

«В этой девушке что-то есть,— с внезапным волнением подумал он.— Под всем, что снаружи, что-то есть еще, лучшее,— потом вдруг мелькнула неожиданная мысль: — А ведь у меня тоже».

Они закружились, лавируя среди других пар. Карцев вел Раечку, улыбаясь ей и ловя ее ответную, неуверенную улыбку. Девушка казалась в этот миг удивительно хрупкой и доверчивой. Ему вдруг захотелось, чтобы она была счастлива. Наклонившись, он погрузил лицо в ее пушистые волосы и, понизив голос, спросил:

— Раечка, вы сейчас счастливы?

Она подняла глаза, засмеялась и шаловливо ответила:

— Сами догадайтесь.

И вдруг, словно что-то особое почувствовав в его вопросе, она прибавила уже совсем другим тоном:

— Если по правде, то только сейчас...

Когда вышли из ресторана, Галя отозвала Раечку в сторону и лукаво спросила:

— Втюрилась?

— Очень симпатичный,— ответила Раечка.

— А он в тебя?

— Не знаю...

— Учти, Раек,— вдруг с угрозой произнесла Галя,— если этот малый не будет вон того слушаться,— она кивнула на Розового,— у него могут быть большие неприятности, и даже хуже. Догадываешься? Так что воздействуй, если хочешь закрутить всерьез.

— Что ты говоришь?! — ошеломленно произнесла Раечка.— Что ты только говоришь!..

Галя сухо отрезала:

— Знаю, что говорю.

Карцев проводил Раечку до ее дома. Ему было удивительно легко и радостно, как не было уже давно. И причиной этого — маленькая девушка, которая шла сейчас рядом с ним. Он только не мог понять, почему она вдруг стала такой молчаливой, почему глядит на него так испуганно и тревожно.

В подъезде Толя попытался обнять ее, но Раечка смущенно отвела его руки.

— Вы меня боитесь, Раечка?

— Нет,— она покачала головой.— Я за вас боюсь. Очень...

Карцев улыбнулся.

— А я за вас.

Она вдруг припала к его груди и, еле сдерживая слезы, спросила:

— Толя, почему в жизни все так непонятно?

Он осторожно погладил ее по голове, хотел пошутить, но вдруг почувствовал, что шутка не получается.

— Ну, не так уж все непонятно,—пробормотал он.

— Вы просто ничего не знаете! — чуть не плача, воскликнула Раечка.—А мне страшно. Просто страшно, вот и все...

Они долго, обнявшись, стояли в подъезде, притихшие, встревоженные, но почему-то еще и счастливые в этот миг. Кто-то вошел в подъезд, кто-то спустился по лестнице— они никого не замечали.

...А в эго время Галя прощалась с Пашкой во дворе своего дома. Там сейчас было темно и пусто, в ветвях над головой свистел ветер, и желтые блики от фонаря скользили по снегу и по лицу Гали, и от этого она казалась Пашке еще прекрасней. Ветер раскачивал фонарь, причудливые тени метались вокруг Пашки, и голова его сладко кружилась от выпитого вина, от близости Гали, от ее поцелуев, и он чувствовал, что нет ему в этот миг ничего дороже этой девушки.

В который раз уже жарко поцеловав его, Галя сказала:

— Я, Пашенька, люблю смелых ребят, отчаянных. А ты такой, я вижу. Как ты тогда от инспектора...

— Никто пока трусом не назвал,— усмехнулся Пашка.— Езжу нормально.