– Я считаю, вы совершенно правы, – поддержала ее миссис Оливер.
– С этим я тоже согласен, – сказал Пуаро.
– Вот и договорились, – обрадовалась Морин. – О чем мы тогда спорим?
Как раз в этот момент на террасу вышел Робин и подхватил:
– Да, о чем мы тогда спорим?
– О приемных детях, – доложила Морин. – Мне не нравится быть приемным ребенком, а вам?
– Все же это лучше, чем быть сиротой, разве нет, дорогая? Пожалуй, нам пора идти, правда, Ариадна?
Гости собрались расходиться разом. Доктор Рендел куда-то умчался немного раньше других. Все вместе спустились с холма, весело и громогласно болтая, слегка взвинченные, как оно и бывает, когда вольешь в себя несколько коктейлей.
У ворот Лэбернемс Робин стал настойчиво приглашать всех зайти.
– Расскажем мадре, как прошла вечеринка. Ей, бедняжке, так обидно, что не смогла пойти с нами – опять нога замучила. Но все равно ей жутко хочется знать, что творится вокруг.
Веселая гурьба хлынула в дом, и миссис Апуорд и вправду очень обрадовалась.
– А кто еще там был? – спросила она. – Уэтерби?
– Нет, миссис Уэтерби нездоровится, а эта унылая девица Хендерсон без нее идти отказалась.
– Какая трогательная привязанность, – заметила Шила Рендел.
– Я бы скорее назвал это патологией, – вставил Робин.
– Это все ее мать, – подала голос Морин. – Некоторые матери своих чад прямо съесть готовы.
Она вдруг вспыхнула, наткнувшись на вопросительный взгляд миссис Апуорд.
– Я тебя не пожираю, Робин? – спросила она.
– Мадре! Конечно же, нет!
Чтобы скрыть смущение, Морин быстренько переменила тему – стала рассказывать, как они воспитывают своих ирландских волкодавов. Какое-то время говорили о собаках.
Потом миссис Апуорд решительно сказала:
– От наследственности никуда не денешься – человек ты или собака.
Шила Рендел пробормотала:
– А как же среда?
Миссис Апуорд была категорична:
– Среда, моя дорогая, здесь ни при чем. Она позволяет тебе сменить облицовку – но не более. То, что в человеке заложено, все равно остается при нем, и никуда от этого не деться.
Эркюль Пуаро с любопытством остановил взгляд на Шиле Рендел – лицо ее вдруг пошло красными пятнами. С излишней, как ему показалось, пылкостью она возразила:
– Но ведь это жестоко… и несправедливо.
Миссис Апуорд заметила:
– В жизни много несправедливого.
В разговор вступил Джонни Саммерхейз, неспешным, ленивым голосом он сказал:
– Я согласен с миссис Апуорд. Наследственность сказывается. Я всегда на этом стоял.
В голосе миссис Оливер прозвучал вопрос:
– Вы хотите сказать, что все передается? «И проявляется в грядущих поколениях…»
Морин Саммерхейз неожиданно отозвалась своим приятным высоким голосом:
– Но у этой цитаты есть продолжение: «И потому будь к людям милосерден».
Все снова немножко смутились – слишком серьезная нота зазвучала в разговоре.
Чтобы переменить тему, накинулись с вопросами на Пуаро.
– Расскажите нам про миссис Макгинти, месье Пуаро. Почему вы считаете, что этот омерзительный жилец ее не убил?
– Между прочим, он часто бормотал что-то невнятное, – припомнил Робин. – Бродит по переулкам и что-то себе бормочет. Я его часто встречал. И могу вам точно сказать – вид у него был жутко странный.
– Наверное, месье Пуаро, у вас есть какая-то причина полагать, что он ее не убивал. Скажите нам, что это за причина.
Пуаро улыбнулся окружающим. Покрутил усы.
– Если ее убил не он, кто же тогда?
– Да, кто же?
Миссис Апуорд сухо произнесла:
– Не ставьте человека в неловкое положение. Возможно, он подозревает кого-то из нас.
– Кого-то из нас? Ого!
Поднялся гомон, а глаза Пуаро встретились с глазами миссис Апуорд. В них было хитрое довольство и что-то еще… Вызов?
– Он подозревает кого-то из нас! – воскликнул Робин в полном восторге. – Так, начнем с Морин. – Он изобразил из себя напористого следователя. – Где вы были вечером… какое это было число?
