— Да… его нетрудно достать. У всех садовников он имеется в избытке.
Рейс сказал после непродолжительного молчания:
— Давайте подведем итог. Отсутствуют доказательства, подтверждающие самоубийство или какие бы то ни было приготовления к нему. Эта возможность, по-видимому, полностью исключается. Но в равной мере нет доказательств, указывающих на убийство, иначе полиция их непременно бы нащупала. У них, знаете, нюх на такие дела.
— Просто мысль об убийстве казалась совершенно не правдоподобной.
— Но не показалась таковой вам спустя шесть месяцев?
Джордж медленно произнес:
— Наверное, я чувствовал все время некоторую неудовлетворенность. И душу одолевали сомнения, поэтому, когда новая версия предстала передо мной, написанная черным по белому, я воспринял ее без колебаний.
— Да, — кивнул Рейс. — Ну что ж, попробуем разобраться. Кого вы подозреваете?
Джордж подался вперед — лицо свела судорога.
— Все это так чудовищно. Если Розмари была убита, значит, один из сидящих за столом людей, один из наших друзей, является ее убийцей. Никто больше не приближался к столу.
— А официанты? Кто разливал вино?
— Чарлз, главный официант «Люксембурга». Вы ведь знаете Чарлза.
Рейс не отрицал сказанного. Чарлза знали все. Мысль, будто бы Чарлз мог сознательно отравить клиента, казалась совершенно нелепой.
— А обслуживал нас Джузеппе. Мы хорошо знаем Джузеппе… Я знаю его много лет. Он всегда меня обслуживает. Очаровательный маленький весельчак.
— Итак, мы прибыли на банкет. Кто там присутствовал?
— Стефан Фаррадей, член парламента. Его жена леди Александра Фаррадей. Мой секретарь Руфь Лессинг. Один парень по имени Антони Браун. Ирис — сестра Розмари и я. Всего семь человек. С вами должно было быть восемь. Когда вы отказались, мы в последнюю минуту не смогли подыскать подходящего человека.
— Ясно. Ну что ж, Бартон, кто, как вы предполагаете мог это сделать?
— Не знаю! — закричал Джордж. — Я сказал вам, не знаю. Если бы я мог только предположить…
— Прекрасно… прекрасно… Мне подумалось, что у вас могли быть определенные подозрения. Впрочем, в подозрениях недостатка не будет. Как вы сидели — начиная с вас?
— Справа от меня — Сандра Фаррадей. С ней рядом — Антони Браун. Потом Розмари. Потом Стефан Фаррадей, Ирис и слева от меня Руфь Лессинг.
— Ясно. А ваша жена в тот вечер, до того, уже пила шампанское?
— Да. Бокалы наполнялись несколько раз. Все случилось во время кабаре. Стоял страшный шум — выступал один из негритянских ансамблей, и мы все были увлечены представлением. Она упала на стол, и вслед за этим загорелся свет. Может быть, она вскрикнула… или забилась в конвульсиях… но никто ничего не слышал. Врач сказал, что смерть наступила практически мгновенно. Бог милостив.
— Да, именно так. Ну что ж, Бартон, при поверхностном рассмотрении все совершенно очевидно.
— Вы имеете в виду…
— Разумеется, Стефана Фаррадея. Он сидел по правую руку от нее. Ее бокал с шампанским находился возле его левой руки. Легче всего положить яд, когда погасили огни, а внимание присутствующих было устремлено на сцену. Ни у кого другого не было такой благоприятной возможности. Я хорошо знаю, какие в «Люксембурге» столы. Они круглые и занимают значительную площадь — сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог бы дотянуться через стол, не будучи замеченным даже в темноте. То же самое можно сказать про парня слева от Розмари. Чтобы положить что-то в ее бокал, он должен был перегнуться через нее. Существует и другая возможность, но давайте сначала займемся первой. По какой причине Стефану Фаррадею, члену парламента, хотелось разделаться с вашей женой?
Сдавленным голосом Джордж сказал:
— Они… они были довольно близкими друзьями. Если… если Розмари, например, отвергла его, у него могло появиться желание ей отомстить.
— Весьма театрально. Это единственный мотив, который вы можете предположить?
Рейс внимательно на него посмотрел.
— Давайте разберем возможность номер два: одна из женщин.
— Почему женщин?
