Она поглядела в окно — на улице светит чистый месяц. А мимо окна идёт её снеговик; решето сдвинул на ухо, палкой подпирается и шагает скрип-скрип... хруп-хруп...

«Куда пошёл! — закричала Таня. — Зачем уходишь? Что ж, нам теперь другого лепить?»

А снеговик идёт да идёт. И даже не оглядывается. Так и ушёл куда-то по светлой снежной дороге...

Утром Таня, как только проснулась, так сразу и вспомнила, что случилось.

— Ты что это сегодня ночью кричала? — спросила у неё мать. — Сон, что ли, страшный приснился?

— Не сон, — насупясь, сказала Таня. — У нас снеговик со двора ушёл...

— Снеговик ушёл? — удивилась мать и засмеялась. — Ну и выдумала ты, дочка! Вон он стоит, твой снеговик. Куда он денется?

Таня подбежала к окну, а окно совсем заморожено, и ничего сквозь него не видно. Тогда она живо оделась и выскочила во двор. Снеговик стоял на том же самом месте, где и вчера!

Таня обрадовалась.

— А, вернулся! — сказала она. — Ну и хорошо. А ты всё-таки скажи: зачем ты ночью уходил?

Но снеговик задумчиво глядел куда-то своими угольками и ничего не отвечал Тане.

БАНЯ

Таня и Алёнка играли в жохи. Жохи им сделал дедушка. Он взял гладкую ольховую палочку, разрезал на ровные кусочки, а потом каждый кусочек расколол пополам.

Вот и получились жохи.

А играют в них так. Возьмут в горсть и бросят на стол. Одна палочка ляжет на плоскую сторону — это жох. Другая ляжет на горбатую — это ничка. И нужно щелчками выбивать: жохом в жох, а ничкой в ничку. И при этом ни одной другой не задеть и не пошевелить.

От усердия подружки взгромоздились на табуретки с ногами. А иногда, чтобы ловчее бить, совсем ложились на стол. Алёнка била потихоньку, жохи у неё ходили вяло и останавливались на полпути. А у Тани жохи даже со стола летели и вместо одного сразу пять жохов сбивали. И кон тянулся долго, потому что обе проигрывали.

Девочки и не заметили, как засинело в окнах. Мать пришла с работы.

— Со льном разделались, — сказала она, — весь обтрепали. А пыли-то сколько!

Она сняла полушалок и вытрясла его в сенях. Таня поглядела на неё:

— А у тебя и на волосах пыль! И на бровях тоже!

— Ступай-ка в баню, — сказала матери бабушка, — сегодня с утра баню топят. И Татьяну с собой возьми.

— Нет, не пойду я! — закричала Таня. — На мне пыли нету! И мне некогда — я в жохи играю!

— Да ведь сегодня суббота, всё равно надо в баню идти, — сказала мать.

— Я потом пойду, с бабушкой!

— А бабушка поздно пойдёт, после всех.

— И я после всех.

— Ну, иди с бабушкой, — сказала мать.

И ушла в баню.

Совсем синими стали окна, только морозные серебринки светились на стёклах. Подружки доиграли кон, оделись и убежали на улицу.

— Куда это, на ночь глядя! — закричала им вслед бабушка. — Смотрите, недолго!

Но Таня ничего не ответила, будто не слыхала.

Девочки побежали на пруд, покатались с маленькими ребятишками с ледяного бугра, поиграли в снежки. Потом сбегали к Алёнке домой посмотреть новый календарь с картинками, который недавно привезли из города.

И, когда уже совсем стемнело и затихло на улице, а в окошках засветились огоньки, Таня пошла домой.

Уж теперь-то ей бани опасаться нечего: бабушка, наверное, пождала-пождала да и ушла одна.

Но не успела Таня порог переступить, а бабушка ей навстречу:

— А! Как раз вовремя! Пойдём скорей, банька нас с тобой заждалась совсем.

— Куда идти? Уж ночь наступила, спать надо! И зачем только эти бани строят!

Но бабушка взяла её за руку и повела. И разговаривать не стала.

Колхозная баня была новая, большая. Она стояла среди сугробов, у самой речки. Узкая глубокая дорожка вела к ней, а недалеко от крыльца чернела прорубь, чтобы поближе в баню воду таскать.

В бане уже никого не было — Таня с бабушкой пришли позже всех.