– Двадцать второе ноября, – подсказал Пуаро.
– Где вы были вечером двадцать второго ноября?
– Убей бог, не помню, – откликнулась Морин.
– Кто это может помнить, столько времени прошло, – заметила миссис Рендел.
– А я помню, – похвастался Робин, – потому что в тот вечер я вещал на радио. В Коулпорте читал лекцию «О некоторых аспектах театрального искусства». Я хорошо это помню, потому что долго распространялся о поденщице из «Серебряной коробки» Голсуорси, а на следующий день стало известно, что убили миссис Макгинти, и я еще подумал: интересно, поденщица в пьесе была похожа на миссис Макгинти или нет?
– Точно, – внезапно заявила Шила Рендел. – Я тоже вспомнила: вы тогда сказали мне, что у Дженит выходной и ваша мама останется одна. И я пришла сюда посидеть с ней после ужина. Но, увы, так и не достучалась.
– Сейчас, дайте подумать, – сказала миссис Апуорд. – Ах да, конечно. У меня разболелась голова, и я легла спать, а окна спальни выходят в сад.
– А на следующий день, – продолжала вспоминать Шила, – когда я услышала, что миссис Макгинти убили, еще подумала: «Какой ужас! Ведь я в темноте могла наткнуться на убийцу», – поначалу-то мы все решили, что в ее дом вломился какой-нибудь бродяга.
– А я все равно не помню, чем я занималась, – заявила Морин. – Зато следующее утро помню отчетливо. Нам про нее рассказал булочник. «Угробили, – говорит, – нашу миссис Макгинти». А я уже голову ломала: куда это миссис Макгинти запропастилась?
Она поежилась.
– Даже вспомнить – и то жуть берет, – сказала она.
Миссис Апуорд не сводила глаз с Пуаро.
Очень умная женщина, подумал он, и безжалостная. И еще эгоистка, каких поискать. Такая, если что сделает, не будет терзаться сомнениями, совесть ее мучить не будет…
Раздался чей-то слабый голос – встревоженный, даже какой-то жалобный:
– А какие-нибудь факты у вас есть, месье Пуаро?
Это был голос Шилы Рендел.
Вытянутое мрачное лицо Джонни Саммерхейза вдруг ожило.
– Вот именно, факты! – воскликнул он. – Этим меня и привлекают детективные истории. Факты для детектива – они будто карта местности, а ты плутаешь среди них, как в лесу, и вдруг бац – дошло! Дайте нам хотя бы один факт, месье Пуаро!
Смеющиеся просительные лица повернулись к нему. Для них это не более чем игра (или не для всех?). Но убийство – это не игра, убийство – вещь опасная. И кто знает…
Резким движением Пуаро вытащил из кармана фотографии.
– Вам требуются факты? – спросил он. – Вот! – И театральным жестом он бросил их на стол.
Все сгрудились вокруг стола, наклонили головы, стараясь получше разглядеть снимки; послышались возгласы:
– Смотрите-ка!
– Какая жуткая безвкусица!
– Только посмотрите на эти розы! «Ах, эти розы, ах, эти розы!»
– Господи, ну и шляпа!
– Какая жуткая девчонка!
– Но кто они такие?
– Ну и мода была в те времена!
– Эта женщина явно была хороша собой.
– Но почему это факты?
– Кто они такие?
Медленным взглядом Пуаро обвел лица всех, кто стоял вокруг стола.
Он увидел на них лишь то, что ожидал увидеть.
– Вы никого здесь не узнаете?
– Узнаем?
– Может, кто-то из вас уже видел эти фотографии? Может… да, миссис Апуорд? Вам что-то показалось знакомым, не так ли?
Миссис Апуорд колебалась.
– Да… мне кажется…
– Которая из них?
Ее указательный палец поднялся и застыл на фотографии девочки в очках – Лили Гэмбол.
– Вы видели эту фотографию… когда же?
– Совсем недавно… Вот только где… Не могу вспомнить. Но я ее видела, за это могу поручиться.
Она сидела, нахмурившись, сведя брови к переносице.
Из состояния сосредоточенной отрешенности ее вывела Шила Рендел. Она подошла и сказала:
– До свидания, миссис Апуорд. Надеюсь, вы как-нибудь заглянете ко мне на чашечку чаю, если будете хорошо себя чувствовать.
– Спасибо, милая. Робину придется закатить меня на горку.