— Дорогой Джордж, не упустили ли вы, что в компании было семь человек. Четыре женщины и трое мужчин, и, вероятно, раз или два в течение вечера, когда танцевали три пары, одна женщина сидела у стола в одиночестве? Вы все время танцевали?
— Да.
— Хорошо. Не припомните ли, кому до кабаре приходилось одной оставаться у стола?
Джордж на минуту задумался.
— Кажется, помню, последней оставалась Ирис, а до нее Руфь.
— Вы помните, когда ваша жена выпила последний бокал шампанского?
— Дайте сообразить… она танцевала с Брауном. Помню, она вернулась к столу и сказала, что немного утомилась — он отменный танцор. Тогда же она выпила вина. Минуту спустя заиграли вальс — она танцевала со мной. Вальс — единственный танец, который доставляет мне удовольствие. Фаррадей танцевал с Руфью, а леди Александра с Брауном. Ирис сидела одна. Сразу же вслед за этим началось кабаре.
— Тогда давайте ей и займемся. Ирис полагалось какое-то наследство в случае смерти вашей жены?
Джордж раскрыл рот от изумления.
— Дорогой Рейс… не ерундите. Ирис всего-навсего ребенок, школьница.
— Я знал двух школьниц, совершивших убийство.
— Но Ирис! Она так любила Розмари.
— Не кипятитесь, Бартон. Она имела возможность убить Розмари. Я хочу знать, имела ли она для этого причину. Кажется, ваша жена была довольно богатой женщиной. К кому перешли ее деньги — к вам?
— Нет, они перешли к Ирис — на правах опеки. Он дал необходимые разъяснения, которые Рейс внимательно выслушал.
— Забавная ситуация. Богатая сестра и бедная сестра. Тут многие девушки посчитали бы себя ущемленными.
— Но только не Ирис.
— Возможно — но у нее был совершенно определенный мотив. Намотаем это себе на ус. У кого еще могли быть мотивы?
— Ни у кого — абсолютно ни у кого. Уверен, у Розмари не было ни единого врага. Я этим специально занимался… спрашивал… пытался выяснить. Я даже снял дом рядом с Фаррадеями, чтобы…
Он замолчал. Рейс взял свою трубку и начал ее вычищать.
— Мой юный Джордж, не лучше ли будет, если вы мне все подробно расскажете?
— Что вы имеете в виду?
— Вы что-то утаиваете — это и за версту видно. Ваше право охранять репутацию жены… Вы пытаетесь выяснить, была она убита или нет, и если это имеет для вас значение — тогда выкладывайте все начистоту.
Наступило молчание.
— Хорошо, — сдавленным голосом сказал Джордж. — Вы правы.
— У вас есть основания считать, что ваша жена имела любовника, да?
— Да.
— Стефан Фаррадей?
— Не знаю! Клянусь вам, не знаю! Может быть, он, а может быть, и Браун. Поди разберись. Черт побери.
— Скажите, а что вам известно об этом Антони Брауне? Забавно, кажется, я слышал это имя.
— Не знаю о нем ничего. И никто ничего о нем не знает. Симпатичный весельчак — вот и все, что о нем известно. Полагаю, что он американец, но говорит он без акцента.
— Хм, может быть, посольство что-нибудь выяснит? Не предполагаете — какое?
— Нет… нет. Рейс, я должен вам рассказать. Она написала письмо… я… я потом осмотрел промокательную бумагу. Это… Это, бесспорно, любовное письмо. Но там не было имени.
Рейс старательно отвел в сторону глаза.
— Ну что ж, это уже кое о чем говорит. Леди Александра, например, — она бы не потерпела, если бы ее муж завел интригу с вашей женой. У нее нюх на такие дела. Такая женщина при случае и убить может. Подведем итог. Таинственный Браун, Фаррадей и его жена, юная Ирис Марло. А что скажете о другой женщине, о Руфь Лессинг?
— Руфь к этому совсем не имеет отношения. По крайней мере, у нее-то не было никаких оснований.
— Что это за девушка?
— Превосходная девушка, — с энтузиазмом проговорил Джордж. — Практически член семьи. Моя правая рука — никого так высоко не ценю, как ее, и абсолютно ей доверяю.
— Вы любите ее, — произнес Рейс, задумчиво посмотрев на него.