Лавочки в бане были белые-белые, начисто промытые. От печки так и несло жаром, над большим котлом поднимался пар к потолку, а на потолке собирались крупные капли и падали вниз сквозь пар прямо на Таню. И Таня каждый раз кричала:

— Ой, бабушка! С потолка дождь идёт!

Таня мылась и плескалась в деревянной шайке и не боялась проливать воду на пол, потому что пол и так был залит водой.

— Бабушка, а можно я на полок влезу? — спросила Таня.

— Ну что ты! — сказала бабушка. — Там жарко, угоришь.

Но Таня всё-таки полезла. А на лесенке остановилась. На полке в жарких сумерках что-то чернело, притаившись в углу.

— Бабушка, — сказала Таня шёпотом, — а на полке у нас кто-то есть... Вроде барсук...

— Ну, какой там барсук! — сказала бабушка. — Все барсуки теперь в лесу, в норках спят!

— А может, он из норы-то выскочил — да сюда, погреться?

Таня поднялась на одну ступеньку. Потом на другую. И вдруг засмеялась.

— Бабушка, а это веник! — закричала она. — Это просто веник там у стенки притаился! А я думала — может, барсук...

Таня стащила с полка мокрый, распаренный веник. Бабушка покачала головой:

— Вот какой у тебя барсук-то лохматый! Дай-ка его сюда, я тебя попарю.

Бабушка вымыла Таню и сказала:

— Ну, одевайся, домой пойдём.

Но Тане уже не хотелось уходить:

— Подожди, бабушка, дай мне ещё помыться!

— Вот ведь ты какая у нас поперешная, — сказала бабушка, — в баню зовут — не идёшь, из бани зовут — тоже не идёшь!

Бабушка закутала Таню в большую шаль. Они шли по узкой тропочке, снег хрустел, и большие морозные звёзды мерцали сквозь кусты.

Когда Таня и бабушка вошли в избу, дед сказал:

— Ну, вот и наши из бани идут. С лёгким паром вас!

ТАНЯ ВЫБИРАЕТ ЁЛКУ

Один за другим проходили зимние дни — то вьюжные, то снежные, то морозные и румяные. И с каждым днём всё ближе да ближе подходил Новый год.

Как-то раз Таня пришла с улицы с громким плачем.

— Ты что? — спросила бабушка. — Руки отморозила?

— Я не отморозила руки! — прорыдала Таня.

— Ну, тогда что же? Мальчишки отколотили?

— Нет, не отколотили!

— А тогда что же стряслось?

— В школе ёлку будут делать... А нас не возьмут... Говорят — до школы далеко, маленькие замёрзнут... А мы и не замёрзнем даже ни капельки!..

— И правда, — сказала бабушка, — куда вы такую-то даль по морозу потащитесь!

— Да-а! «По морозу»! А там ёлка будет вся наряженная!

— Эва беда какая! А мы возьмём да свою нарядим!

— А где она у нас?

— Вот дед поедет за хворостом да и срубит.

— А чем наряжать?

— Найдём чем.

— И Алёнку позовём?

— Конечно, позовём.

Таня вытерла слёзы и сразу повеселела. После обеда дедушка стал запрягать лошадь.

Бабушка сказала ему:

— Дед, не забудь, сруби нам ёлочку. Да получше выбери.

— Какая встретится, ту и выберу, — сказал дедушка.

Но Таня закричала:

— Ой, дедушка, ты не такую выберешь! Надо пушистенькую. И чтобы прямая была. И чтобы густая. Дедушка, давай я сама с тобой поеду, а то ты не такую привезёшь!

— Поедем, — сказал дедушка. — А замёрзнешь — не реветь.

— Не буду реветь, — сказала Таня.

И тут же забралась в розвальни.

Лошадь бежала рысью по гладкой дороге.

В лесу было тихо, деревья стояли совсем неподвижно. Они словно увязли в снегу да и заснули.

Села какая-то птица на ветку и стряхнула сверху снежок прямо Тане на голову.

— Дедушка, а ведь холодно деревьям в лесу стоять, — сказала Таня.

— Конечно, холодно, — сказал дедушка, — и вьюжно и морозно.

— А как же они терпят?

— Так вот, терпят и молчат — переживают тяжёлое время. Как и человек всё равно.

— Человек-то не молчит, — подумав, сказала Таня, — человек-то возьмёт да заплачет.

— Ну, кто заплачет, тот человек не настоящий. Настоящий человек беду молча выносит.

Таня вспомнила, как она утром плакала, и примолкла.

В лесу, около самой дороги, лежала куча хворосту. Дедушка её ещё с осени приготовил.